Превосходство Борна (др. перевод)

Ладлэм Роберт

— О, так вы говорите по-китайски! — Военный оторвал удивленно глаза от записки.

— А как же иначе? Ведь на этом языке говорит генерал Лян.

— Я не понимаю, почему вы сердитесь…

— Зато, возможно, вы скоро поймете, почему сердится генерал Лян, — прервал его Борн.

— Я не знаю генерала Ляна, сэр: генералов так много. Вы недовольны обслуживанием?

— Я недоволен теми идиотами, которые сказали мне, что экскурсия рассчитана на три часа, тогда как на самом деле она длилась пять часов. Если я не попаду на эту встречу только из-за того, что кто-то оказался недостаточно компетентен, то несколько членов комиссии, включая одного весьма влиятельного генерала Китайской Народной Армии, которому прямо не терпится заключить соглашение с Францией

о военных поставках в Китай, будут очень расстроены. — Джейсон помолчал, поднимая руку, потом проговорил быстро, но уже более спокойным тоном: — Однако, если мне удастся добраться до места вовремя, я, несомненно, сообщу им, кто мне помог, — понятно, назвав его имя.

— Я помогу вам, сэр! — воскликнул молодой офицер с загоревшимся взором. — Этот автобус не поворотливей захворавшего кита и протащится более часа, если, конечно, его жалкий водитель не собьется с дороги. У меня в распоряжении есть транспорт получше и к тому же имеется прекрасный шофер, который вмиг доставит вас, куда пожелаете. Я бы отвез вас сам, но мне не положено покидать пост.

— Я расскажу генералу о вашей верности долгу.

— Это у меня в крови, сэр! Мое имя…

— Да-да, я должен знать, как вас зовут. Напишите свое имя на этом листочке бумаги.

Прикрыв лицо сложенной вдвое газетой с отогнутым левым краем, что позволяло ему следить за входом, Борн сидел в наполненном суетой холле восточного крыла отеля «Бэйдцзин» и терпеливо ждал появления парижанина Жан-Луи Ардиссона. Джейсону не составило труда узнать его имя. Двадцать минут назад он подошел к стойке бюро по организации экскурсионного обслуживания и обратился к женщине на чистейшем китайском языке:

— Простите за беспокойство, но я, старший переводчик всех французских делегаций, имеющих дело с государственными промышленными предприятиями, боюсь, что потерял одну из своих заблудших овец.

— Вы, должно быть, прекрасный переводчик: ваш китайский просто превосходен, — но что же приключилось-таки с вашей… заблудшей овцой? — Женщина позволила себе в конце фразы короткий смешок.

— Точно не знаю. Мы с моим клиентом пили кофе в кафетерии и только собирались обсудить в деталях программу его визита, как он, посмотрев вдруг на часы, сказал, что позвонит мне попозже. Он поехал с одной из пятичасовых экскурсий и, очевидно, опоздал. Мне очень неудобно, но я знаю, что происходит, когда люди в первый раз попадают в Пекин: они бывают буквально ошеломлены увиденным.

— Верно, — согласилась женщина. — Но что мы можем для вас сделать?

— Мне необходимо знать точное написание его фамилии, есть ли у него второе имя и имя, данное при крещении… Все это требуется для документов, которые я заполняю за него.

— Но как мы можем вам помочь?

— Он забыл это в кафетерии. — Джейсон показал персональную карточку французского бизнесмена. — Не знаю, как ему вообще удалось попасть на экскурсию.

Женщина засмеялась и потянулась под стойку за списком экскурсий этого дня:

— Ему объяснили, откуда отбывает экскурсия, ну а гид догадалась, кто это: у каждого из экскурсоводов имеется список членов туристской группы. Такие вещи постоянно случаются время от времени, так что ничего страшного. Она, конечно, дала ему одноразовую карточку. — Служащая взяла поданную ей персональную карточку и принялась перелистывать бумаги, не переставая говорить: — Я вот что скажу: идиоты, поступающие так, — то есть выдающие разиням новые карточки, — не стоят и того жалкого юаня, который им платят. Нам же спускаются сверху точные инструкции и строгие предписания, в которых все предусмотрено, а мы, то и дело нарушая их, выглядим круглыми дураками. Пойми тут, кто есть кто? — Женщина ткнула пальцем в одну из записей и произнесла, глядя на Борна: — О, как вам не повезло! Я не знаю, заблудшая ли она, эта ваша овца, но то, что она слишком много блеет, это уж точно. Ваш клиент считает себя очень важной птицей и учинил тут такой скандал, что и не спрашивайте! Когда я ему сказала, что у нас нет шофера, говорящего

по-французски, он воспринял это как оскорбление его нации и его лично, чего он уж совсем не смог вынести… Прочтите, вот его имя: я не могу его произнести.

— Большое спасибо! — поблагодарил Джейсон, прочитав.

Подойдя к одному из внутренних телефонов с пометкой «английский язык», он попросил оператора соединить его с номером мистера Ардиссона.

— Вам достаточно набрать номер его апартаментов, сэр, — ответил мужчина с ноткой превосходства в голосе, обусловленного его познаниями в области техники. — А именно: один-семь-четыре-три. Неплохое помещеньице. С прекрасным видом на Императорский город.

— Спасибо! — Борн набрал номер. Телефон не отвечал. Мсье Ардиссон еще не вернулся, и при сложившихся обстоятельствах он может не вернуться еще очень долго. Овца, о которой известно, что она «блеет слишком много», не станет молчать, если ущемляется ее достоинство или ее бизнесу угрожает опасность. И Джейсон решил еще немного подождать. Разрабатываемый им план приобретал постепенно все большую четкость. Конечно, при составлении его приходилось идти на определенный риск, поскольку строился он на предположениях и догадках, но у Борна не было выхода.

Купив в газетном киоске французский журнал месячной давности, он сел и ощутил вдруг себя донельзя усталым и беспомощным.

Перед внутренним взором Дэвида Уэбба предстало лицо Мари, а потом пространство в непосредственной близости от него заполнил ее голос, отозвавшийся эхом в его ушах, заглушившим все его мысли и вызвавшим у него ужасную головную боль. Лишь огромным усилием воли удалось Джейсону Борну снять с себя это наваждение. Экран его подсознания потемнел, и последние, мерцающие отблески света были погашены резкой командой, произнесенной властно и бескомпромиссно: «Прекрати: у тебя нет лишнего времени! Сосредоточься на том, о чем тебе следует думать в данный момент!»

Взгляд Джейсона, обозрев все вокруг, то и дело обращался ко входу. Публика, толпившаяся в холле в восточном крыле, состояла из представителей многих народов, говоривших на различных языках и демонстрировавших удивительное многообразие своих туалетов: одежда с Пятой улицы, Мэдисон-авеню, Севил-роу, Сент-Оноре и виа Кондетти соседствовала с менее выразительными нарядами из обеих Германий и скандинавских стран. Постояльцы бродили по ярко освещенным лавчонкам, восхищались и удивлялись снадобьям из аптеки, торгующей только китайскими лекарствами, и толпились в магазинчике с висевшей на стене большой картой мира, продающем изделия ремесленников. Время от времени в наружные двери входила в отель в окружении свиты та или иная важная особа. Переводчики, кланяясь подобострастно, устраняли языковый барьер между одетыми в форму чиновниками, делавшими вид, будто заявились сюда случайно, усталыми предпринимателями из другого полушария, чьи глаза покраснели из-за резкой смены часовых поясов и бессонницы, которой, вероятно, предшествовало виски. Пусть это Красный Китай, но переговоры велись еще до появления капитализма, и капиталисты, осознавая, что они не в форме, не станут обсуждать дела, пока не смогут снова ясно мыслить. Браво, Адам Смит и Дэвид Юм. [145]

145

Дэвид Юм (1711–1776) — английский философ, историк, экономист.

Вот он! Жан-Луи Ардиссон появился в дверях в сопровождении четырех китайских чиновников, каждый из которых лез из кожи вон, чтобы успокоить его. Один кинулся к лавке, торгующей алкогольными напитками, другие удерживали его у лифта, непрерывно втолковывая ему что-то через переводчика. Тот, кто побежал к лавке, вернулся, неся в руке пластиковый мешок, дно которого провисло под тяжестью нескольких бутылок. Когда двери лифта открылись, в ход вновь были пущены улыбки и поклоны. Жан-Луи Ардиссон, приняв свой трофей, вошел внутрь, кивнул величественно, и двери закрылись.