Пророк, огонь и роза. Ищущие
Шрифт:
— Как прежде? — эхом повторил Хайнэ, на мгновение поддавшись невероятной, безрассудной надежде.
— Только уродливого, — оборвал эту надежду Онхонто. — Но ты этого не заметишь. Тебе будет всё равно.
— Да? — спросил Хайнэ таким тоном, как будто ему предлагали поверить в то, что небо и земля поменялись местами, и теперь весь мир будет вверх ногами.
— Да. Я утверждаю это и готов нести ответственность за свои слова. Любую, вплоть до вечного проклятья во всех мирах.
Его непоколебимая уверенность взяла верх над страхом Хайнэ, и по той стене, которую он чувствовал перед собой, как будто бы поползли
Ошеломлённый, он боязливо протянул руку к маске.
Но так как сидел он, сгорбившись и весь согнувшись, руку пришлось протягивать вверх, и рукав, опав до локтя, вновь обнажил перед Хайнэ его собственную руку — тонкие искривлённые кости, обтянутые кожей без мяса, и такие же тоненькие, узловатые пальцы.
Он отдёрнул руку, как будто ошпарившись.
— Не могу, — замотал он головой в отчаянии подступающего безумия. — Не-могу-не-могу-не-могу…
У Онхонто опустились плечи.
— Мне хочется плакать, — признался он. — Но мне нельзя этого делать, потому что это будет невыносимая боль. Физическая.
Хайнэ вздрогнул от ужаса, потому что ничего, ужаснее этих слов, быть уже не могло.
— Хорошо, — сказал он голосом, отупевшим от боли и страха. — Я сниму с вас маску. Сейчас. Подождите одну минуту.
Осознавая всю совершенную безвыходность своей ситуации, он попытался незаметно потянуться за ножом, на этот раз уже не чтобы выколоть глаза, а чтобы убить себя в том случае, если он всё-таки не выдержит и, увидев чудовищное зрелище, закричит.
Но Онхонто остановил его.
— Не надо, — устало сказал он. — Видно, я поторопился. Во мне появилось слишком много самоуверенности в последние месяцы. Я же говорил тебе, что вознёсся. Решил, что могу решать за всех. Мы это сделаем, но потом.
Хайнэ упал ему на грудь, рыдая от облегчения.
— Я обязательно это сделаю, — лепетал он. — Сделаю, только позже. Обещаю…
— Хорошо.
Онхонто обнял его, и знакомый аромат окутал Хайнэ. Его волосы, руки, одежда пахли точно так же, как раньше, и, уткнувшись в его накидку, Хайнэ ощутил то же самое, что и прежде — любовь и близость, ощущение которой граничило с невыносимой болью.
«Ложь… — мелькнуло в его голове. — Я снова лгал себе. Оно никуда не делось. Ничего с этим не случилось».
Он слабо улыбнулся.
— Останешься спать со мной, — сказал Онхонто.
И Хайнэ подчинился, не только потому, что хотел этого, но и потому, что не подчиниться было невозможно — столько властности вдруг оказалось в его голосе.
— Теперь ты видишь, — со смехом заметил Онхонто, уложив его рядом с собой, — что, сделав то, что я сделал, я избавил мир от самого властолюбивого и жёсткого тирана, которого когда-либо знала вселенная? Поверь мне, я знаю, что говорю.
— Да разве ж это помеха… — растерянно пробормотал Хайнэ, дотронувшись до его маски. — Вы ещё вполне можете стать тираном…
— О нет, теперь она меня отпустит.
Хайнэ вздрогнул, вспомнив про его супругу.
— Что же вы ей скажете?..
— То же, что и тебе. Что она будет любить меня, невзирая на моё уродство. Что ей будет всё равно.
— И вы думаете, так оно и будет?! — вскричал Хайнэ изумлённо.
— Не знаю, — пожал плечами Онхонто. — Но, в любом случае, она меня отпустит. Хотя бы в каком-то смысле.
Хайнэ
Он осторожно обнял Онхонто за шею и дотронулся до потускневших тёмно-красных прядей.
— Хотите, я помогу вам вымыть волосы? — робко предложил он.
— Хочу, но для этого придётся снять маску.
— Ах, да…
Онхонто поднялся с постели и, медленно обойдя комнату, погасил все светильники, оставить гореть только один из них. В это время Хайнэ снова содрогнулся и, чувствуя подступающий приступ паники, начал непроизвольно искать глазами то самое зеркало — но, к счастью, его убрали.
— Моя мечта сбылась, — сказал Онхонто, ложась под одеяло. — Больше никаких слуг. Никто не помогает мне одеваться и раздеваться, я ем сам, в постели. Никто ко мне не заходит, не кланяется и не смотрит восторженным, влюблённым взглядом. Теперь осталось найти розы и садовую лопату.
— Тут есть розы, — сказал Хайнэ тихо.
— Вот и замечательно. Не возражаешь, если я вернусь сюда и буду жить в вашем доме? Конечно, это в том случае, если меня выгонят из дворца.
— Не возражаю… А?! — изумлённо вскрикнул Хайнэ, когда до него запоздало дошёл смысл этих слов. — Это возможно?!
— Ну, если ты не выгонишь меня тоже, — улыбнулся Онхонто.
У Хайнэ задрожали губы.
— Я не могу говорить вам «ты», — невпопад сказал он.
— Да ведь я теперь такой же. И даже тоже урод. Надеюсь, ты не обидишься на слово «тоже»? В общем, мы на равных.
— На равных? — повторил Хайнэ, широко раскрыв глаза. Лицо его жалко искривилось. — Да куда уж там. Выше, чем сейчас, вы никогда ни были, а я никогда не был ниже. Вы заявляли, что не желаете быть божеством, но у вас вышел прямо противоположный эффект. Если раньше вы были недосягаемым идеалом, то теперь вы — Бог, никак не меньше. И вы очень высоко в небе, в своей свободе и красоте, а я остался на земле, скорченный и скрюченный, связанный своим уродством. Уж, конечно, не внешним, а другим…
— Бог ближе, чем идеалы, — усмехнулся Онхонто. — Так что, может, это не так уж плохо.
— Вы теперь говорите совсем правильно, — вдруг заметил Хайнэ с какой-то грустью. — Ни разу не ошиблись за сегодняшний вечер…
— А, это всегда так бывает. Полтора года я бился над своим языком, и всё напрасно. Я и сам уже успел разувериться и решить, что мои усилия бесполезны, однако всё-таки не оставлял их, потому что упрям. А потом, в один день, всё изменилось. Это как песочные часы, Хайнэ. Ты же видел их в моей спальне во дворце? Песчинка падает за песчинкой и кажется, что они никогда не закончатся, но однажды последняя из них переполняет чашу, и часы переворачиваются. Вот так же и этот мир. Разница только в том, что песочные часы я вижу с высоты своего роста и могу практически наверняка сказать, когда же песок закончится в одной из половинок. А теперь представь, что ты совсем маленький, что ты живёшь внутри этих часов и не знаешь этого… или же наоборот, что часы находятся внутри тебя. В любом случае, ты не видишь, как падает песок, только чувствуешь это. Ты не будешь знать, какая из песчинок окажется последней, и всё перевернёт. Но любая из них может оказаться той самой. — Онхонто улыбнулся и потрепал Хайнэ по волосам. — А теперь давай спать.