Потому что ночь
Шрифт:
Лукас остается на месте, стоя спиной к двери.
— Заставь меня.
— Я не в настроении играть.
— Очень жаль, потому что я в настроении.
— Тогда иди и найди Монику, — говорю я.
И как только слова слетают с моих губ, я понимаю, что это ошибка.
— Кого? — Его темные брови сходятся вместе. — Ты имеешь в виду человека, у которого я пил прошлой ночью? Того, что на зарплате у Генри?
— Генри действительно платит ей?
— Некоторые готовы продавать свою кровь. — Он смотрит на меня с любопытством. — Ты ревнуешь.
— Я не ревную.
— Нет, ревнуешь. Но все твои эмоции сейчас обострены. И поскольку я твой сир, это нормально — чувствовать влечение ко мне. Обычно я этого не поощряю, но в твоем случае я решил сделать исключение.
— Ха. Нет. Не делай мне одолжений.
— Иди сюда, — приказывает он.
Я чувствую, как у меня в груди все сжалось. Я же просила его не применять ко мне внушение.
— Пошел ты.
Его улыбка больше похожа на клыкастый оскал.
— Сама трахни меня9, трусиха.
— Отлично. Ты открыл для себя мемы. — И я ненавижу себя за то, что спрашиваю, но я действительно хочу знать. — Ты все еще любишь Анну?
— Нет. Конечно, нет. Она была хорошей женщиной. Но она мертва уже более тысячелетия. А теперь иди сюда.
Я качаю головой и собираюсь сделать шаг назад. Но он подается вперед и захватывает проймы на передней части моей майки, включая кружевные бретельки бюстгальтера под ней. Я упираюсь в его твердую грудь и совершенно не могу оттолкнуть его от себя.
— Отпусти меня.
— Нет. Никогда, — непреклонно заявляет он. — Особенно если это не то, чего ты на самом деле хочешь.
— Как будто ты знаешь, чего я хочу. Ты такой…
Внезапно он сдвинул нас и поменял положение. Я прижалась спиной к двери. Как бы мне ни хотелось ударить его коленом по яйцам, он переместил нас так, что его обутые в ботинки ноги оказались между моими. Его тело прижимается к моему от коленей до груди. Все, что я могу сделать, — это толкнуть его в грудь или схватить за руки, но ни то, ни другое ни черта не помогает.
Он утыкается лицом в мою шею и глубоко дышит, заставляя меня дрожать. И я ненавижу свою реакцию на него. Это несправедливо — детское утверждение, но тем не менее оно верно.
— Я такой, что…? — спрашивает он, как можно спокойнее.
— Не знаю. Но если ты снова начнешь говорить о моем запахе…
— Почему ты все время не заканчиваешь предложения? — спрашивает он. — Это говорит о том, что ты не хочешь говорить правду.
Если бы мое сердце еще работало, оно бы колотилось. Я рычу от досады, а этот ублюдок на самом деле смеется. Затем он проводит языком по моей шее. Это не должно меня возбуждать. Но сейчас я — скопление нервов, и каждый из них, черт возьми, возбужден этим придурком. Проклятье. Все это напряжение кипит во мне, подталкивая меня к траху, или борьбе, или я не знаю чему.
Тыльные стороны его пальцев беспокойно двигаются по моей коже, где он все еще держит мою майку и лифчик.
—
— Тебе не нужно об этом думать. Это не имеет к тебе никакого отношения.
— Но ведь тебе этого недостаточно, правда? — спрашивает он. — Тебе нужен я.
— Твое эго просто… святое дерьмо.
— Ты не только хорошо пахнешь, Скай, но и приятна на вкус. Твоя кровь была самой сладкой из всех, что я когда-либо пробовал. Думаю, тебе пора раздеться.
Я нервно рассмеялась.
— Ни в коем случае.
— Почему?
— Ты не хочешь заниматься со мной сексом. Ты сам так сказал. А что случилось с тем, что увлечение новорожденного — это ужасное неудобство и все такое?
— Как уже сказал, я передумал.
— Передумай еще раз. Я подожду.
— Я пытался, знаешь ли, — говорит он. — Я пытался убедить себя, что это увлечение тобой глупо. Но ничего не вышло.
— Прошло всего несколько дней. Постарайся чуточку больше.
— Нет. Злись сколько тебе угодно. Я, без сомнения, самое эгоистичное существо на Земле. Потому что, как бы ни было лучше, я не откажусь от тебя. Когда ты со мной, когда ты рядом, это делает меня счастливым.
Я наморщила нос.
— Что делает?
— Генри объяснил мне, насколько люди одержимы поиском счастья в наше время. Я с удивлением обнаружил, что согласен. Долг, верность… они не часто согревают по ночам. Но ты, моя дорогая Скай, согрела.
Не говоря больше ни слова, он разрывает переднюю часть моей майки пополам прямо посередине. Подушечки его пальцев скользят по кружеву моего бюстгальтера, а большие пальцы ласкают твердые проступающие сквозь него соски. Он прижимается лбом к моему, держа нас так близко, как только возможно. Черт. Это нехорошо.
А еще нехорошо то, как сжалось все внизу живота. Промежность моих трусиков мокрая от желания. Из-за этого трудно вспомнить, как сильно я ненавижу этого человека. По крайней мере, я думаю, что должна?
— Я скучаю по тем временам, когда женщины постоянно носили юбки, — говорит он. — Ты собираешься превратить снятие этих сапог и брюк в хлопоты, не так ли?
— Лукас…
— Ну вот, ты начинаешь мысль и больше ее не заканчиваешь. Это превращается в привычку. — Его руки обхватывают мою грудь. Его твердеющий член прижимается ко мне, заставляя меня извиваться. И не может быть, чтобы он этого не заметил. — У меня к тебе только один вопрос, Скай.
— Какой?
Он обхватывает мою шею сзади и крепко целует меня. Его язык скользит прямо внутрь и захватывает меня. То, как он прижимает свой рот к моему, карает своей интенсивностью. Я ненавижу то, как он проникает прямо в мою голову и освещает мое тело с ног до головы. Никогда в жизни никто не оказывал на меня такого воздействия.
Когда он отступает назад, чтобы оглядеть меня, оценить мою реакцию на него, он самодовольно улыбается. Я презираю то, как он чертовски доволен собой.