Призраки Пянджа
Шрифт:
Это была страшная борьба с собой. Борьба с тем, чтобы нарушить давно вошедшую в его жизнь привычку. Одна пуля — один труп. Глупо расходовать силы и патроны на мёртвых. Глупо рисковать обнаружить себя, гонясь за мертвецами.
«А если они не мертвы?» — думал Зубаир.
«А если они трупы?» — нашептывало ему глубоко укоренившееся в голове расстройство аутистического спектра, о котором мало кто знал.
Расстройство, что было силой и одновременно слабостью Зубаира. Оно помогало ему быть наблюдательным, чутким, аккуратным. Помогало
Патрон, что не служил тактической задаче или уничтожению цели — это зря потраченный патрон.
Зубаир давно научился чувствовать это своё необычное качество. Научился понимать его и жить с ним в гармонии. И теперь он знал, что будет дальше. Что сейчас внутренние противоречия станут разрывать снайпера изнутри. Заставят его отступить, перегруппироваться, чтобы всё снова сделать «по полочкам».
«Пуля, выпущенная по трупу — пуля, потраченная зря», — шептало оно.
«Пуля, преследующая тактическую задачу, не выпущена впустую», — мысленно отвечал ему Зубаир.
Он видел в перекрестии прицела голову того самого пограничника, что придумал эту глупую уловку с халатом, набитым камнями.
Ох, сколько же самоконтроля понадобилось Молчуну, чтобы пережить этот постыдный промах. Но воля снайпера была крепкой. Хотя и не во всём могла противостоять расстройству.
Плавным движением он перевёл перекрестие с головы пограничника в землю у его ног.
— Пуля, преследующая тактическую задачу, не выпущена впустую, — прошептал он сам себе.
А потом выстрелил.
Хлопнуло. «Мосинка» выплюнула пулю и лягнула снайпера в плечо. Глухое эхо раскатилось по горам.
У ног пограничника брызнул фонтанчик земли. В воздух поднялось и тут же рассеялось облачко пыли.
Ни пограничники, ни Марджара не вздрогнули, лёжа на тропе. Никого из них не спугнул выстрел. Не заставил дёргаться в страхе. Не заставил встать и бежать.
Зубаир облегчённо опустил винтовку. Аккуратно отвел затвор и поймал горячую гильзу. Подул на неё. Сунул в карман.
Удовлетворённое результатом расстройство отступило. Пуля не была потрачена зря. Теперь Зубаир знал — они мертвы.
Он аккуратно встал, прыгнул с камня на выступ, а потом вернулся на свою позицию.
— Возьми, — сказал Зубаир, протягивая «мосинку» Джамилю.
Молодой пастух робко и трепетно принял оружие.
После снайпер затих. Он просто сидел на своей позиции, не отрывая взгляда от тел. Сидел и ждал. Не меньше получаса наблюдал за телами, чтобы исключить любую возможность обмана с их стороны.
Наконец Зубаир встал.
— Будь здесь, — отрывисто сказал он Джамилю.
Мальчишка затравленно покивал головой.
Зубаир принялся продвигаться по тропе к высохшему руслу родника, чтобы спуститься вниз и сфотографировать тела Марджары и пограничников на миниатюрный фотоаппарат,
Лоб пёкло от ран. Жгло глубокие царапины на руках, оставленные ногтями Марджары. Затвор автомата, который я держал под собой, больно упёрся в грудь. Но невыносимее всего было другое чувство — сильно чесалась спина.
Терпеть это было почти невозможно, но я терпел. Терпел, сколько надо. Едва дышал, чтобы не выдать себя вздымающейся спиной.
Остальные тоже терпели: Витя Мартынов лежал на животе без единого движения. Казалось, он даже не дышал. Марджара так и остался валяться на спине, прикрыв глаза.
Что ж, в конце концов мы решили взять на вооружение мой план. Марджара пытался спорить, однако в итоге благоразумно согласился с большинством.
И всё равно мы шли на большой риск. То, что нам пришлось подраться по-настоящему, это ладно. Непонятно было, поверит ли Зубаир в наш спектакль с ножом и удушением. Непонятно было, сколько нам предстояло лежать в таком положении и стараться не выдавать себя. Непонятно, как долго Зубаир будет следить за нами и когда спустится, чтобы проверить тела.
Тем не менее я был доволен тем, как всё идёт. И доказательством того, что план работает, стал выстрел Зубаира в землю у моих ног.
Мы выдержали и это. Никто не пошевелился. Хотя адреналина я хватил как надо.
Однако у нас не было сомнений — он не станет стрелять, если столкнётся с сомнениями относительно того, живы ли мы или нет.
— Зубаир никогда не стреляет в мёртвых, — сказал Хусейн нам перед выходом. — Это его правило, которое он просто не может нарушить. Сам не знаю, почему. Если он будет неуверен, живы мы или нет, скорее проверит лично, чем станет стрелять для проверки.
Оставалась самая важная задача — вовремя распознать, что Молчун приближается. Ведь если он спустится и подойдёт слишком близко — может понять, что мы всё-таки живы. В таком случае был шанс спугнуть его.
Я приоткрыл левый глаз. Делал это время от времени, чтобы посмотреть на левую руку Марджары. Почти всегда она была расслаблена. Это значило, что Зубаир не приближается. Что Марджара не слышит его шагов.
Обычно рука оставалась расслаблена. Но не в этот раз.
Сейчас я видел, как Хусейн едва заметно шевелит большим пальцем. Делает им почти неуловимые движения.
«Идёт с фронта, — пронеслось у меня в голове. — Пора действовать».
Глава 11
И я стал действовать.
Я не знал, где именно движется Молчун. Не знал, вооружён ли он. Не знал, как далеко он. Но действовать всё равно было надо.
Я в миг взорвался резким движением — перекатился на спину, вскинув автомат.
Только тогда я увидел, где именно шёл Зубаир.
Двигаясь немного сгорбившись, он пробирался у правого края тропы, под скалой. Снайпер замер, когда увидел, как я вскинул оружие.