Правда о Порт-Артуре. Часть II
Шрифт:
— Ваше превосходительство, мы сегодня куда отправимся?
— Сегодня на Опасную гору, я оттуда буду руководить боемъ. Генерала Кондратенко я отправилъ на западный фронтъ.
Вотъ никакъ не могу ухать, телефонъ не отпускаетъ, трезвонитъ безъ конца.
Началось! Ну, и задаютъ же намъ японцы. Слышите, какой они огонь раздули.
Получилось донесеніе полицмейстера. Сообщаетъ,
— Э-э-э! это только пустяки. Впереди много еще жертвъ. Не убивайтесь.
— Да, но если бьютъ на позиціи, на фортахъ, батареяхъ, это понятно, но вдь блокада только, только что началась, а артиллерія перешла уже на пораженіе центра крпости, разрушаетъ госпиталя. Что же будетъ дальше? Что будетъ, когда противникъ, постепенно придвигая батареи, будетъ поражать все самое цнное, съ нашей эскадрой во глав?
— Все будетъ разрушаться, а люди умирать — преспокойно отвтилъ Смирновъ.
— Но позвольте, ваше превосходитедьство, мн что-то непонятно. Какъ же это такъ? Не усплъ противникъ обложить крпость, а первые выстрлы поражаютъ не только центръ, но даже прострливаютъ крпость насквозь.
Вдь, собственно говоря, осада и оборона лишь въ начал первой стадіи своего развитія. То, что происходитъ сейчасъ, то, что мы сейчасъ видимъ и слышимъ, могло произойти лишь посл того, когда бы мы остались лишь за центральной оградой, а все остальное было уже потеряно. Я говорю, конечно, о центральной оград въ прямомъ смысл, а не о нашей центральной оград.
— Да, положеніе города довольно непріятное, но не нужно падать духомъ. Будемъ защищаться. Будемъ искупать вс вмст чужіе грхи. А тамъ — что будетъ, то будетъ. Наше дло теперь защищать, а не разсуждать.
— Я вполн съ вами согласенъ, ваше превосходительство, но сердце сжимается, когда подумаешь, что раненые уже съ самаго начала осады находятся въ сфер орудійнаго огня, и нтъ имъ нигд спасенія.
О здоровыхъ я не говорю.
— Ну-съ, нужно собираться.
Гаммеръ идетъ. Э! да я вижу — нервничать начинаете, о жалости сердце заговорило, когда крпость нужно отстоять. Вотъ какъ я васъ разъ десять протаскаю подъ дйствительнымъ огнемъ, тамъ впереди — живо нервы успокоятся…
Въ это время грохнула Золотая гора, противникъ давно уже ее обстрливалъ. Вышли на балконъ.
— …Да, такъ вотъ нервы у васъ и успокоятся. На войн нтъ жалости, и тотъ военачальникъ не военачальникъ, который гд нужно жалетъ людей. Здсь вс мы не больше, какъ пшки. Мн жалко зарзать цынленка, но я смотрю и долженъ смотрть покойно на раненаго и послать въ критическую минуту тысячи на врную смерть…
Въ это время раздался еще выстрлъ съ Золотой; не прошло нсколькихъ секундъ, какъ высоко, высоко наверху что-то зашумло. Все громче, громче, словно громоздкая карета мчалась сверху по плохо мощеной улиц, съ сопровождающимъ все увеличивающимся гуломъ — затмъ что-то сверкнуло, ударилось въ землю и засыпало всхъ насъ землей и гравіемъ, запорошило глаза.
— Счастливо! Пойдемъ посмотримъ, здоровый осколчище, сказалъ Смирновъ.
Оказалось, что это половина преждевременно
Это уже былъ не первый случай преждевременныхъ разрывовъ съ Золотой горы.
Чугунныя бомбы 11" мортиръ Золотой горы были такъ хитро устроены, что большинство изъ нихъ рвалось не въ расположеніи противника, а то надъ городомъ, то надъ оборонительной линіей.
— Чортъ возьми, этого еще не доставало. Мало намъ японцы подсыпаютъ, а тутъ еще свои задаютъ. Положимъ, это хорошо, меньше лодырей въ госпиталя будетъ шляться. Нехорошо на фронт, да несладко и въ город. Какъ узнаютъ, что въ город мало чмъ лучше, не будутъ особенно стремиться въ госпиталя.
Выхали на Опасную гору.
Прозжая казармами 10 полка, я былъ удивленъ при вид массы парадныхъ офицеровъ. Что такое? Оказалось, что стоявшій въ резерв 14-ый полкъ (Савицкій) праздновалъ свой полковой праздникъ.
На фронт шелъ ожесточенный огонь.
Подъзжая къ Опасной, попали подъ шрапнельный огонь. Комендантъ, обернувшись ко мн, со смхомъ сказалъ:
— Вотъ это лучше всего успокоитъ ваши нервы.
На гор уже ожидали полковники Рашевскій и Некрашевичъ-Покладъ.
Рашевскій подробно доложилъ о состояніи работъ. Некрашевичъ-Покладъ торжественно молчалъ.
Возвращаясь назадъ той же дорогой — я былъ непріятно пораженъ весельемъ, которое царило въ 14 полку. Музыка, "ура" — все это такъ мало гармонировало съ грохотомъ орудійной канонады.
Увидвъ слдовавшаго мимо казармъ коменданта, выбжало нсколько офицеровъ съ приглашеніемъ раздлить трапезу.
Комендантъ, получившій приглашеніе еще наканун, уклонился отъ торжества за недостаткомъ времени и серьезностью окружающей обстановки…
Часовъ около 2 получилось по телефону отъ Кондратенко извстіе, что окопы внизу Угловой оставлены.
— Ну скажите, нельзя держаться! Пріучили бгать — теперь извольте съ ними справляться! Если жалть людей, нужно сдать крпость. Пусть мн укажутъ способъ защиты безъ траты людей.
Скверное, гнетущее чувство овладло мной. Отстоимъ ли Артуръ? Нужно держаться по крайней мр до 1 октября: раньше помощи не будетъ, да къ этому времени подойдетъ и эскадра.
Падетъ Артуръ — какой это будетъ ударъ для національнаго самолюбія!
Въ 4 часа пополудни канонада увеличилась до невроятнаго.
Весь фронтъ дымитъ.
Начало смеркаться. Вдругъ надъ арсеналомъ взвилось огромное пламя, временами заволакиваемое густымъ чернымъ дымомъ. Пламя растетъ и распространяется все шире и выше: загорлся арсеналъ. Сумерки сгустились. Въ сторон пожарища слышится непрерывный трескъ рвущихся патроновъ. Зарево освщаетъ склоны Перепелиной, дома и кружныя горы.
Противникъ сосредоточилъ на пожарищ сильный огонь бомбъ и шрапнели. Гремитъ кругомъ, везд и всюду; надъ огромнымъ костромъ рвется шрапнель; грохочутъ взрывы бомбъ подъ аккомпаниментъ взрывающихся патроновъ.