Разящий клинок
Шрифт:
— Плюс один пай, — добавил Мегас Дукас.
— Запишите на мой счет, — сказал сидевший за столом сэр Фрэнсис, и все рассмеялись.
Пока от Эткорта добрались до Кантакузеноса, прошел почти час. Но после Дукаса процедура ускорилась, благо наемников с фамилиями дальше «Д» оказалось меньше, а нордиканцы со схолариями уловили ритм происходящего, так что если человек был готов, то он выходил, пока объявляли, сколько ему причитается, сметал серебро и золото в шляпу и возвращался, а из строя выталкивали следующего счастливца. В каждом полку нашлась пара-тройка склочников,
Среди войска выплата жалованья стала поводом к розыгрышам и шуточкам: жены проталкивались вперед за мужниными деньгами, а потом выходили опять, уже за своими; невезучим же, которые отсутствовали — Дэниела Фейвора, например, не оказалось на месте, когда его вызвали, — помогали товарищи, кричавшие: «Он хочет, чтобы все раздали бедным!»
Вскоре после него выяснилось, что нет и Гельфреда, главного охотника и офицера войска, лица высокооплачиваемого и потому всегда пригодного для забавы.
Уилфул Убийца, имевший подлинное имя и уже забравший свое жалованье, ухмыльнулся соседу.
— Ни одного ихнего разведчика в строю, — сказал он. — Не так уж я давеча ошибся! Кто-нибудь наверняка прикарманит их денежки.
На Ханнафорде расчет прервался, и слуги с подносами раздали всем присутствующим по доброй чарке сладкой и крепкой мальвазии. Мегас Дукас вскочил на стол и поднял свою; все собравшиеся во дворе, включая студентов, воздели кубки в ответ, и Мегас Дукас гаркнул:
— За императора!
Ему вторили двенадцать сотен глоток.
Императорские слуги унесли кубки — из красной глины, с имперскими венцами из оливковых листьев, и расчет, возобновившись с Ханда, Артура, конного лучника, дошел до Зирагонаса, Дмитриоса, страдиота. Солнце садилось, воздух бодрил, и двор был набит глубоко удовлетворенными солдатами.
В согласии с установленной традицией Дмитриоса Зирагонаса — приятного вида румяного мужчину с огненно-рыжими волосами и последнего в списке — приветствовала по выходе из строя старейшая спутница войска Старая Тэм, окруженная толпой детворы. Она обвила его руками, не успел он и оглянуться да воспротивиться, ибо был родом из морейской аристократии и не привык к выходкам, которые в Альбе сходили за шутки. Он не был готов к тому, что она сунет руку в его карман, и в равной степени — к ее поцелуям, тогда как сорок ребятишек завопят, называя его «папулей» и требуя денег.
— Мой сладенький, — каркнула Старая Тэм. Она улыбалась, как беглая сумасшедшая, и облизывалась. — Такой молоденький! — гоготнула она. — Мне, милый, нужен твой самый сладкий кусочек...
Схоларии, среди которых Зирагонас слыл важной и видной птицей, глупо смеялись, пока несчастный отбивался от старой карги и детворы, а те играли свои роли столь убедительно, что менее черствое сборище пробрал бы озноб.
Зирагонас испарился, как только вырвался из их хищных рук. Он панически отступил в ряды товарищей, где и притаился, а после ему пришлось вытерпеть общий хохот, когда Старая Тэм воздела его кошелек, аккуратно срезанный с пояса.
— Кусочек-то у меня, милок! — завопила
Нашлось много лингвистов, способных перевести это на морейский и нордиканский.
Однако потом, когда всеобщее веселье затянулось, со стула встал Мегас Дукас, а старуха повернулась, присела в реверансе и протянула ему кошелек раскрасневшегося бедняги. Мегас Дукас вернул его законному владельцу, который не смел посмотреть окружающим в глаза.
— Джентльмены и леди, вас ждут скамьи, вино и яства. Когда рук много, работа спорится — пусть же начнется свадьба!
Он ударил в ладоши, и все разбежались по местам, определенным на утреннем построении.
Бент показался из кухонь, где он, еще четыре человека и четыре пса Гельфреда снимали пробу с мальвазии и большинства кушаний. Теперь они разошлись по башням вокруг двора, прихватив обед и вино для дежурных вардариотов — пусть выпьют и остальные солдаты.
Появились столы и длинные низкие лавки; вереница людей двинулась через двор, как танцоры, расставляя свечи из пчелиного воска в высоких бронзовых подсвечниках. Присутствующие взглянули на небо: наступление темноты сопровождалось наплывом тяжелых туч.
Через внешний двор прошествовал исповедник принцессы при полных церковных регалиях. Схоларии зашушукались. Когда на столах появились первые тарелки и кубки, люди услышали возглас дежурного офицера, который спросил, кто идет, и после ответа наружные ворота распахнулись.
Морейцы, находившиеся во дворе, застыли.
Затем все упали на колено.
Мегас Дукас вышел на внешний двор, и Бент зашептал ему в ухо, а он прошипел приказ и повалился на колени как был — в лучших штанах на булыжники. Большей части войска шептать не пришлось: солдаты увидели, что на коленях стоят сэр Майкл, одетый в свадебные одежды, и сэр Томас в его замечательных стеганых портках.
На двор во главе двадцати профессоров университета и еще десяти священников и епископов вступил патриарх.
Он одарил солдат лучистой улыбкой и прошествовал меж них, благословляя направо и налево. Затем возложил руку на склоненную черную голову сэра Томаса, и тот дернул подбородком, как от разряда, а потом улыбнулся, словно выиграл небывалый приз. Патриарх перешел к следующему. Он благословил госпожу Элисон и, наконец, приблизился к Мегас Дукасу, которому ласково положил ладонь на чело и кивнул.
Небеса не разверзлись, молния не ударила.
Мегас Дукас поцеловал кольцо.
Очень тихо он спросил:
— Надеюсь, ваше святейшество прибыло ради свадьбы?
В глазах патриарха заплясали искорки.
— Хотите сказать, что я опоздал и денег мне не достанется? — осведомился он.
После этого не осталось препятствий к тому, чтобы бракосочетание Кайтлин превратилось в великий пир. Сама же она, когда появилась, выглядела достаточно шикарно, чтобы положить конец слухам, которые гуляли среди морейцев, — она, мол, ничтожная деревенщина. Было очевидно, что она — герцогиня. Они с деспиной Еленой скрылись, и по ходу приготовлений из караулки схолариев, временно превращенной в покои для новобрачных, доносились их фырканье и смешки.