Предатель. Я тебе отомщу
Шрифт:
Но я отворачиваюсь, бью его по плечам, по груди, ногти царапают его кожу, но силы не равны.
– Ты мне отвратителен, отвали, тварь! – ору, и голос мой тонет в панике, горячей, удушающей, что захлёстывает меня, как волна.
Задыхаюсь, ноги дрожат, и страх — липкий, едкий — сжимает горло, потому что он не человек сейчас, а чудовище, одержимое, слепое, готовое раздавить меня, лишь бы я осталась с ним. Вот о чем говорила его мать, вот, что с ним стало… Как я вообще могла любить этого подонка?! Что он… что он собирается сделать? Насильно заставить
В момент, когда паника и отчаяние окочантельно охватило меня, а слезы уже застилали глаза, меня вдруг откинуло от Артема.
Это Игорь. Он появился, словно из тени, как молния, быстрый, резкий, лицо тёмное от ярости. Одним рывком хватает Артёма за воротник, грязная рубашка трещит в его руках, и оттаскивает его от меня с силой.
Кулак Игоря летит в лицо пока еще моего мужа — глухой удар, хруст кости, кровь брызжет из его носа, тёмная, густая, пачкает его рубашку, капает на мокрый асфальт. Артём отшатывается, спотыкается, чуть не падает, хватает ртом воздух, глаза его горят, налитые, бешеные.
– Ты не слышал, что она сказала, недоумок? – рычит Игорь, голос его твёрдый, холодный, как сталь, режет воздух, и он делает шаг вперёд, сжимая кулаки, грудь вздымается от гнева. – Руки от нее свои гнилые убрал и не смей прикасаться больше, – продолжает он, и слова его бьют, острые, точные, как ножи, вонзаются в Артёма, и я вижу, как тот напрягается, лицо его кривится.
Артём вытирает кровь рукавом, размазывает её по щеке, и выпрямляется, шатаясь, глаза его сужаются, голос хрипит, низкий, злой:
– Ты вообще кто такой, чтобы мне указывать? Ты, сука, думаешь, что круче меня? – орет он, и шагает к Игорю. – Я её муж, она моя, а ты — жалкий выскочка, который думает, что может отжать мой бизнес и мою женщину! Я тебя размажу, Сергеев, ты труп! – кричит он, и бросается на Игоря, но тот уворачивается, хватает его за шею, прижимает к стене, локоть вдавливает ему в горло.
– Какой бизнес? – шипит Игорь, лицо в сантиметре от Артёма, голос дрожит от ярости, но он держит контроль. – Ты его уже просрал, Морозов, вместе со своей жизнью! Думать надо мозгами, а не дружком в штанах. Отвали от Насти, по-хорошему, пока я не сделал чего похуже. Не только жены лишишься, но и дома своего сраного, – рявкает он, и отталкивает Артёма так, что тот падает на колени, кашляет, хватаясь за горло.
Я стою, прижавшись к стене, дрожу, ноги подгибаются, мокрые волосы липнут к лицу, и паника всё ещё гудит в ушах, горячая, липкая. Сердце колотится, как барабан, я задыхаюсь, глядя на эту сцену — Артём на коленях, Игорь над ним, воздух трещит от напряжения.
Как-то пропустила мимо внимания, что на улице начинают толпиться люди. Где они были минутой назад? Они кричат, кто-то достаёт телефон, снимает, голоса сливаются в гул, охрана у входа уже бежит к нам, ботинки стучат по асфальту, но Артём поднимает руки, шатаясь встаёт, вытирает кровь тыльной стороной ладони.
– Всё нормально, мужики, мы просто дурачились, – хрипит он, голос ломкий, и машет рукой, отмахиваясь от вопросов,
– Вы в порядке, девушка? – охранник обращается ко мне.
Меня до сих пор потряхивает от прикосновений Артёма. Нещадно хочется отмыться от них.
Но нет. Не сейчас. Я не могу поднимать шум, иначе суд пересут и наш развод затянется. Мне это не на руку, в отличии от слетевшего с катушек Артёма. Я хочу покончить здесь и сейчас.
– Да, все в порядке.
Игорь фыркает. А охранник хмурится, но кивает, отходит, уводя за собой Артёма.
– Может мне все-таки пойти с тобой? – предлагает Игорь, смотря тем в спину.
– Нет. Я… не хочу, чтобы у тебя были проблемы, – проговариваю дрожащим голосом, а затем поднимаю на него взгляд и слабо улыбаюсь. – Я скоро вернусь.
Игорь сводит брови у переносицы, но не спорит. Он явно еще не остыл после стычки с Артёмом. Никогда бы не подумала, что мой спокойный и сдержанный босс способен так выходить из себя. И из-за кого? Из-за меня?
Это что-то новенькое.
В зале суда воздух тяжёлый, влажный от дождя, что просочился с улицы, и пахнет пылью, старым деревом, напряжением. Я сижу на скамье, руки сжаты на коленях, пальцы впиваются в ладони, ногти оставляют красные следы, но я не чувствую боли — всё внутри гудит, как рой ос, после той сцены у входа. Глаза прикованы к столу передо мной, к тёмным разводам на полировке, и я считаю их, лишь бы не смотреть вперёд, не видеть его.
Артём сидит через несколько рядов, я слышу его дыхание — хриплое, прерывистое, с присвистом после произошедшей драки. Он проиграл там, на улице, и я знаю, что он проиграет здесь, но это не приносит радости — только холод, что сковывает грудь.
У Артёма, можно сказать, практически нет защиты — только молодой юрист, тощий парень в мятом костюме, с тонкой папкой бумаг, что дрожит в его руках. Он встаёт, голос его ломается, заикается, слова падают, как камни в пустоту:
– М-м-мы п-п-просим… отсрочку… – бормочет он, и папка выскальзывает из его пальцев, листы разлетаются по полу, шуршат, как сухие листья, он бросается их собирать, спотыкается о стул, лицо краснеет, пот блестит на лбу.
Артём шипит что-то сквозь зубы, я слышу его голос — низкий, злой, — но не разбираю слов, и не хочу. Наверняка, ничего цензурного. Он стучит кулаком по столу, тихо, но резко, и я чувствую его взгляд — горячий, липкий, как смола, что тянет меня вниз.
Мой адвокат, Мария Евгеньевна, сидит рядом, спокойная, уверенная, как скала в этом хаосе. Её голос ровный, твёрдый, когда она говорит:
– Моя подзащитная не претендует на имущество, только на расторжение брака. Все документы в порядке, – и кладёт перед судьёй папку, толстую, аккуратную, каждый лист на своём месте.
Судья — женщина в чёрной мантии, с усталыми глазами — кивает, листает бумаги, и я слышу, как шуршат страницы, как тикают часы на стене, громче, чем должны.
Она зачитывает решение, голос её сухой, монотонный: