Правда о Портъ-Артуре Часть I
Шрифт:
Последній разъ я его виделъ въ госпитале въ Шанхае медленно поправлявшимся.
Въ беседе со мной по поводу гибели "Буракова" и "Боевого", командиръ второго лейтенантъ баронъ Кассинскій говорилъ, что все эти совершенно безсмысленныя посылки миноносцевъ въ ночныя дежурства не имели ровно никакого существеннаго значенія и, кроме утомленія людей и гибели миноносцевъ, ничего не приносили.
Гибель этихъ миноносцевъ произошла при следующихъ обстоятельствахъ.
Оба они съ вечера пришли на дежурство въ бухту Тахэ. Съ полуночи началъ сгущаться туманъ и настолько сильно,
Завязалась перестрелка, при чемъ непріятель стрелялъ холостыми зарядами. Подъ шумокъ этой перестрелки, вызвавшей недоуменіе экипажей, т. к. явилось основаніе предположить – не свои ли это, т. к. "опознательныхъ" черезъ молочную пелену разобрать было нельзя – японцы подъ прикрытіемъ тумана пустили въ атаку свои маленькіе минные катера.
Не успели наши опомниться, какъ чуть не въ упоръ пущенныя мины прекратили существованіе двухъ лучшихъ миноносцевъ; едва удалось спасти команду.
Гибель "Буракова", за которымъ успела уже упрочиться слава, удручающе подействовала на всехъ. Пессимисты начали, конечно, неистовствовать, предрешая участь Артура.
Въ этотъ день не было даже музыки на "этажерке",- такъ называли артурцы скверъ противъ дома Наместника. Музыка привлекала сюда много гуляющихъ. Это было единственнымъ въ Артуре развлеченіемъ, где собиралось все общество.
Кроме "этажерки", музыка еще играла въ саду Квантунскаго экипажа, где жены морскихъ офицеровъ играли въ мячъ.
Иногда она играла въ городскомъ саду Новаго города.
По воскресеніямъ и средамъ, по распоряженію коменданта, оркестры играли у госпиталей и лазаретовъ.
Мера эта была вполне целесообразной. Музыка прекрасно действовала на выздоравливающихъ. Посещая въ это время больныхъ, я всегда наблюдалъ среди нихъ полное оживленіе.
Незадолго передъ решительнымъ боемъ на Зеленыхъ горахъ наши охотники начали приносить подбрасываемыя японцами прокламаціи, написанныя довольно плохимъ русскимъ языкомъ.
Всемъ намъ показалось это подозрительнымъ: ужъ не готовятся ли они перейти въ наступленіе?
Положимъ, давно можно было ожидать, что японцы начнутъ шевелиться: почти месяцъ они не проявляли признаковъ жизни.
Если бывали легкія столкновенія, завязываемыя нашими охотничьими командами, они обыкновенно оканчивались сущими пустяками и положительныхъ результатовъ не давали. Мы попрежнему ничего не знали, и поэтому не могли составить себе даже приблизительнаго представленія о томъ, что творится въ расположеніи противника, въ какихъ силахъ онъ сосредоточивается, сколько у него орудій, где они расположены.
Всегда получались разноречивыя и сбивчивыя донесенія начальниковъ охотничьихъ командъ.
Бывало явится утромъ съ разведки офицеръ,
Кажется, все ясно. Но беда бывала въ томъ, что явится другой и тоже обстоятельно докладываетъ, но по его чертежамъ и устнымъ поясненіямъ выходитъ совсемъ другое.
Для начальника отряда ставился на разрешеніе довольно трудный вопросъ.
Начальникъ отряда, помимо своихъ прямыхъ обязанностей, долженъ былъ решить, где истина.
Найти ее было, конечно, очень трудно, и начальникъ штаба безцеремонно самъ разрешалъ этотъ сложный вопросъ. Бралъ среднее изъ 2-хъ донесеній, склоняясь на сторону того изъ офицеровъ, который, по личному его мненію, заслуживалъ более доверія, и въ этомъ, уже переработанномъ виде, донесеніе о расположеніи силъ противника шло дальше.
Однажды утромъ одинъ изъ офицеровъ доставилъ въ штабъ отряда экземпляръ японской прокламаціи.
Это совпало съ полученіемъ известія, что владивостокскіе крейсера потопили несколько японскихъ транспортовъ, въ томъ числе и транспортъ, нагруженный осадными орудіями, предназначенными для Артура.
Хотя скептики не придавали этому особенной веры, но ликованіе, темъ не менее, было общее. Еще бы! Артуръ на долгое время, а можетъ быть и совсемъ избавленъ отъ удовольствія подвергнуться бомбардировке изъ осадныхъ орудій.
Штабъ раіона немедленно составилъ прокламаціи, отлитографировалъ ихъ и отправилъ къ японцамъ.
Но по неведомымъ для меня причинамъ прокламаціи были составлены не на японскомъ, а на русскомъ языке, хотя въ распоряженіи штаба раіона было два студента изъ института восточныхъ языковъ, владевшихъ японскимъ и китайскимъ языками.
Я до сихъ поръ не могу понять, почему оне были напечатаны на русскомъ языке.
Положимъ, мы уже знали, что въ японской арміи русскій языкъ очень распространенъ, но не все же японцы его знали.
Во всякомъ случае, имъ было бы легче прочесть прокламацію на родномъ языке.
Наша прокламація гласила следующее: – "Вашъ осадный паркъ потопленъ русскими крейсерами. Паркъ этотъ назначался для Артура. Это верно и сообщается вамъ для сведенія.
"Маршалъ Ояма, назначенный заблаговременно вице-королемъ Манчжуріи, также потопленъ вместе со своимъ штабомъ. Кроме того, потоплено еще два транспорта".
Радостное известіе оказалось вымысломъ, и я воображаю, какъ хохотали японцы, читая наше извещеніе.
Насколько я успелъ узнать порядки японской арміи въ мою бытность въ Японіи – я уверенъ, что были приняты все меры и, конечно, очень быстро, чтобы не ложно офиціальнымъ, а правдиво офиціальнымъ языкомъ поставить армію въ известность, что въ действительности произошло съ транспортами.
Кроме того, при общей въ Японіи грамотности, при обиліи писемъ, которыми наводнялась армія, массе получаемыхъ газетъ, постоянныхъ офиціальныхъ сообщеній, отсутствіи тактики надувательства правительствомъ всехъ и каждаго – армія давно бы была поставлена въ полную известность о такомъ крупномъ несчастіи и, конечно, несравненно ранее узнала бы о немъ, чемъ мы, отрезанные отъ всего міра.