Протопоп Аввакум и начало Раскола
Шрифт:
Естественно, на патриаршем престоле Иоаким продолжал ту борьбу со старообрядцами, которую он начал архимандритом и продолжал митрополитом. Он недостаточно глубоко жил верой, чтобы понять их сомнения, их привязанность к старине, их идеал высокохристианской жизни – понять то, что даже бессознательно чувствовал тот же Никон. Он мог видеть в них только врагов, врагов вдвойне, ибо они восставали и против церкви, и против государства. Он рассматривал их как своего рода опасных сумасшедших, которых надлежало без всякого милосердия преследовать, а в случае нужды и истреблять.
Боровские узницы стали первыми жертвами подобных представлений этого прапорщика в рясе. По его мнению, они еще обладали чрезмерной свободой. Было решено расследовать их положение; вслед за чем мучения их возобновились с новой силой. Родион Греков прятался от преследований в подвале мещанина Памфила. Пришли делать обыск. Подвергнутый пытке Памфил никого не выдал. Обливаясь кровью, он не забыл напомнить своей жене, чтобы она отнесла «светом тем» (Морозовой и ее соузницам) «луку печенова решето». Несмотря на эти гонения, Морозова смогла еще 10 и 11 января 1675 года иметь с Меланией и своим старшим братом [1762] трогательное и памятное свидание [1763] .
1762
Вероятно,
1763
Материалы. VIII. С. 191–193 (Житие Морозовой).
Затем последовал последний удар. На Фоминой неделе 11–18 апреля в тюрьму ворвался подьячий и захватил все, что было у узниц: пищу, одежду, книги, иконы, лестовки, оставив каждой лишь по одному платью. Стражу стали строго допрашивать о посетителях узниц. Через два месяца, в день свв. Петра и Павла дело повел уже известный дьяк Кузмищев: он отдал на сожжение Иустинию; Марию он посадил с уголовниками. Феодору и Евдокию он перевел в подземный каземат, где не было ни света, ни воздуха. Он воспретил страже под страхом смерти давать им пить или есть. Тут началось их истинное мученичество. У каждой было лишь по одной одежде: они не могли ни сменить ее, ни вымыться. Вши и черви не давали им спать. Милосердные воины, рискуя собственной жизнью и прячась друг от друга, спускали им на веревке то пять-шесть сухарей, то одно-два яблока или несколько огурчиков. То они имели питье без еды; то, наоборот, еду без питья.
Евдокия после двух с половиной месяцев страданий не вытерпела и слегла. То был конец. Вместе с сестрой они прочли отходную, 11 сентября она умерла. Феодора обвязала ее тело тремя бечевками во имя Пресвятой Троицы и сообщила страже. Тело извлекли. Вместо того, чтобы почернеть, оно становилось изо дня в день все светлее и светлее, так что стража удивлялась этому чуду. Через пять дней с разрешения царя ее, завернув в одну мешковину, похоронили тут же в тюремной ограде.
После ее смерти в Москве решили, что Морозову можно будет уговорить, и с этой целью послали к ней монаха. Она отказалась отвечать ему, пока он правильно не произнесет молитву Исусову. После этого она сказала ему, что желает только смерти. Тронутый до глубины души, монах воскликнул: «Воистину блаженно ваше дело. И аще совершите доблественне до конца, кто может исповедати похвалы вашея!» После этого снова соединили Марию с Феодорой. Вскоре изнемогла и Феодора. Она позвала стражника и стала умолять его во имя его родителей: «Дай ми колачика». – «Ни, госпоже, боюся». – «И ты поне хлебца». – «Не имею». – «Поне мало сухариков». – «Не имею». – «Не смееши ли, ино принеси поне яблочко или огурчик». – «Не смею». – «Добро, чадо; благословен Бог наш, изволивый тако». Когда она уже окончательно изнемогла, она позвала его еще раз: «Имел еси матерь? и вемь яко от жены рожден еси; сего ради молю тя, страхом Божиим ограждься: се бо аз жена есмь, и, от великия нужды стесняема, имам потребу, еже срачицу измыти. И якоже сам зриши, самой ми итти и послужити себе невозможно есть, окована бо есмь, а служащих ми рабынь не имам. Тем же ты иди на реку, и измый ми срачицу сию. Се бо хощет мя Господь пояти от жизни сея, и не подобно ми есть, еже телу сему в нечисте одежд и возлещи в недрех матере своея земли» [1764] . Страж смягчился и уступил просьбе. Пока он мыл полотно водой, лицо его омывалось слезами: он думал о прежнем величии боярыни и о теперешней нищете ее.
1764
В этом почитании Матери-Земли боярыня Морозова следует общенародной традиции. См. Смирнов С. «Исповедь Земле» в «Исповеднике». С. 255–283.
Феодора скончалась «с миром» в первом часу ночи первого ноября 1675 года. В ту же ночь инокине Мелании, находившейся «в пустыни», было видение: она увидела усопшую с радостным лицом, в полном одеянии монахини, водившей руками по одеждам, словно она была изумлена этой новой для нее славой. Она непрестанно лобызала икону Спасителя. Ее похоронили рядом с ее возлюбленной сестрой.
Первого декабря упокоилась и Мария Данилова [1765] .
31 мая Мещеринов снова привел на Соловки своих сто восемьдесят пять стрельцов, несколько опередив приказ, который снова угрожал ему смертью. В августе он получил из Москвы и Холмогор подкрепление приблизительно в девятьсот человек с пушками, сто пудов пороха и ядер, а также и продовольствие из расчета приблизительно на год. Он окружил монастырь валами с пушками и пушкарями. Валы возвышались над стенами монастыря. На этот раз зима не остановила военных операций. 23 декабря приставили лестницы к стенам, и начался штурм. Но все было бесполезно. Защитники, невзирая на усталость и цингу, оставались непреклонными. Одни молились в соборе, другие непоколебимо стояли на стенах, третьи предпринимали вылазки против врага. Однажды ночью монах-перебежчик Феоктист пришел к Мещеринову и сказал ему, что в стене имеется одна плохо заложенная дверь, через которую можно проникнуть в монастырь. Мещеринов испугался смелого предприятия, однако темной ночью, во время бурана, он отдал приказ взломать дверь, в которую и ворвались воины; на заре в одно мгновение стены и башни были заняты осаждавшими, и весь монастырь оказался в их власти.
1765
Весь этот рассказ о смерти боровских узниц основан на «Житии Морозовой» (Материалы. VIII. С. 191–203). Это Житие является в данном случае единственным источником, но зато источником верным, идущим из первых рук: в каждой строке чувствуется очевидец, видевший мертвое тело Евдокии и проверивший вместе с Меланией одновременность ее видения со смертью Феодоры. Судя по всему, он расспрашивал стражу. Надмогильная надпись на плите двух сестер, сделанная
Много монахов было тут же убито; другие были закованы в цепи и подвергнуты допросу. Сперва, на страх другим, были усечены мечом или повешены Никанор и двадцать семь других монахов. Иных поволокли на берег, чтобы они там замерзли насмерть. Западное побережье острова было завалено телами, всю зиму стояли виселицы. Коротко сказать, из пятисот защитников, насчитывавшихся в 1674 году, к моменту состоявшегося летом приезда нового архимандрита Макария и монахов никонианской церкви оставалось в живых лишь четырнадцать монахов, содержавшихся в тюрьме [1766] .
1766
Сырцов. С. 297–306 (согласно разным источникам, в частности см.: Материалы. III. С. 330, 354, 411, 429, 441). Денисов в своей «Истории об отцах и страдальцах соловецких» дает волнующее описание взятия Соловков и массового истребления, имевшего там место, однако к его рассказу следует относиться с осторожностью, в частности к дате 29 января, приведенной, чтобы указать на полное совпадение со смертью царя.
Соловки были взяты в субботу 22 января 1676 года. Царь, который на водоосвящении 6 января чувствовал себя «здоровым и свежим» и который еще 20-го числа во дворце смотрел «комедийное действо», в субботу 22 января серьезно заболел. 28 января он продиктовал свое завещание, в котором, между прочим, даровалось прощение многим из заключенных. Наконец, в субботу 29-го, около 7 часов вечера, он скончался [1767] .
II
Аввакум – церковный учитель старой веры: проповеди, послания, толкования
1767
СГГД. I V. С. 336. № 104; Посольство Кунраада фан-Кленка. С. 430.
Усиление гонений, которого добился Иоаким, не могло не отозваться также и на Пустозерске. Скоро в темнице оказалось уже не четверо, а пятеро заключенных [1768] . Юродивый Киприан, который уже давно находился в Пустозерске на правах вольного поселенца, в 1675 году был заключен в тюрьму «за безумные словеса». Он под пыткой исповедал свою приверженность древнему благочестию, вслед за чем был послан запрос в Москву о том, что с ним делать. Ответ гласил: публично объявить ему его вину, соответственно докладу воеводы Леонтия Неплюева, и за безумные слова его наказать его смертью, отрубив ему голову, дабы другим не было повадно так поступать, а отчет дати о сем Новгородскому воеводе, боярину Артамону Матвееву. Казнь состоялась 7 июля 1675 года [1769] .
1768
РИБ. Т. 39. Стб. 244.
1769
Там же. Стб. 248, подтверждается отпиской воеводы (РГАДА. Приказные дела. 1675–1676. № 227. Л. 139). Не датирована, но относится к последней трети 1675 года.
В это время Аввакум писал продолжение своих Бесед.
Первая беседа, написанная после письма Морозовой, представляла собой полемическое сочинение, направленное против новых монахов, «исшедших из бездны», имеющих «подклейки женския и клобуки рогатыя». Аввакум дает историю этих «клобуков рогатых». Они происходят от «бабы-еретицы», которая некогда занимала папский престол. Затем состоялся Флорентийский собор. «Патриарси гречестии и весь Восток и Запад» собирались на этот собор, «яко и у нас бысть ныне при вселенских в Москве такая же лукавая сонмища». Марк Ефесский был подвергнут заточению, «якоже и нас, бедных, здесь». Тогда папа Евгений «прииде на собор в преждереченнем рогатом клобуце, управляяй правило уставляяй законы и предания новая, а старая вся, отеческая, отмещуще. И приписаша царь и власти греческия к нему, лукавому собору, руки своя». В этом было лжемудрие греков: они надели рогатые клобуки и приняли новые догматы. Отсюда и все их горести. Константина-царя «предал Бог за отступление-то сие Магнету, турскому царю, и все царство греческое с ним. А на Русь было напряг в мимошедшем году. Да еще удержа молитвы сидящих по темницам и тюрьмам, вопиющих к Богу день и нощь» [1770] . Бог же ожидает обращения никониан. «Токмо жги да пали, секи да руби единородных своих!» Другого они ничего не знают!
1770
Это указание позволяет датировать Беседу, поскольку единственной значительной турецкой угрозой между 1670 и 1675 г. (в другом месте царь Алексей назван живущим) был переход через Дунай Магомета IV 1 июля 1672 г. и взятие Каменец-Подольска 17 августа. 30 сентября царь был уведомлен польским королем о серьезности этой опасности: Украина могла отойти к Турции. В Москве была большая паника. 20 октября Менезий отправился в Рим организовывать крестовый поход. Эхо этих событий могло достичь Пустозерска к декабрю 1672 – январю 1673 года. Значит, Аввакум пишет между сентябрем 1673 и сентябрем 1674 г.
«Богом преданное скидали з голов, и волосы расчесали, чтобы бабы блудницы любили их; выставя рожу свою да подпояшется по титкам, вздевши на себя широкий жюпан! (…) Помнишь ли? Иван Предтеча подпоясывался по чреслам, а не по титкам, поясом усменным, (…) да же брюхо-то не толстеет. А ты, что чреватая жонка, не извредит бы в брюхе робенка, подпоясываесе по титкам! Чему быть! И в твоем брюхе том не менше робенка бабья накладено беды-тоя, – ягод миндалных и ренсково, и раманеи, и водок различных (…). Бедные, бедные! Так-то Христос приказал жить и святии научиша? (…) Ну-су полно бранится – тово нам. Приимите вы первыя наши святыя и непорочныя книги, ихже святии предаша, и обычая свои дурныя отложите: мы станем пред вами прощатися о Христе Исусе, Господе нашем» [1771] .
1771
РИБ. Т. 39. Стб. 271–282.