Птица-жар и проклятый волк
Шрифт:
— Нагонят! — кричит. — Сядут на коней, нагонят. Медведя долой!
— Да поди его спихни! — растерянно отвечает Пчела.
От ворот и впрямь уже двое скачут, вопят. У Завида тут в груди похолодело. Пригляделся — ан нет, Морщок да Хмыра едут! Где-то взяли коней.
Доскакал Морщок до Первуши, руку протянул, кричит:
— Хватайся!
Первуша ему за спину вскочил, поводья бросил. Остановилась телега. Тут и Хмыра подоспел, Пчелу подхватил.
— Беги! — кричат Завиду. — В кустах схоронись дотемна, после к гиблому месту придёшь, там встретимся!
И поскакали
Завид им вслед поглядел растерянно, и медведь голову поднял. Моргает жёлтым от солнца глазом, не понимает, что случилось. И впрямь, можно его бросить, хозяева подберут, как раз и задержатся…
Оглянулся ещё Завид. Суета у ворот, а следом будто никто не скачет.
— Ну, держись! — воскликнул он, перелезая вперёд, и взял поводья. — Вишь, бросили нас, чтобы самим уйти… Я уж тебя не брошу!
И, хлестнув коня, погнал его к лесу у горных подножий.
Глава 15
Самый пакостный лес — у гор. Только поверишь, что сыскал дорогу, как она оборвётся, осыплется. Протянутся, хватаясь друг за друга, узловатые руки корней. Они ещё держат оползающий склон, однако ель на краю уж накренилась, вскинув оголевшие ветви, застыла в медленном падении. Стой в досаде, глядя вниз, и думай: то ли спускаться, рискуя свернуть шею, то ли поворачивать назад.
Высятся старые истрёпанные ели, глядят и молчат недобро. Пожалуй, и сам лесной хозяин не любит здесь ходить. Даже и птицы не поют.
Внизу щетинится ветвями старая коряга, да вот будто шевельнулась…
Ведёт Завид медведя, тот идёт послушно. Удалось им добраться до гор, никто не изловил, будто люди не шибко спешили. Завид уж от леса оглянулся, увидел, как далеко позади пыль клубится. Лошадёнку назад погнал, та и пошла, мотая головой: не по нраву пришёлся ей новый возница, не по нраву был и медведь.
Ушли, да не совсем. Может, люди охотников кликнули, оттого задержались, а теперь пустят псов по следу. Оттого торопился Завид, оттого досадовал, когда обрывалась тропа. Да ещё путь незнакомый, тут уж только надейся, что выйдешь куда хотел.
— Ты погоди, — говорит он медведю, — скоро добудешь волю!
Медведь не спорит, идёт, куда ведут. Рад Завид, что может перемолвиться словом хоть с ним, не то, казалось, и вовсе обезумел бы в этом глухом лесу. Казалось, не будь рядом с ним доверчивой живой души, о которой дал себе слово позаботиться, он опрометью кинулся бы прочь, не глядя ни вперёд, ни под ноги — и, должно быть, скоро скатился бы в какой-нибудь овраг, переломавши кости.
— Ничего, скоро придём, — всё повторяет Завид. Больше себя успокаивает, потому как медведь не тревожится, идёт за ним на цепи, как телок. Добро хоть не противится, не то и не будешь знать, что тут делать.
Всё же пришлось повернуть назад, отыскать новый путь. Стоя на открытом месте, Завид тревожно вгляделся в тенистую чащу — нет, вроде никого. Если бы хоть пели птицы! Но они молчали, будто их что спугнуло. Тишь давила, и чудилось всякое. Вот-вот затрубит рог, наскочат лютые псы, скаля пасти… Кто пожалеет вора и станет их усмирять? Скажут потом, сам виноват.
Близко было и гиблое место, куда уехали
Срезав путь, Завид съехал по короткому склону и тут же откатился в сторону, чтобы медведь его не придавил. Тот неуклюже последовал за ним, сколько-то пробежал, а после тоже съехал боком, выставив пятки. Он даже и не понял, что цепь никто не держит.
Оказавшись внизу, медведь шумно встряхнулся. Завид тоже поспешно смахнул с локтей да с коленей песок и приставшие иглы, почесал медведю лоб, взялся за кольцо в носу, когда-то намертво закованное кузнецом.
— Ничего, — повторил опять. — Скоро…
И осёкся. Звон разнёсся над лесом.
Долго ещё угасал тонкий отголосок. Когда он совсем истаял, Завид опять потрепал медведя по бурой шерсти, решительно закусив губы.
— Вот уж почитай и пришли, — сказал он потом.
С кольцом в носу да с цепью медведю на воле не прожить. Только что за кузнец возьмётся его расковать? К кому ни пойди, начнутся расспросы, тут же сойдутся и люди. Медведя, ясно, отнимут. Завида вором назовут и накажут.
Только одного подходящего кузнеца он и знал, у него и надеялся отыскать помощи. Да кабы не вышло худа…
Углядев наконец чёрную нору, он долго стоял, не решаясь приблизиться. Дивьи люди, сказывают, железо куют, да захотят ли помочь? Не попросят ли платы, и не будет ли она высока? И если от дыма их кузен идут по земле лихоманка да мор, не захвораешь ли, подойдя?
Медведь терпеливо ждал, лишь раз или два почесал за ухом. Вот поднялся, шумно дохнул: может, оголодал или жажда измучила, да он ведь зверь, как пожалуется? Устыдился тогда Завид, шагнул вперёд и кликнул вмиг охрипшим голосом:
— Эй, хозяин!..
Тихо, ни звука.
— Эй, хозяин, помощь надобна! — кликнул Завид вдругорядь и подумал, что, может, нужны особые слова, да он их не знает. — Помоги, сделай милость!
Ждёт-пождёт — никого, ничего. Всматривался, уж все глаза просмотрел. Да есть ли и вовсе те дивьи люди? Мало ли чья это нора…
Тут колыхнулись тени, и понял Завид, что вовсе это не рябь в глазах, а кто-то движется по тёмному ходу, тоже тёмный в сумраке. Вот добрался до порога и выпрямился, держась за камень узловатыми пальцами.
Кузнец седым волосом оброс, сам от копоти чёрен, бос и рубахи на нём нет. Глаз у него светлый, как речная вода на мели над камешками — то будто серый, то с зеленцой. Второго не видно, космы лицо прячут. Да и нет у него второго глаза, так Пчела сказывал. И рука, и нога одна.
Молчит кузнец, и Завид молчит, его разглядывая. После опомнился, на медведя указал, попросил:
— Разожми кольцо! Сумеешь?
Кузнец, опершись плечом на скалу, протянул руку, и медведь понял, подошёл, обнюхал его пальцы. Тут Завид попятился: кто знает, не поползёт ли мёртвый дым, как кузнец за работу примется! Отходит он, да отвернулся на миг, чтобы о корни не запнуться, и ничего не успел разглядеть, только услышал, как звякнула цепь да наземь упала. Тут же медведь отскочил и принялся нос тереть. Не понимает он, что стряслось, только чует, кольца не хватает, а так уж к нему привык — будто части себя лишился.