Приходите за счастьем вчера

Darena

Этот вечер ничем не отличался от предыдущих субботних – надрались. Кет скрестила руки на груди и состроила гримаску, при виде проспиртованной тушки на диване:

– А мы, оказывается, уже готовы? Где Элайджа?

– Злоупотребили, – признался мужчина, пристально разглядывая возвышавшуюся над ним фигуру.

Раздражённо взмахнув ресницами, Кетрин настойчиво повторила:

– Где Элайджа? В кабинете?

Дик с недоумением кивнул и потянул её за запястье.

– Сядь тут.

Оттолкнув его пальцы, она собралась уйти, но Нейтленд дёрнул за полу халата. С размаху шлёпнувшись на диван, Кет с недоумением уставилась на него.

– Чёрт, нам в-всегда нравились одинаковые.

Она ощутила

над ухом дыхание с тяжёлым запахом крепкого алкоголя, и чувствуя, как по рукам побежали мурашки страха, тщетно пытаясь подавить истерику, попробовала спихнуть с себя восемьдесят килограмм.

– Ты совсем идиот, Нейтленд? Я жена твоего друга.

– Ты не его жена, – с пьяной уверенностью ответил Дик.

– Нет, – но встать ей никак не удавалось. У Кет перед глазами потемнело и сознание захватила холодная, расчётливая ярость. Добравшись пальцами до столика, она вскинула руку со статуэткой и тщательно целясь в висок, слишком спокойно для самой себя произнесла последнее предупреждение: – Убери руки, ублюдок. Оставь меня в покое. – Ненависть и грубость в её голосе, или он и вправду протрезвел и опомнился, но Нейтленд теперь молчал. Эта пауза дала сил, наконец, вывернуться и сесть: – Элайджа мой муж. И твой друг. А ты просто пьяный урод.

– Дьявол, Кетрин…

Встав, он какое-то время оцепенело смотрел на застывшую женщину, а потом махнул рукой и тяжело ступая куда-то ушёл.

Кет сидела в темноте ни в силах сдвинуться с места, ни позвать кого-то. Её трясло от омерзения, унижения и почему-то стыда. Последние годы она жила легко и спокойно. Нет, не совсем спокойно и легко, они, конечно, ссорились с Элайджей, но он был свой, и это чувство насилия над ней, чужое дыхание, от которого затошнило, она совсем позабыла. И теперь она была совершенно точно готова убить человека своими руками, потому что в её доме происходит это всё. И значит всё нужно менять. Выпустив из ослабевших пальцев статуэтку, Кет сползла с дивана на корточки и потрогала пол. Мысли смешались, в животе ворочался холодный ёж. Элайджа. Он должен…

Катерина не знала, что он должен, но очутиться в его кабинете стало для неё жизненно необходимо. Поднявшись, сначала медленно, потом со всех ног, не помня себя от запоздало накатившего страха, она влетела в освещённую комнату и замерла, очухавшись, словно на стенку натолкнулась. Элайджа сидел за столом, а точнее сидело его туловище, а голова лежала на скрещённых руках. Услышав стук, он нехотя поднял её и разлепил припухшие веки.

– Уже так поздно, – сказала брюнетка непривычно тонким и нежным голосом. – Пойдём спать?

– Иди, кошечка. Я ещё посижу подумаю.

– О чём ты думаешь? – Пожав плечами, он ничего не ответил, а Катерина присела на диван и разглядывала щетину на обычно гладко выбритом лице. Улыбнулась: – Давай вместе, я все равно без тебя не сплю.

Молчание в ответ.

– Элайджа, мне не нравится, что ты много пьёшь на выходных.

«Почему я это говорю? Глупо».

Он окинул её усталым, раздражённым взглядом:

– Катерина, побудь сама по себе, пожалуйста.

– Но…

– Катерина.

Это уже был приказ, но она лишь поджала губы, глядя большими круглыми глазами. Точнее большущие радужки, совсем как у кошки, только тёмные. Ещё Элайджа знал, что её веки и белки в уголках глаз красные, но сознание дремало, и ему было неинтересно, отчего они красные. Красные и всё. Не очень привлекательно, но это его устраивало.

– Так нельзя поступать, Эл. – Катерина подошла, неслышно и мягко ступая, словно боясь спугнуть. Ей казалось, что всё вокруг неё, включая трясину страхов и несчастий, из какой-то сумасшедшей сказки вроде Алисы, и не может быть настоящим. И кот, подаренный ей кот за шахматным столиком согласно щурил умные глаза: не может. И его соседка-брюнетка,

заливавшаяся счастливым смехом из тяжёлой старинной рамы, вторила: нет. Почему Эл вернул их сюда неделю назад, когда прошло уже почти два года? – Жизнь не кончилась на твоей корпорации. Всё ещё будет хорошо.

– У меня всё хорошо, только двадцать лет этой жизни р-раз… – он прищёлкнул пальцами, и Кет испугалась, увидев, каким безумным весельем полон его взгляд. Пустым весельем. – Впрочем, – он едва приподнял руку в тосте и сделал глоток, – я по-прежнему богат, кошечка. Это забавно – для неё нищий, а для тебя по-прежнему богат. Только ты даже не можешь понять разницу.

– Возможно. Но если так пить, ты и для меня станешь некондицией: нищим импотентом через пять лет. – Голос Катерины стал твёрдым. – Детям нужна нормальная семья, и раз у нас не получается, то я буду жить одна. Я уйду.

– Хоть сейчас.

– Эл... – Ноги понесли сами по себе к креслу, и опустившись рядом, она обхватила лицо мужчины ладонями. – Зачем ты так? Возможно, мне не всё дано осознать, но я знаю тебя. Ты не мой отец, чтобы сломаться. Ты молод и сил в тебе полно, ты однажды снова станешь самим собой, я знаю это. – Элайджа недоуменно тряхнул головой, отстраняясь, но Кетрин вместо того, чтобы прекратить прильнула губами к его руке. Прикосновения её неприятно ледяных пальцев к горячей коже невольно заставили вслушаться, – Я всё знаю, но что нужно делать? Что мне для тебя сделать? – Она прижалась щекой к ладони, глядя снизу вверх из-под ресниц. – Скажи, и всё будет. Я всегда буду с тобой.

– Вообще-то, я тебя сюда не звал, – раздражённо напомнил Майклсон, выдергивая ладонь и не дав осуществиться желанию погладить жену по волосам.

Сжимая кулаки, Кет выпрямилась и стояла, как прибитая к полу. Громкие заявления прозвучали, но только уйти из этой комнаты с высоко поднятой головой она не могла. Ни ради себя самой, ни ради девочек. Уже слишком давно пройден Рубикон, когда были силы уйти по своей воле. Её взгляд заметался. Привычный интерьер. И самой привычной его частью был бокал с виски на столе. Запах алкоголя неожиданно сильно ударил в нос, и Катерина мысленно увидела себя со стороны. Она всё-таки стала домашней, поэтому её так напугали чужие руки – только одному мужчине было позволено её трогать, а этому мужчине было на неё наплевать. Запах алкоголя стал резче, пронзил от ноздрей до самой диафрагмы. Всё её существо вмиг заполонила ненависть. К корпорации и Майклсонам с их многочисленным выводком, к Елене, улетевшей в Италию и ни о чём не подозревавшей, ко всем окружающим, которым нужно улыбаться и изображать лицемерную радость от возвращения Керолайн, и главное – к себе, растеряшей независимость и смелость. Но только не к Элайдже, его она когда-то разучилась ненавидеть раз и навсегда, и теперь ощущала беспомощность мошки, мчащейся на огонёк. Перед глазами полыхнула алая пелена, и, издав негодующий вопль, Кетрин в ярости бросила бокал в девушку на стене. Даже тут неудачно – та дрянь по-прежнему хохотала. И бутылку. Промах. И ещё что-то… Откуда-то издалека в её ушах появился треск и перезвон хрусталя, и мир растворился в красном тумане.

Когда же туман внезапно рассеялся, и она с удивлением обнаружила, что сидит на коленях на ковре, её руки перемазаны красной краской, Элайджа ей что-то говорит, и вокруг всё усыпано битым стеклом. По боли, благодаря которой гул в голове чуточку утих, и она начала воспринимать слова, Катерина поняла, что краска на ладонях – её кровь, а Элайджа требует от неё прекратить бороться с ним.

– Стой тихо. – Она замерла. – Умница. Нет, не нужно трогать стекло. Сейчас мы полечим порезы…

Голос баюкал, тёплые руки не очень бережно, но крепко обхватили тело, и, ощутив, что безопасное место найдено, Кетрин вдохнула кислород в лёгкие. И провалилась в темноту.