Приходите за счастьем вчера

Darena

Её обморок не продлился долго. Жжение на колене вырвало из её горла сипение.

– Не хнычь. Это перекись. – Оказывается, Элайджа как-то добрался с ней до спальни и теперь быстро накладывал заживляющий пластырь на порезы. Смутное понимание вины за всё сказанное из нежелания показать ей страх перед её полудетскими угрозами, неожиданные действия Катерины, пронзительно-дикое выражение её глаз и яркий свет в спальне – всё вместе, заставили в очередной раз поморгать, прогоняя алкогольные пары. – Что с тобой случилось, Катерина? Ты была спокойной за ужином. Всё в порядке.

Кет молчала, не реагируя и уткнувшись носом в подушку. Какой-то не желавший проходить ступор в сознании не давал пожаловаться и

рассказать о случившемся в гостиной. Это было мелко и неважно по сравнению с тем, насколько откровенно Элайджей была выказана ненужность всего.

В тишине Элайджа налепил пластырь на все порезы – сначала её, потом свои, сел на кровать, развернул Катерину к себе лицом, а потом поцеловал. Сам не знал, почему захотел этого. Губы были тёплые, податливые и солёные. Ему показалось, что его всего обдало теплом, кровь живее побежала по жилам, и он не спешил прерывать этот поцелуй. Грудь под тканью халата тоже была тёплой и дышащей, и внезапно ток крови под кожей на ладони породил озноб. Отстранившись, он снова принялся разглядывать женщину перед собой как странную зверушку, которую видел впервые. Точнее так посчитала Кет, неподвижно смотревшая в одну точку. Потом резким движением мотнула головой.

– Я тебе не девочка на побегушках.

В ответ Элайджа прижал её тело к себе. От Катерины пахло розовым ароматом, он это не чувствовал из-за виски, не мог ощутить обонянием, но знал, потому что это была она. Жестокая, наглая, и тёплая… Тёплыми были даже кулачки, молотившие по спине и плечам, когда она пыталась высвободиться.

– Ты капризна, как принцесса крови. – И щёки тоже были нежными и тёплыми. – Но я проиграл тебя твоему дракону.

– Ты обещал мне две недели по контракту, – внезапно напомнила ему Катерина, перестав сопротивляться. Он замер, глядя на неё прищуренными пьяными и равнодушными глазами. Ладонь соскользнула с её груди на покрывало.

– Не нужно. – Аккуратно уложив её голову на подушку, он убрал руки от брюнетки и сел. – Я же пообещал, что не обижу тебя.

Он неправильно понял. Катерина закусила губу, чтобы не наговорить ерунды, которой она совсем не хотела.

– Нет, я не этого хочу. – Положила его одеревеневшую от напряжения ладонь себе на грудь. – Ты можешь. Я совсем не об этом. Но ты поедешь туда, куда я захочу. Со мной. Они ведь вернули Керолайн и всё кончилось. А потом…

– Потом я должен буду выбрать? – опередил её Майклсон, и впервые за вечер она увидела, что он почти победил алкоголь в крови и смотрит серьёзно. Нет, скорее глазами пессимиста, и её ладони автоматически обхватили за плечи, пытаясь… Что? Но ей показалось, что Элайдже нужно сейчас, чтобы его обнимали. – Наобещать тебе золотые горы?

– Дать мне шанс успокоить тебя. С твоим другом и роднёй под боком, здесь, у меня его почти нет.

– Посмотрим потом. Поцелуй меня.

Непривычно несмело – когда они так целовались в последний раз, месяц назад? – Кет коснулась языком твёрдой линии губ, чуть прикусила, приоткрыла и почувствовала, как они дрогнули и расслабились. И она продолжила гладить языком и губами, зубами покусывать губы, спустилась вниз по шее к ключицам, заскользила ртом груди, задыхаясь не столько от поцелуев, сколько от того, что сердце колотилось и кровь набатом стучала в ушах. Она не прекращала, пока всё тело Элайджи не расслабилось, как и рот. По-прежнему чувствуя нереалистичность происходящего, Кетрин с трудом приподнялась и выдохнула:

– Если в этот раз мы разнесём всё до основания, то не найдём способа ничего вернуть. И Рейнолдс тут точно не при чём.

Пауза.

– Знаешь, я не чувствую… Я не хочу иметь с ними дела, – она вдруг поняла, о ком он говорит. – Нет до них дела. Ни до возвращения Керолайн, ни до Ника.

– Это пройдёт.

– Это семья, с ней можно

только родиться. Она мне не нужна.

– Они живы, Эл. Они ведь все живы. Раз ты больше не нужен и не хочешь здесь быть, я тебя увезу отсюда. Я знаю куда. Сделай всё так, как я хочу. Я подарю тебе покой от всего этого.

«Живы…»

Что Николаус собирается в ближайшие два дня устроить откровенную бойню, наплевав на законы и последствия, и добраться до Мередит, Элайджа знал, хотя ни разу не говорил с братом об этом. И не мог сказать, что он не согласен с этим решением. Но участвовать как раньше не хотел. Ни в общей крови, ни в общем бизнесе, даже один город на двоих был ему теперь мал. Закрыл глаза, но голос рядом уговаривал, обещал, обнимал, укутывая нежными интонациями... И мучил тоже.

За окошком шелестела листва, по которой стучал мелкий дождик, Катерина была пришпилена как муха к постели весом тяжёлого тела, её целовали, жёсткая щетина Элайджи колола нежную кожу, мужские руки осторожно гладили грудь через ткань, и неожиданно брюнетка поняла – отпустило. В груди лопнул тяжёлый комок. Схлынуло нервное напряжение последних месяцев. Никто не мог сделать ей ничего плохого. И словно в ответ на мысль, а точнее на хлынувшие из её глаз слёзы и очередное тихое «пожалуйста», Элайджа поцеловал её в нос, щёки, перевернулся на бок, прижав её спиной к своей груди и держал, пока она бормотала про себя что-то жалобное, но так слабо, что её голос напоминал скорее мяуканье котёнка. В мозгу Элайджи шевелились какие-то мутные обрывки мыслей, но собрать их в логическую цепочку он не мог, и где-то в подсознании это его ужасало. Здесь было прямое отношение к горячим слезам Кет, сбегавшим на подушку, и к брату, и к себе самому. Завтра он протрезвеет, она развеселится, и мысли перестанут быть спутанными. Господи Боже, пусть завтра Катерина развеселиться. Впервые за эти дни ему было не совсем наплевать, что завтра наступит.

– Я думал со мной твоя жизнь будет лёгкой. – Элайджа пальцем провёл по губам женщины. – Боялся, что Стемптон сделает тебя несчастной... Думаю, с ним бы ты плакала намного меньше. Я сделаю так, как ты хочешь. Не плачь.

Если она стала домашней, это не значит, что она будет покоряться обстоятельствам. Унизительное «клуша» – не состояние преданности Элайдже, унизительно, если она перестанет бороться на последнем рубеже. Кетрин обернулась, очутившись нос к носу с мужем.

– Не буду. Спокойной ночи. Всё будет хорошо, когда ты выспишься и спокойно подумаешь. Завтра. Я обещаю, что так и будет. – Элайджа ощутил осторожные прикосновения её губ к своим опухшим от опьянения векам и вновь крепкие объятия рук. – А теперь закрывай глаза... Спи очень хорошо, родной...

Несколько предложений шепотом оказали магическое воздействие, которого Катерина не ожидала – глаза Элайджи на мгновение стали осмысленными, задумчивыми, а потом веки закрылись.

Она важнее корпорации – Элайджа много раз это говорил, говорил, что стоит ей войти в комнату, и его мир вращается лишь вокруг неё, а раз так, то нужно перетерпеть и изменить всё, что не нравится, самой. А ведь ей не нравится только, что Элайджа несчастлив, и в её силах это изменить. И внезапно успокоенная этой мыслью, она крепко, как обезьянка ветку, оплела мужчину руками и ногами и тоже закрыла глаза.

Кетрин проснулась одна, всё так же, в халате. Не чувствуя себя выспавшейся, она натянула уже привычную маску безмятежности и направилась к дочерям. Хотя молоко пропало пару недель назад, но доверять первое утреннее кормление девочек няням она пока не желала. Наконец, покончив со всеми домашними делами и приведя себя в порядок, Кетрин решила, что настал момент, который она по известной ей причине хотела оттянуть. Причина сидела в столовой напротив Элайджи, морщась от слишком яркого солнечного света.