Приходите за счастьем вчера

Darena

– Это она меня притащила. Сначала я решил, что глупость.

– Даже если и так, то смелая глупость. Но раз именно ты была движущей силой этого похода, – вскинул бровь Энтони, помешивая угли, в которых они уничтожали остатки еды – чтобы не привлекло животных, – почему решила так сразу и далеко? Это для меня тут дом, а для тебя – край света.

– Это был подарок мужу. Экзотический. Я узнала о Джугджуре от партнёра отца нефтяника, подумала, что куда-нибудь ещё Эл и сам съездит с друзьями, а сюда никогда не попадёт без меня, – пожала плечами Кет и принялась подбирать рассыпавшуюся жимолость.

– А почему не вариант простого туристического похода? В Аяне с

приходом капитализма и гостиница придумана и официальные гиды есть.

– Это не интересно. А почему вы не боитесь, что костёр привлечёт зверей? Они любопытные.

– Разве что мелких, – поняв её желание перевести разговор на другую тему поддержал Черноухов. – Но медведи по таким местам не ходят совсем, им не нравится местная почва, и они никогда на неё не ступят без крайней нужды, которой летом нет, поэтому я и гнал вас так. Я покажу завтра поподробнее, как находить такие тропинки.

Они долго говорили о завтрашнем пути, о том, что будет ветрено и холодать, о берёзах, которые не успевают вырасти длинными и оттого стали карликовыми, горных баранах и козлах… Точнее рассказывал в основном Энтони, Кет и Элайджа внимали, и разговор так затянулся, что вокруг стояла уже совершенная ночь.

– Наверное, скоро спать. – Она засунула нос в рюкзак и, порывшись, извлекла оттуда щётку для волос. – Ты не против, если пока я буду слушать, Элайджа меня расчешет?

– Нет, конечно.

Это занятие он наблюдал уже третий день подряд: вечером девушка сидела с торжественным, строгим выражением лица и прямой спиной, пока Элайджа по одной пряди расчёсывал её шевелюру. Волосы были безусловно роскошные, но брюнетка хотя и была неумелым путешественником, не демонстрировала задатки неженки и переносила всё стойко, не требуя от достаточно холодно обращавшегося с ней мужа излишних сантиментов, чем поначалу и ввела в заблуждение относительно своего опыта турпоходов, да и о перипетиях Антон узнал только сегодня. Поэтому впервые Черноухову пришло в голову, что такая педантичность скорее всего не каприз, а имеет свои более веские причины и самая банальная: боязнь навредить.

– У тебя была травма головы? Если да, не нужно стесняться, мы возьмём темп пониже.

– Что? Нет, всё нормально. Я боюсь блох в волосах, и Эл вечером меня вычёсывает, – важно ответила женщина, и Антон прикусил сигарету, переглянувшись с Майклсоном. – Но вы так и не рассказали про дом.

– Это скорее крыша над головой и стены на случай сильного ветра, была построена больше тридцати лет назад – время от времени мы её подправляем. Хотя там есть кое-какие вещи первой необходимости и еда, на случай если придут путники, и можно заночевать.

– Её охраняют?

– Нет. Хотя есть некоторое снаряжение, и всегда можно понять, не повадился ли медведь.

– А как же люди? – Отсутствие охраны Катерину насторожило. – Эм… вандализм? Это опасно, учитывая то, кто мой супруг.

– Простите, конечно, за откровенность, но о вашем супруге тут никто не знает и знать не собирается. Людей нет на сотни километров вокруг. Эту стоянку используют геологи, пастухи, связисты вроде меня.

– А браконьеры?

– Бывают и браконьеры, – согласился Энтони. – Только поймите, что здесь никто никому не нужен. Определённые правила безопасности, конечно, обязательно следует соблюдать, но никаких случаев преступлений ещё не было. Браконьеры и прочие нарушающие административное и даже уголовное право не дураки, дураки так далеко не зайдут невредимыми. Нет никакого смысла разрушать, поднимать шум и скандал с привлечением военных, если на следующий год снова возвращаться и на мили вокруг

только дикие животные. Если вы месяц в лесу – какие-никакие, но стены, пол и крыша над головой, керосиновая лампа и грелка, уже немало значит. Поэтому эту стоянку берегут, стараются всячески подремонтировать и, если есть возможность, оставляют консервы и сухие пайки для следующих посетителей.

– Хорошо. Вы ещё обещали про зимнюю дорогу рассказать…

И она села поровнее, важная как китайская статуэтка.

Глядя, как Энтони, тщательно сдерживая добродушную усмешку, вновь приступает к описанию проезда артельщиками через перевалы Джугджура, Майклсон ощутил, что сегодня ему спокойно и утихло раздражение от того, что ему не дают покоя, постоянно дёргая и заставляя куда-то идти. Не более того, но и не меньше.

Две стихии, похожие внешне белыми проплешинами облаков и пены в синей дали, и одновременно разные своей сутью: умиротворением небес и извечным бурлящим беспокойством моря, – у горизонта сливались в объятии и казались естественным единством. Красиво – здесь это определение приобретало иной смысл и не казалось банальным.

День был как и вечер – без единого колыхания, от низкорослых деревцев и трав поднимался пьянящий аромат, молочная кислота после длинного перехода и последнего крутого подъёма наполняла мышцы усталостью… Резкий порыв холодного ветра резанул по глазам Элайджи. Невольно он представил себе, насколько опасно это соседство в другую погоду. Вряд ли мир здесь такой ласковый и добрый к путникам, когда сверкают грозовые молнии, а ветер закручивает из воды штормовые кручи. Но порыв стих, солнце снова начало припекать, и дымка фантазий растаяла, превратившись в удовольствие. Катерина тоже очнулась и бросилась вновь собирать разноцветные камешки – проводник, видя её энтузиазм, начал объяснять, что они разные не только по цвету, но и породы тут перемешаны самые разные, столько не встретишь в обычных горах. Энтони долго объяснял, но в голове Элайджи всё смазалось, и он не запоминал, только фоном слушал их бормочущие голоса и, расстелив куртку, устроился около полуразвалившейся ивки.

Двигаться не хотелось, мыслей тоже не было, Элайджа полностью погрузился в состояние нирваны и даже мошкара, донимавшая здесь на славу, больше его не интересовала. Его вообще ничего не интересовало. Впервые за целые годы он ощущал настоящее одиночество, фатальное, когда от него мало что зависит. Катерина и Энтони – не в счёт. Она была своей, а их проводник, как и многие люди, проведшие годы один на один с природой, оказался немногословен, и рано по утрам, когда Элайджа просыпался, а Катерина ещё спала в спальнике, они сидели перед костром, думая каждый о своём и не надоедая друг другу расспросами. У него было время подумать и раньше, но здесь мысли текли по-иному, чем в стенах кабинета – на фоне этого леса и гор медленнее и от того, спокойнее, не задевая за живое.

Совсем тихо у вершины, конечно, не было – поскрипывания, шелест, ветер пробовал пики Джугджура и летом, завывал, просто он не шёл ни в какое сравнение с рассказами о холодных ветрах, терзавших хребет зимой, – но всё-таки это и были звуки тишины. Когда такое было в последний раз? Наверное, когда они с Деймоном студентами таскались по Африке и не было особенно никаких забот и мыслей об ответственности за машину корпорации. Элайдже захотелось, чтобы Деймон побывал здесь – только с ним они тоже могли сосуществовать почти стационарно, без лишней суеты и занудства. Он ведь уже не лежал овощем – открывал глаза, двигал пальцами, только почему-то раньше это проходило мимо Элайджи, а теперь он вспомнил. Только здесь.