Приходите за счастьем вчера

Darena

– Ну, что ты, кушай. – Элайджа скрестил руки на груди, глядя сверху вниз. – Я понял, что должен голодать до тех пор, пока мне уже ничего не захочется с утра.

– Это, кстати, выход, – вновь с набитым ртом жизнерадостно подтвердила брюнетка. – Проблема отпадёт сама собой.

– Да ты просто мегера!

– Я?! Я… ик… напекла тебе оладий, научила, как их нужно есть, оторвала от сердца и предложила покормить… Да ты неблагодарный лопух, если смел отказаться, – с ликованием вынесла вердикт Кет.

– С ягодами без сахара, – с трудом удерживая сумрачно-обиженный вид своей физиономии, отчеканил Майклсон.

– Договорились.

– С рук.

– Эмм… не думаю, что эта идея…

– Я иду спать.

– Ну, хорошо. Садись. – Чувствуя дрожь возбуждения в теле, она вновь устроилась у Элайджи на коленях и положив в одну ладонь оладью, в другую зачерпнула

побольше ежевики, и, дав откусить теста начала аккуратно закладывать прыскающие кислым соком ягоды в рот мужа. – Конечно, мне странно, что президент растущего по часам проекта и отец двоих детей, которые с трех лет прекрасно кушают самостоятельно, считает свой уровень развития равным Мартину, и…

– Я же говорил, что отшлёпаю этим полотенцем?

– За что?! Разве я виновата, что Бог дал тебе руки с пальцами, и обычно кот ест с ладони…

Утренний ветер уносил голоса дальше от дома, а у моря звуки и вовсе исчезали, растворяясь в его извечном шелесте волн. И скоро рассвело, и наступил их новый день. Катерина сидела на балконе, прижавшись перемазанной жиром и раздавившейся от поцелуев ежевикой мордочкой к плечу мужчины, и чувствовала себя жутко объевшейся и счастливой в ожидании, когда проснутся их дети.

Конец.

Комментарий к Глава

XXV

(Часть II) Бамбуко* – колумбийский народный танец

**Алисы – здесь, “Приключения Алисы” Кэррола

I lovE. – So do I.

ЗЫ. Если есть имсправления – подалуйста в публичной бете. Буду очень благодарна, т.к. моя бета разболелась.

====== Эпилог ======

Италия.

– Елена, готова?

Елена окинула гримёрку быстрым взглядом и медленно выдохнула, настраиваясь. Кивнула, не сообразив, что Клето этого не видит.

Её карьера сложилась замечательно благодаря Оливии. Узнав, что Елена хочет найти место, где будут востребованы её таланты хореографа, подруга показала её одному из балетмейстеров Италии. Тот недавно вернулся из Латинской Америки и Азии, где изучал народные танцы, и собирался создать профессиональную школу, посвящённую танцам народов мира. Проект был новый и требовал новых лиц, поэтому добиться разрешения на аттестацию Елене не составило труда. Она танцевала до упаду, как позже пошутил руководитель – словно укушенная тарантулом, – а когда показала свой «коронный» танец с хлыстами, получила зелёный свет. Сначала как артистка, но довольно скоро балетмейстер, происходивший из древней аристократической семьи, оценил природный вкус, образованность и желание учиться своей протеже и дал ей разрешение на участие в постановках в качестве своей помощницы. Постепенно в её профессиональном репертуаре остались только итальянские танцы и поставленный специально для неё азиатский с саблей, для которого не было замены, требовавший виртуозного вращения кистями в момент разрезания ткани в воздухе.

Они с Колом повенчались, сыграв немноголюдную, но вместе с тем пышную свадьбу там же в Италии, Елена родила сына, и их семейная жизнь проходила почти идиллически – Кол менялся, становясь с возрастом жёстче и циничнее, но всё как-то незаметно для Елены. Она была вознесена мужчиной на пьедестал своими талантом и трудами, и Майклсону не приходило в голову демонстрировать перед ней постоянно упрачивающуюся высоту своего положения и силу власти. Возможно, порой ей казалось, что коллеги по цеху с ней обращаются слишком почтительно, не позволяя себе даже просто грубого эпитета в её присутствии, а фамилия открывает перед ней слишком многие двери, но в Мистик Фоллз она и раньше была оторвана от реалий, привыкла к отношению к себе как к Снежной королеве, а теперь же в том круге, где она вращалась, женщине казалось естественным, что с возрастом слово Кола набирало вес. Да разве и бывает наоборот, если мужчина настолько умён, воспитан, образован и материально состоятелен, как он? Нет, у неё не возникало вопросов, да и времени ими задаваться не хватало – как часто бывает с людьми из-за недостатка возможностей долго жившими по сути лишь своей внутренней жизнью и выброшенными вдруг в среду, где всё было создано под них и для них, в Италии Елена расцвела, наслаждаясь счастьем. И Майклсон, чем больше перед ним дрожали, тем с большим упорством оберегал эту жизнь в пузыре, не позволяя Елене увидеть разрыв между собой и простыми смертными. Так продолжалось, пока на четвёртый год супружеской жизни, она не оказалась случайной свидетельницей первого покушения на Кола.

Елена навсегда запомнила звуки от накрывающих приподнятые поверхности выстрелов, пока муж прикрывал

её собой. А потом она поняла, что их годовалый сын был в том же здании, и она никак не могла бы ему помочь. Не владея собой, Елена закатила дикую истерику Колу, бросила кольцо ему на письменный стол и переехала в небольшую квартирку недалеко от театра, хотя развестись официально, они не развелись – да и Елена не верила в развод после венчания.

Кол беспрепятственно отпустил и её, и Алека, и следующие полгода она жила тихо, приходя в себя, готовясь к дебюту и зализывая новые раны – Майклсон не афишировал, но и не скрывал, что не жил евнухом. Что до неё самой – рождение ребёнка навсегда обрубило пути к самостоятельной личной жизни, если Кол бы и принял факт наличия любовника у бывшей жены оставайся она одинока, то он никогда не допускал возможности появления у их сына отчима, способного хоть как–то повлиять на его отношения с Алеком.

Ребёнок и работа не давали раскиснуть, и, хотя она знала, что Кол присматривает за сыном – охрана дежурила день и ночь, сопровождая её и в поездках, – но Елена уже посчитала, что их пути окончательно разошлись, когда, выйдя на сцену на открытии сезона и обведя взором зал, встретилась с внимательным взглядом знакомых серых глаз. Женщину сильно затрясло, но потом она поняла, что не было ничего удивительного в присутствии бывшего мужа. Он и Лоренцо являлись спонсорами проекта, ещё до того как в театре появилась сама Елена, и вряд ли пропустили бы премьеру без крайней нужды. И после, сидя в своей ложе, она уже не могла противостоять искушению во время номеров скосить взгляд на бывшего мужа, чтобы понять, нравится ему или, нет, то, что он видит. Весь вечер брюнетка успокаивала себя тем, что в её пристальном внимании к критике Кола нет ничего особенного – в конце концов, относительно искусства, литературы, танцев, живописи и много чего ещё, не относящегося к их каждодневной реальности, у них были сходные вкусы, а как хореограф она не могла полностью не «замылить» взгляд, и её руководитель был тоже уже достаточно в возрасте. Что-то Колу откровенно нравилось, что-то не очень, и в последнем случае Елена придирчиво присматривалась, что именно могло для него быть не так. Но ничто не бесконечно, пришло время для финишной прямой – продемонстрировать не только искусство балетмейстера, но и танцовщицы в визитной карточке Италии – неаполитанской тарантелле и своём танце с саблей: танец, который она когда-то танцевала в клубе, видоизменённый под изысканный академический.

То ли ею овладел гнев, то ли желание показать, что она из себя представляет, но выход, которого брюнетка с подспудным ужасом ждала весь вечер, оставил её спокойной. Стоя на сцене, усыпанной обрывками алой материи, которую отсекала от большого полотна, подбрасываемого в воздух с каждым вращением, Елена впервые откровенно и уверенно встретилась взглядом с Колом. Он как всегда не смутился – сидел и смотрел на неё со спокойной одобрительной улыбкой. Улыбкой, не только оправдывавшей её адский труд в несколько лет над конкретно этим танцем, но и мгновенно разрушившей хрупкое душевное равновесие. У Елены на шее напряглись жилы, ей стало трудно дышать, и, растерявшись и пропустив выход на последние поклоны, она понеслась в гримёрную. Ледяная вода освежила, сняв дурноту, но перед глазами всё по-прежнему плыло, и женщина не сразу поняла, кто вошёл в её комнатку.

Произошедшее дальше почему-то не оставило в памяти физической близости, но эмоционально истощило до дна.

И Кол не помнил ни как ушёл из театра, ни как добрался до постели дома и заснул. Помнил только осознание, что полюбил Елену за эти годы так глубоко и мощно, что теперь не знал, как с этим быть.

Приехав на следующий день, он нашёл Елену с высокой температурой у неё в квартире, и было естественно, что вернул падающую от слабости жену и сына к ним домой. И тем более казалось естественным, что, выкарабкавшись из долгой болезни, она никуда не уехала, а осталась жить с ним, по-прежнему занимаясь работой и сыном. Спали вместе. Но семьи у них больше не было, и всякая любовь с её стороны тоже сошла на нет – не считая постели, в которой Елена была к нему сладостно-чувственна, последующие годы она была холодна и равнодушна, и Кол вопреки своим принципам жизни не пытался урвать большего – в том одиночестве, в котором он увязал с годами всё больше, страшно было потерять и эти недоотношения. Ещё в глубине души он полагал, что не станет Елена жить и делить постель с тем, кто ей безразличен: тем более что из долга или по какой другой причине, но она продолжала каждодневно заботиться о его комфорте, доме, и мужчина неожиданно открыл в себе привязанность к некоторым ритуалам семейной жизни…