Предшественники Шекспира

Стороженко Николай Ильич

Первый еврей. Увы, мой лордъ! Большая часть изъ насъ — бдные люди.

Комендантъ. Тогда пусть богатые заплатятъ больше.

Барасъ. Позвольте васъ спросить, справедливо-ли заставлять иностранцевъ платить вашу дань?

Второй рыцарь. Разв иностранцы не здсь пріобрли свои богатства? А если здсь, то они должны вмст съ нами участвовать въ уплат дани.

Барабасъ. Какъ? платить поровну съ вами?

Комендантъ. Вотъ чего захотлъ, жидъ; нтъ, вы должны платить, какъ неврные, потому что мы, щадя вашу, проклятую небомъ, жизнь, навлекли на себя это несчастіе. Вслдствіе чего мы ршили… Секретарь, прочтите статьи нашего декрета.

Секретарь (читаетъ). Во-первыхъ: дань, слдуемая туркамъ, должна быть взыскана съ жидовъ; каждый

изъ нихъ долженъ внести сумму, равную половин его имущества.

Барабасъ. Что я слышу? Половину всего имущества? (Въ сторону). Надюсь, что тутъ идетъ дло не о моемъ имуществ.

Комендантъ. Читайте дальше.

Секретарь. Во-вторыхъ — всякій, отказывающійся платить, долженъ принять христіанскую вру.

Барабасъ. Какъ? Сдлаться христіаниномъ? (Въ сторону). Что тутъ длать?

Секретарь. Всякій же, отказывающійся креститься, лишается всего состоянія.

Евреи. Мы даемъ половину.

Барабасъ. О презрнныя созданія! Вы — не евреи. Неужели вы униженно согласитесь допустить ихъ распоряжаться вашимъ имуществомъ?

Комендантъ. Ну что, Барабасъ, ты хочешь креститься?

Барабась. Не имю пока этого желанія.

Комендантъ. Въ такомъ случа отдавай половину своего состоянія?

Барабасъ. Знаете-ли вы, чего вы отъ меня требуете? Вдь половина моего состоянія равняется богатству цлаго города. Мое состояніе, г. комендантъ, не легко досталось мн, чтобъ я могъ такъ скоро разстаться съ нимъ.

Комендантъ. Половина твоего состоянія — это пеня, наложенная на тебя въ силу нашего декрета; если ты не заплатишь ее, мы возьмемъ все.

Барабасъ. Corpo di Dio! Вы получите половину; я согласенъ заплатить, наравн съ моими братьями.

Комендантъ. Нтъ, жидъ, теперь ужъ поздно. Ты возражалъ противъ нашего декрета, и теперь не имешь права ссылаться на него.

Барабасъ. Что же вы хотите совсмъ ограбить меня? Разв воровство есть основаніе вашей религіи?

Комендантъ. Нтъ, жидъ; мы беремъ только твое имущество, чтобъ спасти отъ раззоренія массу народа. Пусть лучше одинъ пострадаетъ для общаго блага, нежели вс погибнутъ ради одного. Впрочемъ, Барабасъ, мы не изгоняемъ тебя изъ нашего города; оставайся здсь, и если можешь, наживи еще больше.

Барабасъ. Христіане, изъ чего же я могу нажить? Изъ ничего не будетъ ничего.

Первый рыцарь. Вдь прежде же изъ ничего ты нажилъ маленькую сумму, изъ маленькой — большую и т. д. Если же проклятіе лежащее на вашемъ племени обрушилось на твою голову и сдлало тебя презираемымъ всми бднякомъ, то обвиняй въ этомъ не насъ, а свой прирожденный грхъ.

Барабасъ. Зачмъ подкрпляете вы авторитетомъ Св. Писанія ваши несправедливости? Отнимите у меня мое состояніе, но по крайней мр избавьте меня отъ вашихъ наставленій. Я очень хорошо знаю, что есть нечестивые евреи, равно какъ есть и порочные христіане, но если даже племя, къ которому я принадлежу, разсяно по міру за свой грхъ, то разв я отвчаю за грхи моего народа? Человкъ, ведущій дла свои честно, иметъ право жить, а кто изъ васъ можетъ укорить меня въ противномъ?

Комендантъ. Вонъ отсюда, презрнная тварь! Стыдись оправдывать себя такимъ образомъ. Разв намъ неизвстна твоя профессія? Если же ты увренъ въ своей правот, то имй терпніе и ты скоро опять разбогатешь. Чрезмрное богатство пораждаетъ любостяжаніе, а любостяжаніе, о, это ужасный грхъ!

Барабасъ. Я думаю, воровство еще ужасне. Слушайте же, рыцари: не отнимайте у меня, моего имущества, потому что это будетъ чистое воровство; а если вы меня обворуете, я тоже принуженъ буду воровать и еще больше копить.

Первый рыцарь. Почтенный комендантъ, не слушайте его жалобъ, а лучше прикажите взять его домъ подъ монастырь. Въ немъ можно будетъ помстить много святыхъ отшельницъ.

Комендантъ. Пусть будетъ такъ.

Барабасъ уходитъ изъ сената съ сердцемъ подавленнымъ горемъ и безсильной злобой. Онъ холодно выслушиваетъ утшенія своихъ соотечественниковъ, приводящихъ ему въ примръ Іова и убждающихъ его терпливо переносить свое несчастіе. "Вы — говоритъ они имъ — сами не были никогда богаты, и потому вамъ не понять моего горя. Я похожъ на полководца, у котораго вс солдаты убиты, самъ онъ обезоруженъ и не видитъ никакихъ средствъ къ спасенію. Оставьте меня одного горевать на свобод и повторять въ припадк ярости: великія обиды не такъ-то легко забываются". — И потомъ, когда они удаляются, Барабасъ произноситъ имъ вслдъ: "неужели эти люди въ самомъ дл считаютъ меня кускомъ глины, способной превратиться въ грязь отъ одной капли

воды. Нтъ, Барабасъ рожденъ для лучшей участи и созданъ не изъ такого хрупкаго матеріала, какъ другіе люди". На пути къ дому Барабасъ встрчаетъ дочь свою, Абигайль. Она шла къ отцу, чтобъ извстить его о томъ, что ихъ домъ уже занятъ подъ монастырь, и они лишены крова. Едва дочь успла выговорить эту страшную новость, какъ изъ груди Барабаса вырвался вопль скорби и отчаянія; въ этомъ дом, подъ половицею одной изъ верхнихъ комнатъ, предусмотрительный Барабасъ скрылъ нсколько мшковъ съ золотомъ и драгоцнными каменьями. Теперь все это можетъ попасть въ руки христіанъ — и тогда прости мщеніе, ибо что можетъ предпринять нищій, парія, противъ могущественнаго коменданта и его сообщниковъ? Но тутъ-то и сказывается вся энергія этой необыкновенной натуры. Чмъ тяжеле обрушивается на нее несчастіе, тмъ эластичне она выпрямляется, тмъ скоре она сосредоточивается въ самой себ, въ сознаніи своей несокрушимой силы. На зло преслдующей судьб, Барабасъ хочетъ жить, хотя бы для того, чтобъ жестоко отомстить врагамъ своимъ. "Несправедливое небо, чмъ я заслужилъ эту кару? А вы, злосчастныя звзды, знающія, какъ я нетерпливо переношу всякое несчастіе, зачмъ вы преслдуете меня? Неужели вы думаете, что я до того обезумлъ, что повшусь съ горя или просто исчезну съ лица земли, не оставивъ никакихъ слдовъ своего существованія? Нтъ, я буду жить; мн еще не опротивла жизнь и такъ какъ вы меня бросили въ океанъ одного, предоставивъ мн полную свободу утонуть или плыть, то я употреблю вс мои силы, чтобъ не утонуть". Онъ тотчасъ же придумываетъ планъ возвращенія своихъ сокровищъ: убждаетъ дочь притвориться желающей принять христіанскую вру и поступить въ монастырь, учреждаемый въ ихъ бывшемъ дом, потомъ научаетъ ее, какъ отыскать мшки, какъ передать ихъ ему. Посл нкотораго колебанія, въ которомъ иметъ случай выказаться ея благородная натура, она изъ любви къ отцу соглашается на все. Абигайль обращается въ христіанство, поступаетъ въ монастырь и проситъ позволенія у аббатиссы занять ту же комнату, которую она прежде занимала. Аббатисса охотно соглашается на ея просьбу. Абигайль отыскиваетъ скрытыя сокровища и выжидаетъ удобной минуты, чтобъ передать ихъ отцу. Самый пламенный любовникъ едва-ли шелъ на заране условленное свиданіе съ такимъ замираніемъ сердца, съ какимъ старый Барабасъ подкрадывался ночью къ завтному балкону, откуда дочь должна была выбросить ему драгоцнные мшки.*

Барабасъ. Подобно зловщему ворону, чье хриплое карканье предвщаетъ смерть больному, чьи черныя крылья отряхаютъ съ себя заразу въ безмолвномъ сумрак ночи, идетъ бдный Барабасъ, измученный и разбитый, проклиная ненавистныхъ христіанъ. Измнчивыя радости быстротекущаго времени умчались, погрузивъ меня въ отчаяніе, и отъ моихъ прежнихъ богатствъ осталось одно воспоминаніе….. О Ты, что нкогда въ столп огненномъ велъ дтей Израиля по мрачнымъ пустынямъ, освти путь потомку Авраама, направь въ эту ночь руку моей Абигайли и затмъ преврати день въ вчную ночь. Сонъ бжитъ отъ моихъ бодрствующихъ очей, нтъ покоя моимъ взволнованнымъ мыслямъ, пока я не получу отвта отъ моей Абигайли." Но вотъ на балкон показалась Абигайль. Перекинувшись нсколькими словами съ отцомъ, она бросаетъ ему подъ ноги мшки, и исчезаетъ какъ привидніе. Въ порыв восторга, Барабасъ начинаетъ цловать свои сокровища и благословляетъ руку, возвратившую ему ихъ. "О моя дочь, мое золото, мое счастье, мое блаженство! Твердыня моей души и смерть враговъ моихъ! Привтствую тебя, виновница моего счастья! Для полноты блаженства мн недостаетъ только тебя, но я тебя выручу отсюда, непремнно выручу". "Теперь, продолжаетъ онъ, Фебъ, открой рсницы дня, и вмсто ворона разбуди жаворонка, чтобы я могъ, подобно ему, рять въ утреннемъ воздух и пть надъ моими сокровищами туже радостную пснь, которую онъ поетъ надъ своими птенцами". Сдлавшись съ помощью возвращенныхъ сокровищъ почти такимъ же богачемъ, какимъ онъ былъ прежде, Барабасъ не оставилъ однако своего намренія отомстить христіанамъ и въ особенности коменданту Мальты; напротивъ того, мщеніе длается съ этихъ поръ idee fixe его жизни. "Я не изъ кодна левіина, говоритъ онъ, и не такъ то скоро забываю обиды. Мы евреи, можемъ ласкаться, какъ собаки, но когда разсердимся, съумемъ также больно укусить". Онъ покупаетъ домъ, великолпіемъ своимъ не уступающій дому коменданта, возвращаетъ изъ монастыря дочь и на этотъ разъ снова длаетъ ее слпымъ орудіемъ своихъ черныхъ замы словъ. Дло въ томъ, что сынъ коменданта, донъ Лодовико, влюбленъ въ Абигайль, которая съ своей стороны чувствуетъ склонность къ другу его, донъ Матіасу, и взаимно любима имъ. Барабасъ знаетъ это, нарочно зазываетъ къ себ донъ Лодовико и умоляетъ дочь быть съ нимъ какъ можно любезне. "Поступай съ нимъ, какъ съ филистимляниномъ, притворяйся, лги, объясняйся ему въ любви — вдь онъ не изъ племени авраамова".

Абигайль. Поврь отецъ, что ради тебя и ради его самого, я буду съ нимъ ласкова.

Барабасъ. Нтъ, этого мало. Дочь, слушай меня: кокетничай съ нимъ, цалуй его, словомъ поступай такъ, чтобы онъ теб сегодня же сдлалъ предложеніе.

Абигайлъ. Но, отецъ, вдь я люблю донъ-Матіаса.

Барабасъ. Я знаю это и однакоже умоляю тебя полюбезничать съ нимъ. Пожалуйста сдлай такъ; для меня это очень нужно.