Позывной Верити
Шрифт:
И еще больше ужасно постыдных рыданий.
— Вас подбили?
Они все были поражены. Как я узнала позже, не потому, что нас подбили, а из-за того, что мне удалось не упасть в Анже и успешно доставить им пятьсот футов взрывчатки. С того момента они все были крайне добры ко мне. Хоть я и не заслужила. Единственная причина, по которой я не посадила пылающий самолет в Анже, — Джули. Мне никогда бы и в голову не пришло тушить огонь, если бы я не пыталась спасти ей жизнь.
— Боюсь, придется уничтожить ваш самолет, — сказал Пол следом.
Я не сразу поняла, что он имел в виду, особенно если учесть, что я блестяще справилась с разрушением сама.
— Больше нельзя использовать это поле, — сказал он. — Жаль. Однако...
Они застрелили немецкого постового. Не следовало мне этого писать. Но как-то все равно. Потом сожгу. Не могу мыслить здраво,
Они застрелили немецкого постового. Он оказался не в то время не в том месте — проезжал мимо на велосипеде, пока они прокладывали посадочную полосу. Какое-то время он просто наблюдал за происходящим и, как выяснилось, делал заметки, но когда они его заметили, то начал крутить педали что есть сил. Они не могли догнать его бегом, времени, чтоб добраться до своих велосипедов, тоже не было, поэтому англичанин пристрелил его. Вот так просто. Они были довольны образовавшимся велосипедом, но мысль о том, что им куда-то нужно девать тело, ужасала.
Разрушенный Лиззи с выжившим пилотом был даром свыше. Так или иначе, им нужно было уничтожить самолет, чтоб произошедшее было похоже на аварию, а не на запланированную посадку. Поэтому, хотите верьте, хотите нет, они усадили мертвого патрульного в кабину пилота, надев на него мою форму ВВТ. Им пришлось разрезать брюки по боковым швам, чтобы те налезли на бедолагу, но даже так застегнуть их не удалось, поскольку он был гораздо крупнее меня. Все это заняло некоторое время, а я ничем не могла помочь, ошеломленно сидя в стороне в одних трусах, сорочке и наброшенных сверху позаимствованных свитере и пальто. Митрайет — девушка, отдавшая мне свитер — должно быть, мерзла в одной оборчатой блузе под пальто. Они забрали еще и мои ботинки — как же мне было их жаль! Но вся моя форма британского пилота вместе со шлемом и парашютом подлежала уничтожению, за исключением летной сумки. Даже противогаз. За ним я скучать, конечно же, не буду. Все четыре года он только место зря занимал, бесполезно болтаясь на плече подобно бескрылому альбатросу цвета хаки. Не думаю, что помимо тренировок он мне еще когда-то пригодится.
Жаль, что я так и не прошла курсы машинистки — научилась бы стенографии. Я сумела написать все это мельчайшим шрифтом на трех страницах бортового журнала. Если бы еще прочитать можно было.
Подготовка самолета ко взрыву заняла много времени — и много беготни вокруг под бликами лунного света. Думаю, они были достаточно организованы, я же понятия не имела, что происходит, посему не была ни полезной, ни нужной. От беспокойства за Джули разболелась голова, и я задавалась вопросом, почему бы им просто не поджечь самолет и не покончить с этим. Как оказалось, у них было достаточно много оборудования, от которого они хотели избавиться в дополнении к треклятому трупу — полдюжины нерабочих радиоприемников, разобранных на части, плюс несколько устаревших, которыми никто не хотел пользоваться, — они отправили кого-то забрать их из укрытия и, сев на велосипеды, вернулись уже с тачками. Сейчас я прячусь в сарае, который они использовали для укрытия. Его владелец — фермер — выбросил сюда старый граммофон без трубы, сломанную пишущую машинку в картонной коробке, инкубатор для цыплят, наполненный обрывками проводов, слишком коротких, чтобы соединить что-либо — все для того, чтобы сделать вид, что самолет перевозил кучу радио-оборудования! Митрайет, старшая дочь фермера, единственная девушка среди всех них, помимо меня, веселилась, заполняя самолет мусором.
— Onze radios! — бормотала она себе под нос и хихикала. — Onze radios!
Одиннадцать радио. Это была шутка, потому что перевозить одиннадцать радиоприемников за раз — неправдоподобно. Каждый аппарат прикреплен к его радисту, а каждый радист закреплен за определенным кодом, кристаллами и набором частот.
Это озадачит немцев, когда они осмотрят обломки.
Пятьсот футов взрывчатки утащили прочь на повозке, запряженной лошадью. Потребовалось время, чтоб найти все ящики, поскольку несколько выпали из разрушенного фюзеляжа и задней кабины, которую Джули, естественно, оставила открытой. Она отлично справилась, связав большую часть груза. Все это происходило в свете луны, потому что никто не рискнул включать фонари — был установлен комендантский час, и все очень нервничали, — я приземлилась около часа ночи, и еще около часа мы возились, подготавливая Лиззи к уничтожению.
Не могу сказать, что чувствовала себя в безопасности в руках Сопротивления, но они безусловно очень изобретательны. Когда радиоприемники были загружены, а мертвый немец усажен на место, они открыли топливные баки, а поскольку самолет стоял практически вертикально, топливо просто вылилось, осталось лишь использовать немного взрывчатки, чтоб поджечь
Должно быть, было около трех утра, когда мы выбрались с поля, а Лизандер Питера вспыхнул пламенем. Пришлось ехать в одной из телег, так как у меня не было ни брюк, ни обуви — они спрятали меня под той же мешковиной, воняющей гнилым луком и коровами, которую использовали, чтоб накрыть радиоприемники. Далее последовал ряд лестниц с одного чердака на другой в сарай, где я сейчас и нахожусь. Это небольшой тайник прям под пиком крыши. Если подлезть под вершину, можно спокойно сидеть. Меня еще не накрыл приступ клаустрофобии только потому, что большую часть жизни я провела в замкнутых пространствах. Места предостаточно, чтобы растянуться, если лечь. Делаю вид, что это хвост Фокс Мота — здесь так же холодно. Неудобнее всего мыться и стирать — всю воду и тазы передают по лестницам снизу или сверху.
Понятия не имею, что еще можно рассказать об аварии. Меня великодушно одели, накормили и спрятали, потому что понимали — если меня найдут, их всех расстреляют. Я — огромный риск, представляющий опасность для себя и окружающих, наверное, единственная сбитая женщина-пилот Союзных сил за пределами России. Я видела листовки. Вознаграждение в десять тысяч франков за поимку членов Союзных экипажей или парашютистов, «больше при определенных обстоятельствах». «Определенные обстоятельства» определенно включали в себя девицу, которая могла дать Люфтваффе шанс исправить положение вещей с Лунной Эскадрильей КВС.
И вдобавок, что пугало еще больше, я еврейка. Именно поэтому я никому не говорила свое настоящее имя. Я действительно ходила в гимназии при англиканской церкви, нашу еду сложно было назвать кошерной даже по праздникам, а единственным человеком, когда-либо ходившим в синагогу, был Дедуля. Но я все еще Бродэтт. Не думаю, что Гитлер помилует меня, потому что я безбожна.
Лучше об этом не думать. Первые полтора дня я вообще ни о чем старалась не думать. В миг отключившись, я проспала больше двадцати четырех часов, что было только на руку, поскольку в тот день ферму обшаривали немецкие солдаты. Место крушения оцепили на два дня, пока они фотографировали самолет со всех возможных ракурсов, включая воздух, и разбирали обломки. Поле все еще было оцеплено, но, по-видимому, им было тяжело удержать мальчишек-стервятников, охотящихся на сувениры от КВС! Гораздо более опасное хобби во Франции, чем дома.
Я все еще неважно себя чувствую — не из-за аварии, а от того, что пришлось удерживать самолет на одной высоте в течение последнего часа. Каждая мышца на руках горит огнем, начиная от кончиков пальцев до плеч, даже вся спина. Складывается впечатление, что я сражалась с тиграми. На самом деле, я совсем не возражаю против небольшого отдыха — никогда не могла расслабиться полностью даже на выходных. Была б моя воля, спала бы неделю.
Снова засыпаю. Свет попадает внутрь через маленькие дощечки, переплетенные мелкой проволокой, чтобы не впускать голубей. Основа чердака наполовину состоит из дощечек, и если вы достаточно подозрительны, то могли бы заметить, что снаружи их больше, чем изнутри. Это разумный тайник, но ненадежный. Прежде чем уснуть, нужно организовать какое-то место, чтобы прятать эти глупые писульки. Если кто-то прочтет, трибунал будет меньшей из моих проблем.
Хочу, чтобы Джули вернулась.
Провела весь день (Чт, 14 окт) на молотилке в амбаре, пытаясь научится стрелять из Кольта тридцать второго калибра. Веселуха. Митрайет и несколько ее дружков стояли на страже, пока Пол давал урок. Револьвер входил в набор обмундирования УСО, но у него был покрупнее — тридцать восьмой Кольт, — подобранный у мертвого солдата, и все они думали, что мне нужен такой, поскольку у меня не было больше ничего, что помогло бы мне скрыться — ни документов, ни знания французского. Для Пола же я была очередным агентом УСО, которого нужно было быстро обучить — понятия не имею, как так получилось, но вот она я, учусь владеть техникой «двойного нажатия» УСО. Дважды быстро стреляешь, когда выдается возможность — и не приходится брать никаких пленных. Я хороший стрелок. Думаю, я нашла бы это занятие более увлекательным, если бы не много шума и блуждающие повсюду руки Пола. Теперь я его вспомнила — тот перелет над Англией. Его ладонь у меня на бедре, прямо в небе. Тьфу. Митрайет говорит, что такая участь постигла не только меня — он цепляется к каждой женщине младше сорока, которая оказывается в пределах досягаемости его рук. Не знаю, как Джули терпит подобное и даже поощряет в рамках работы. Возможно, это доставляет ей больше удовольствия, чем мне? Нет, думаю, она просто смелее меня в этом плане, как и в любом другом в принципе.