Приключения Мишки Босякова, кучера второй пожарной части
Шрифт:
У Юрия заблестели глаза:
— Ого!.. Спасибо, спасибо тебе...
Юрий читал выразительно. Мишка слушал с раскрытым ртом историю охотника Валентина, по прозвищу «Искатель Следов».
В компании с предводителем воинственного индейского племени команчей Единорогом Валентин странствовал по американским степям-прериям. Он помогал слабым и угнетенным. И Мишка узнал в этот день, что индейцы тех белых людей, которые с ними дружили, называли «бледнолицыми братьями»...
— Сделаем маленький отдых, — взмолился наконец Юрий, закрывая книжку, —
— Хорошо! — прошептал восхищенный Мишка, — Вот бы в нашу вторую часть Искателя Следов и Единорога!
— Пожары, Мишка, что ли тушить? — с иронией спросил Юрий, хрустя морковкой.
— Чё смеяться-то! — скривился Мишка. — Пожары мы и сами зальем... Для других дел надобно.
— Для каких же?
Мишка вместо ответа стукнул себя по коленке кулаком и решительно заявил:
— Ну так знайте... Но коли растреплете, что от меня услышите, черти с чертенятами вам на том свете пятки палить станут.
И Мишка рассказал про арест Васильева, про обыск и про сына Александра Гавриловича.
— Вот зачем мне Искатель Следов с Единорогом нужны. Поняли? — таинственно сообщил он в заключение. — Дяденьку Федорыча выручить!
— Значит, сам ничего сделать не сумеешь? — вдруг спросил его из-за кустов чей-то незнакомый голос.
Перепуганные парнишки вскочили с коврика, только одна Люся продолжала спокойно жевать репу.
— Чего испугались? — повторил тот же голос. — Чего испугались?
Кусты раздвинулись, и оттуда вышел высокий сероглазый парень в тужурке железнодорожника с кринкой в руках.
— Это Лева, мой сродный брат, — с гордостью сказала Люся.
— Не Лева, а Лев Аркадьевич, — шутливо поправил сестру железнодорожник. — Мы же условились: для солидности величать друг друга по имени и отчеству. Ты — Людмила Михаловна, а я...
— А маманя говорит, что между родственниками такое обращение — не положено, — перебила брата Люся, хотя ей, конечно, понравилось, что он назвал ее, как взрослую, Людмилой Михайловной.
Ребята тоже назвали себя. Оказалось, что Лева раньше встречался с отцом Юрия.
— Давно ты, дружище, в пожарной части служишь? — поинтересовался он у Мишки.
— Подходяще уже, — замялся Мишка. — Я кучер...
— Мишка бочкой командует, — пояснил Юрий и смущенно добавил: — Я ему однажды огонь тушить помогал.
Люся с гордостью посмотрела на Леву: вот, мол, какие отважные у нее друзья.
— Приятно с такими героями познакомиться! — подмигнул железнодорожник сестре. — А теперь, извините, я вас покину... Мне, Людмила Михайловна, перед ночным дежурством вздремнуть надо... Да и тетка Лидия Ивановна заждалась: я ей в секунду посулил за квасом в погреб слазить.
Мишка долго смотрел вслед Люсиному брату и, когда он скрылся в маленьком домике перед огородом, озабоченно прошептал:
— Правильно ведь Александр Гаврилович-то говаривал: «Хорони думку в пазушке, не носи в люди!..»
— Ты о чем, Мишка? — не понял Юрий.
— О
— Это надо еще доказать, — повернувшись к кустам, сказал нерешительно Юрий, — Откуда ты знаешь, что он подслушивал?
— Успокойтесь, Миша! — легонько тронула Люся плечо парня. — Лева никому не выдаст нашей тайны... Я побожиться могу...
— Побожиться? Чё смеяться-то! Не могли, что ли, с Юрием мне сигнал подать: посторонний человек, мол, в огороде... Эх, насечешь тяпкой, не сотрешь тряпкой!
IX. «ДОВЕРЬТЕСЬ ТЕМ, КТО НАЗОВЕТ МОЮ ФАМИЛИЮ»
Пришла неприветливая уральская осень. Просыпаясь сумрачными утрами, Мишка мысленно благодарил судьбу за встречу с Геннадием Сидоровичем. Что бы он делал сейчас, если бы не старый товарищ покойного отца? Над головой—крыша, на ногах добротные сапоги, о харчах думать не приходится.
Правда, дисциплина в части с каждым днем становилась все строже и строже: совсем исчезли увольнительные, тренировочные занятия вытесняла строевая подготовка. Даже после пожаров вместо законного отдыха Стяжкин часто устраивал маршировки.
— В движении вас, собачьих детей, держать надо, — как-то сказал он, — а то зажиреете. И выправку вернуть требуется, не при комиссарах живем... Это комиссары вашего брата распустили, по головкам гладили.
Галина Ксенофонтовна по-прежнему распоряжалась Мишкой как хотела, даже заставляла его стирать белье. Геннадий Сидорович, узнав об этом, возмутился и собрался было официально обратиться с протестом к самому Стяжкину, да Мишка, чуть не плача, отговорил старшего топорника:
И себе, и мне, дяденька Сидорыч, неприятности накликаете... Потерплю я пока. Дядя Коля вон прикидывает, что не вечно нашему ироду командовать...
Однако находились все же минуты для встречи с Юрием и Люсей. В середине сентября возобновились занятия в школе, Юрий со смехом рассказывал, что его как иноверца в самый первый день не пустили на торжественный молебен и заставили стоять за дверью.
...Мишка несколько раз спрашивал Люсю про Леву. Но Лева после того памятного дня не заходил к Похлебаевым, хотя, как сообщала Люся, был жив и здоров.
— Да перестаньте, Миша, волноваться, — успокаивала она. Лева не из тех, кто болтает. Будьте спокойны за свою государственную тайну.
Конечно, ни Геннадию Сидоровичу, ни дяде Коле Мишка ничего про это не сказал, боялся крепких подзатыльников за длинный язык. И, когда Лева опять появился в огороде, Мишка весь съежился.
Лева пожал ребятам руки и, посмотрев на убранные грядки, хмуро спросил Люсю:
— Без меня управились? Известить, поди, трудно?
— Нам соседские бабушка с дедушкой помогли, — призналась Люся. — Маманя их зазвала.