Приключения Филиппа в его странствованиях по свету
Шрифт:
— Не обращай на него вниманія милый — онъ сошолъ съ ума! Полисмэнъ! этотъ господинъ слишкомъ много выпилъ. Пойдёмте, Филиппъ, пойдёмте!
Она увела его въ свою комнатку. Ей поправилась храбрость юноши; ей нравилось, что онъ такъ мужественно, побдоносно защитилъ её отъ ея врага.
— Какъ вы свирпо смотрите! Какой вы храбрый! какой вы сильный Но этотъ негодяй не достоинъ сражаться съ вами.
И она взяла своею маленькою ручкой его руку, мускулы которой вс дрожали отъ недавней схватки.
— Зачмъ этотъ мерзавецъ назвалъ меня побочнымъ сыномъ, сказалъ Филиппъ и дикіе, голубые глаза его сверкали
— Это вздоръ, дружокъ! Кто можетъ обращать вниманія на слова такого скота? Онъ всегда ужасно выражается; онъ не джентльмэнъ. Онъ былъ уже пьянъ сегодня утромъ, когда былъ у меня. Кому какое дло до того, что онъ говоритъ? Онъ самъ завтра не будетъ помнить что онъ сказалъ. Но какъ былъ добръ мой Филиппъ, что заступился за свою бдную сидлку! Точно какъ въ роман. Пойдёмте ко мн, я сдлаю вамъ чаю. Не ходите больше курить, съ васъ довольно. Пойдёмте и поговорите со мною.
И какъ мать, съ кроткимъ и благочестивымъ личикомъ, она ласкаетъ его, наблюдаетъ за нимъ, она наливаетъ ему чай; она говоритъ — говоритъ и о томъ и о другомъ. Удивительно, какъ она болтаетъ, когда вообще она довольно молчалива. Она не хочетъ видть глазъ Филиппа, которые слдуютъ за нею очень странно и свирпо. А когда онъ опять забормоталъ: «Что онъ хотлъ сказать…» Она перебила его:
— Какой вы сердитый! Вы всегда не въ дух, вамъ не можетъ быть весело безъ вашей сигары. Вотъ вамъ, да какая чудесная! Папа принёсъ ее изъ клуба. Ему подарилъ шкиперъ какого-то китайскаго корабля. Вамъ надо закурить её съ маленькаго конца. Вотъ!
И еслибы я могъ нарисовать картину, представляющуюся моему воображенію, какъ Сестрина зажигала Филю сигару и улыбалась ему какъ маленькая, невинная Делила, ласкавшая юнаго Самсона, я знаю, что картина вышла бы прекрасная. Я желалъ бы, чтобы Ридли нарисовалъ её для меня.
Глава XII
ДАМОКЛЕСЪ
На слдующее утро такъ рано, что старая Паррская улица еще не проснулась, у дверей доктора Фирмина позвонили въ ночной колокольчикъ, и когда дверь отворилъ звающій слуга, маленькая женщина, въ сромъ платье и чорной шляпк, подала ему записку, говоря, что докторъ долженъ хать сейчасъ. Не опасне ли занемогла лэди Гумандгау, та благородная больная, о которой докторъ говорилъ вчера съ сидлкой. Сестрица — это была она — сказала это самое имя лакею, который ушолъ ворча, что долженъ будить барина и отдавать ему записку.
Сидлка Брандонъ сидла между тмъ въ столовой, гд вислъ портретъ доктора, и смотрла на это мастерское произведеніе до тхъ поръ, пока нашествіе служанокъ не выгнало её изъ этой комнаты и она укрылась въ другую, маленькую комнатку, куда былъ вывшенъ портретъ мистриссъ Фирминъ.
«Какъ это было похоже на него много и много лтъ тому назадъ, думаетъ она. «Этотъ портретъ нсколько лучше его, но онъ иметъ-то злое выраженіе, которое мн казалось столь чуднымъ, какъ и обимъ сестрамъ — они готовы были выцарапать глаза другъ другу изъ ревности. А это портретъ мистриссъ Фирминъ! Врно живописецъ не польстилъ ей, а то мистриссъ Фирминъ не могла быть красавицей».
Докторъ, тихо войдя въ открытую дверь по толстому турецкому ковру, подошелъ къ ней не слышно и нашолъ Сестрицу, смотрящую на портретъ его умершей жены.
— О! это вы. Желала бы я знать, лучше ли вы
— Что привело васъ сюда такъ рано, Каролина? спросилъ звучнымъ голосомъ докторъ.
Сестрица объяснила ему:
— Вчера, когда вы ушли, пришолъ Гёнтъ. Онъ былъ пьянъ, онъ былъ очень грубъ, Филиппъ не могъ этого перенести. Филиппъ мужественъ, у него горячая кровь. Филиппу, вообразилось, что Гёнтъ оскорбляетъ меня; онъ поднялъ руку — и мистеръ Гёнтъ вылетлъ на мостовую. Онъ взбсился и назвалъ Филиппа ужаснымъ именемъ…
— Какимъ именемъ? какимъ?
Каролина сказала доктору какъ Гёнтъ назвалъ Филиппа, и если лицо Фирмина обыкновенно казалось зло, то ужь наврно не показалось оно ангельскимъ, когда онъ услыхалъ какимъ гнуснымъ именемъ былъ названъ его сынъ.
— Можетъ онъ сдлать Филиппу вредъ? продолжала Каролина. — Я думала, что я обязана сказать его отцу. Послушайте, докторъ Фирминъ, я не хочу сдлать вредъ моему милому мальчику; но если то, что вы говорили мн вчера, неправда, такъ какъ вдь вы не церемонитесь говорить неправду намъ, женщинамъ, если когда вы разыгрывали роль негодяя, думая обмануть бдную, невинную шестнадцатилтнюю двушку, вы были обмануты сами и я была вашей законною женой? Вотъ вамъ и наказаніе!
— Я имлъ бы благородную и добрую жену, Каролина, сказалъ докторъ, застонавъ.
— Это было бы наказаніемъ не для васъ, а для моего бднаго Филиппа, продолжала эта женщина: — что онъ сдлалъ, чтобы его честное имя — а можетъ бытъ и его состояніе были отнято отъ него? Я не спала всю ночь думая о нёмъ. Ахъ, Джорджъ Брандонъ! зачмъ, зачмъ вы вошли въ домъ моего бднаго стараго отца и навлекли это несчастье на меня и на вашаго еще нерожденнаго ребёнка?..
— А больше всхъ на самого себя, сказалъ докторъ.
— Вы заслужили это. Но мы, невинные, страдали и будемъ страдать больше васъ. О Джорджъ Брандонъ! подумайте о бдной женщин, брошенной умирать съ голода и незнавшей даже вашего настоящаго имени! Подумайте о вашемъ сын, можетъ быть доведённомъ до стыда и бдности черезъ вашу вину.
— Не-уже-ли вы полагаете, что я не часто думаю о моихъ проступкахъ? сказалъ докторъ: — что не провожу безсонныхъ ночей и цлыхъ часовъ тоски? Ахъ, Каролина!
Онъ поглядлся въ зеркало и подумалъ: «я не выбритъ, это очень неприлично», то-есть, если я осмлюсь прочесть его мысли, такъ-какъ мн приходится передавать его не произнесённыя слова,
— Вы думаете о вашемъ проступк теперь, когда его можно разгласить! говоритъ Каролина. — что если этотъ Гёнтъ пойдётъ противъ васъ? Онъ человкъ отчаянный, онъ до безумія пристрастился къ пьянству и деньгамъ; онъ сидлъ въ тюрьм — какъ онъ сказалъ вчера мн и моему папа. Онъ сдлаетъ или скажетъ что-нибудь. Если вы будете обращаться съ нимъ жестоко, а Филиппъ уже поступилъ съ нимъ жестоко — не боле, какъ онъ заслуживалъ, однако — онъ погубитъ васъ и самаго себя, но онъ отмститъ. Можетъ быть онъ такъ былъ пьянъ вчера, что самъ не зналъ что говорилъ. Но я боюсь, что онъ задумалъ сдлать вредъ. Я пришла сказать вамъ это и надюсь, что вы будете остерегаться, докторъ Фирминъ. Я не спала всю ночь, всё думала, и какъ только увидла дневной свтъ, ршилась побжать къ вамъ и сказать.