Разящий клинок
Шрифт:
Старик поспешно пыхнул трубкой, чтобы не потухла.
— Представь себе ребенка, который должен постоянно показывать другим детям, какой он умный. Остальные играют, носятся, едят, любят мам, а этот малыш не может остановиться и умничает. Знакомая картина?
— Слишком хорошо знакомая, — рассмеялся Нита Кван.
— Власти. В основном это люди, которые так и не научились жить. — Та-се-хо со смешком откинулся. — Учти, что я старик, не знающий магии. Если бы я мог убить оленя за милю одним движением пальца, то был бы другим человеком. Но вот охотиться меня никто не учил. И
— Ты философ, — повторил Нита Кван.
— Глядишь, я и полюблю это слово. Но вот что: через неделю Внутреннее море замерзнет. Если мы собираемся плыть, то лучше поторапливаться.
И часом позже они уже плыли на юг по направлению к Н’гаре.
Аббатиса внимательно прочла последнее донесение из Харндона, а сестра Амиция терпеливо ждала, упрятав кисти в рукава.
Один раз аббатиса поморщилась, затем ее лицо застыло. Если присмотреться, можно было понять, что она перечитывает донесение снова от начала и до конца. Теперь она закусила губу. Потом состроила мину — совершенно не по-аббатски.
— Ты знаешь, о чем здесь сказано? — спросила она у Амиции, и та покачала головой.
— Я, мадам, когда прибыл королевский гонец, была у себя в часовне у Южной переправы. Поскольку донесение полагалось доставить сюда, а воскресенье прошло, я сразу и принесла. Гонцу было нужно поспеть в другие места.
Мирам побарабанила пальцами по ручке кресла.
— Король назначил в Лорику нового епископа, который считает, что без его индульгенции весь орден Святого Фомы падет. — Она улыбнулась, но не обычной улыбкой, а запальчивой. — Подозреваю, что мы с приором Уишартом согласимся — у него нет власти над нами, но я предвижу известные неприятности.
— Новый епископ Альбинкирка — замечательный священник, — сказала Амиция.
— Он к нам наведался! — подхватила Мирам. — Ха, и застиг нас в сорочках. Банный день, а новый епископ стучится в ворота! Но сэр Майкл вызвал охрану, и мы привели себя в порядок, а ванны снесли на кухню. Он и правда милейший человек, а в его теологии есть свежая струя. — Мирам свернула свиток. — Он подтвердил твое право служить мессу, когда нет священника. И назначил к нам нового капеллана — отца Десмонда. Ученого, ни больше и ни меньше! Мы показали себя с наилучшей стороны.
Амиция снова сделала реверанс.
— Жду не дождусь встречи с ним.
— Ты, верно, устала, дорогая сестра. — Мирам выдержала паузу. — О вольностях, которые тебе предоставлены, все только и говорят. Будь добра явиться сегодня на службу, и на заутреню тоже, дабы все узрели твою набожность.
Амиция вспыхнула и подавила гнев.
— И ты понадобишься нам для восстановления линии обороны. Пока ты здесь, хору — герметическому хору — нужно поупражняться. — Мирам взялась за голову. — И кто только придумал, что в монастырях царят мир и покой?
Когда личинки превратились в мотыльков, Ота Кван испытал пренеприятные чувства. Когда же подвешенные трупы его товарищей превратились в личинки,
Абенакские войска ему навстречу не выступили. Он остановил свой отряд к югу от вереницы приречных сел и встретился с делегацией старейшин. От них он потребовал рекрутов и пригрозил разорением, а два престарелых воина, которые той весной были верховным руководством, ответили яростной бранью.
Ота Кван сказал им:
— Отныне ваш повелитель — Шип. Покоритесь — умножите силы. Воспротивитесь — будете уничтожены.
Поставив их перед выбором, он повернул на юго-восток. Шип дал ему посох, не подпускавший рхуков, которые вдруг наводнили низину близ Внутреннего моря, и шесть неуклюжих великанов шли за ним следом. Остальные предпочли держаться подальше. Он ожидал, что почувствует прилив энергии, но ничего подобного не было, и только рхуки подчинялись его воле.
Через шесть дней пути отряд вынырнул из каменистых болот у селения Непан’ха. Пройдя по первому снегу, он встретился с местной главой, женщиной по имени Прыгучая Форель, которая стояла с копьем в руке на верхней площадке палисада в причудливом наряде из шкуры северного оленя.
— Шип требует вашей сдачи! — крикнул он.
— Пусть придет и потребует сам, а не присылает какого-то недоумка!
— Он уничтожит вас, — пообещал Ота Кван.
Старуха повернулась, задрала платье и выставила голые ягодицы. Она протяжно выпустила газы, а ее окружение расхохоталось.
— Передай своему колдуну — пусть отымеет березку! — прокричала она.
Ота Кван дал волю гневу. Он почувствовал себя выше, сильнее — и действительно стал таким. Воздев посох Шипа, он направил его на стену.
Вдали послышался рев. Земля задрожала.
Дюжина рхуков заковыляла вперед.
У защитников стены были луки и копья; рхукам пришлось туго. Четверо умерли сразу.
Но великана убить нелегко. Те, что выстояли под ураганным обстрелом, голыми руками снесли палисад и вошли в поселок. Они предались буйству, круша все вокруг, ровняя дома с землей и убивая всех подряд: овец, лошадей, детей.
Сопровождаемый пятьюдесятью воинами, Ота Кван последовал за ними в пролом. Он указал во все стороны и велел командирам зачистить стены.
— А потом? — спросил один из молодых абенаков.
— Потом перебейте всех, — сказал Ота Кван.
Пришедшие из-за Стены так не поступали. Но воины были молоды и успели многое перенять у Кевина Орли.
Через десять часов в погребе обнаружили последнюю безутешную мать, ребенка у нее вырвали и убили. Ее саму изнасиловали и обезглавили. Юные воины были с ног до головы в крови; одних тошнило от содеянного, другие пришли в необычное возбуждение. Абенакам и сэссагам изнасилование было в новинку — пришедшие из-за Стены, когда воевали, имели обыкновение забирать женщин на родину, удочерять их, жениться на них. В противном случае матроны карали воинов.