Приключения Филиппа в его странствованиях по свету
Шрифт:
— Я удивляюсь какъ онъ не поступилъ съ нею какъ Отелло, замтилъ Филиппъ, засунувъ руки въ карманы:- я поступилъ бы, еслибъ она была моя жена, и поступала такъ, какъ говорятъ она поступаетъ.
— Это ужасно, ужасно вздумать! продолжаетъ мистриссъ Пенденнисъ:- какъ подумаешь, что её продали родные отецъ и мать, бдняжка, бдняжка! Виноваты т, которые довели её до дурного.
— Позвольте, говоритъ одинъ изъ трёхъ собесдниковъ. — Зачмъ останавливаться на бдныхъ мистер и мистриссъ Туисденъ? Зачмъ не обвинить ихъ родителей, которые жили суетно въ своё время? Или, позвольте, они происходятъ отъ Вильгельма Завоевателя. Оправдаемъ же бднаго Туисдена и его бездушную жену и потащимъ нормандца въ судъ.
— Ахъ,
Мистриссъ Улькомъ не нужно было никому отвлекать отъ бднаго Филиппа. Она бросила предметъ старой любви, какъ только новый явился съ мшкомъ денегъ. Она знала очень хорошо, кому она продаетъ себя и за что. Искусителю не нужно было ни искусства, ни хитрости, ни краснорчія. У него ничего этого не было. Но онъ показалъ кошелёкъ и три прекрасныхъ дома — и она пошла. Невинное дитя, въ самомъ дл! Она столько же знала свтъ, какъ ея папенька и маменька, и нотаріусы заботилися о ея брачномъ контракт не осторожне и хладнокровне ея самой. Разв она не жила потомъ тмъ, что было за ней укрплено въ этомъ брачномъ контракт? Она жила очень удобно въ Париж, въ Римъ, въ Неапол, во Флоренціи; она принимаетъ тамъ большое общество, ей льститъ, её презираютъ, она богата и несчастна. Она несчастна не потому, что она лишалась своего ребёнка, не потому, что она не видитъ родителей, брата и сестру: она никогда не любила никого. Она несчастна, потому ея фигура ея портится и отъ тугого шнурованья у ней длается красный носъ и пудра не держится на нёмъ. И хотя вы могли считать Улькома гнуснымъ, пошлымъ негодяемъ, вы должны признаться, что у него въ жилахъ была красная кровь. Не истратилъ ли онъ большую часть своего состоянія на то, чтобы обладать этой холодной женой? А для кого она длала хоть какую нибудь жертву? Я увренъ, что съ Филиппомъ могло случиться несчастье гораздо ужасне тхъ, которыя съ нимъ случились, и поздравляю его съ спасеніемъ.
Изливъ свою ярость на дерзость и запальчивость Филиппа Рингуда, нашъ другъ отправился, нсколько успокоившись, въ клубъ въ Сент-Джэмской улиц. Мегатеріумскій клубъ только въ нсколькихъ шагахъ отъ гораздо боле аристократическаго Блэкскаго клуба. Филиппъ Рингудъ и Улькомъ стояли на ступеняхъ Блэкскаго клуба. Рингудъ любезно махнулъ рукою, обтянутою перчаткой, Филиппу и улыбнулся ему. Улькомъ вытаращилъ на нашего друга свои опаловые глаза, Филиппъ когда-то намревался швырнуть Улькома въ море. Ему захотлось и Рингуда подвергнуть такой же ванн. А Рингудъ, между тмъ, воображалъ, что онъ находится въ самыхъ лучшихъ отношеніяхъ съ своимъ новымъ знакомымъ.
Одно время бдный Улькомъ любилъ, чтобы его видли съ Рингудомъ. Онъ думалъ, что онъ длается изящне отъ товарищества съ этимъ свтскимъ человкомъ, и бывало повиснетъ на Рингуд, когда они шли по пэлль-мэлльской мостовой.
— Вы знаете этого долговязаго, заносчиваго скота? сказалъ Улькомъ Рингуду, стоя на ступеняхъ лстницы Блэкскаго клуба. Можетъ быть кто-нибудь слышалъ ихъ изъ окна. Въ Лондон всё слышатъ.
— Да, онъ кажется грубъ и заносчивъ, отвчалъ Рингудъ.
— Сынъ подлеца доктора. Отецъ банкротъ, убжалъ, сказалъ смуглый человкъ съ опаловыми глазами.
— Я слышалъ, что докторъ мошенникъ, но я его люблю. Помню, что онъ далъ мн три соверена, когда я былъ въ школ.
Рингудъ сдлалъ знакъ своей коляск, ожидавшей его,
— Вы будете у насъ обдать? Куда вы дете? спросилъ Улькомъ. — Если вы дете къ…
— Къ моему стряпчему; буду у васъ въ восемь.
Рингудъ слъ въ свою колясочку и ухалъ.
Томъ Ивезъ сказалъ Филиппу. Томъ Ивезъ принадлежитъ въ Блэкскому, къ Бэйскому, къ Мегатеріумскому
— Настоящая комедія видть вмст Рингуда и Отелло, сказалъ Томъ Филиппу. — Какъ гордится негръ, когда его увидятъ вмст съ нимъ! Слышалъ какъ онъ бранилъ васъ Рингуду. Рингудъ заступился за вашего бднаго отца и за васъ. Какъ негръ хвастается, что Рингудъ обдаетъ у него! Вчно приглашаетъ его обдать. Надо бы вамъ видть, какъ Рингудъ отдлался отъ него! Сказалъ, что детъ къ стряпчему. Не врю.
Когда Филиппъ отправился домой изъ клуба, онъ увидалъ у дверей своего дома коляску Ригнуда, на которой красовался его гербъ. Когда Филиппъ вошолъ въ гостиную, тамъ сидлъ Рингудъ и разговаривалъ съ Шарлоттой, которая пила чай въ пять часовъ. Иногда этотъ чай замнялъ Шарлотт обдъ, когда Филиппъ не обдалъ дома.
— Если бы я зналъ, что вы дете сюда, вы могли бы привезти меня и избавить отъ продолжительной прогулки, сказалъ Филиппъ, отирая горячій лобъ.
— Могъ бы, мой бы, отвчалъ Рингудъ. — Я объ этомъ не подумалъ. Мн надо было видть моего стряпчаго въ Грэй-Инн, я и вздумалъ по дорог захать къ вамъ. Въ какомъ прекрасномъ, спокойномъ мст живёте вы!
Всё это было очень хорошо. Но въ первый и единственный разъ въ жизни Филиппъ ревновалъ.
— Не топай такъ ногами! сказала старшая дочь Филиппа, которая влзла на колна къ папа. — Зачмъ ты такъ смотришь? Не жми такъ мою руку, папа!
Мама совсмъ не знала, что Филиппъ чемъ-нибудь взволнованъ.
— Ты пришолъ пшкомъ изъ клуба, ты вспотлъ и усталъ, сказала она. — Не хочешь ли чаю, дружокъ?
Филиппъ чуть не захлебнулся чаемъ. Изъ-подъ волосъ, падавшихъ на его лобъ онъ взглянулъ въ лицо своей жены. На нёмъ было такое выраженіе невинности и удивленія, что когда онъ смотрлъ на неё, ревность прошла. Нтъ, въ этихъ нжныхъ взорахъ не было виновнаго взгляда. Филиппъ могъ только прочесть въ нихъ нжную любовь жены и безпокойство за себя.
Но каково было лицо мистера Рингуда? Когда исчезла первая краска и нершимость, блдная физіономія Рингуда опять приняла ту спокойную, самоувренную улыбку, которая обыкновенно виднлась на ней.
— Дёрзость этого человка сводила меня съ ума, говорилъ потомъ Филиппъ своему обыкновенному повренному.
— Милосердый Боже! закричалъ тотъ. — Если я буду навщать Шарлотту и дтей, вы и ко мн будете ревновать, бородатый турокъ? Вы приготовили мшокъ и петлю для каждаго мущины, который посщаетъ мистриссъ Филиппъ? Если вы будете продолжать такимъ образомъ, прекрасную жизнь будете вы вести съ вашей женой. Разумется, вы поссорились съ этимъ Ловеласомъ и грозили выбросить его изъ окна? У васъ привычка драться, когда вы разгорячитесь…
— О нтъ! перебилъ меня Филиппъ. — Я еще не поссорился съ нимъ.
Онъ заскрежеталъ зубами и свирпо сверкнулъ глазами.
— Я очень вжливо выпроводилъ его. Я проводилъ его до дверей и отдалъ приказаніе никогда его не принимать — вотъ и все. Но я съ нимъ не поссорился. Никогда два человка не держали себя вжливе насъ. Мы кланялись и усмхались другъ другу очень любезно. Но признаюсь, когда онъ протянулъ руку, я былъ принуждёнъ спрятать мою руку за спину, потому что ей такъ и хотлось… Ну, это всё-равно. Можетъ быть, какъ вы говорите, онъ не имелъ никакого дурного намренія.