Реки не замерзают
Шрифт:
* * *
До города леший дотянул уже с трудом, баба настолько потяжелела, что даже четырем табунам скакунов нести ее стало не по силам. «Это ж надо так перебрать гадости человеческой? — глухо ворчал леший. — А в них-то самих сколь дрянца этого вмещается? Силы лесные! Вот тебе и худое слабосильное племя!» Когда внизу промелькнули корпуса двух технических лицеев, леший наконец сдался.
— Все, садимся, мочи нет, — прохрипел он, — далее пешим ходом.
— Слабэньки нынче лесные мужики, — шумно гукнула баба, — не то, что в прежние времена, вот
— Цыц, — оборвал леший, — ответишь, когда спрошу, а сейчас без лишнего шороху за мной. Когда разрешу пошуметь, пошумишь, а так — ни-ни.
— Заметано, — пообещала баба и, икнув, начала сдуваться.
Худела она прямо-таки на глазах, видно не очень-то калорийная пища ей перепала. Леший с раздражением оглядел ее пульсирующее тело, поправил пустую котомку за спиной и протянул попутчице помело.
— Спрячь до времени, — наказал строго, — пригодится еще.
— Сей момент, — баба ловко скомкала летающий агрегат до размеров небольшого шарика и затолкала его себе за щеку. — Сделано!
Они неспешно двинулись по улице Леона Поземского, как обычные городские жители, изрядно обносившиеся и общипанные нестроениями и претрудностями жизни. Даже безразмерный, шитый в позапрошлом веке сарафан лесной бабы, не очень-то бросался в глаза на фоне бомжеватых прикидов редких ночных прохожих. За светофором леший остановился и задумчиво посмотрел на огромный, заросший лопухами и кустарником пустырь, упирающийся в унылый железный ангар с надписью: «Разборка. Б/у запчасти».
— Здесь, кажись, раньше Кузьма жил, — озадаченно почесал плешину леший, — аккуратный такой старик, исполнительный. Каждый день ходил к сторожам футлярной фабрики и подсыпал им в брагу сонного зелья. Да, сколько же я тут не был? Лет двадцать, поди? И куда же все делось? Один бурьян.
Из темноты послышался шум и какая-то возня, вслед за которыми из-за гигантского лопуха возникли две скособоченные мужские фигуры. Бережно поддерживая друг друга, они с завидным усердием волокли кучу мятого картона. Леший посторонился и с удивлением посмотрел на одежку одного из мужичков, очень похожую на его собственный кафтан. Мужчины, явно приняв лесных гостей за своих, приветливо поздоровались и продефилировали мимо. Впрочем, старуха, похоже, впала в аналогичную ошибку.
— Это из каких же будут? — с сомнением спросила она. — Из домовых-доможилов или из дворовых?
— Это из пьющих часто и без всякой меры, — ухмыльнулся леший, — Дура ты старая, неужели носом своим аршинным не почуяла духа человечьего?
— Да не было там человечьего, — попыталась оправдаться старуха, — подвалом только сильно разило, ну, и сивухой.
— Подвалом пьяным разило, верно, — согласился леший, — только с человечьей отдушинкой, слабоватой, не спорю, но человечьей. Тут уж я не спутаю.
— А может это какой новый вид? — попыталась вывернуться старуха. — Может скурвились домовые, да и с людьми схлестнулись?
— Ай, да, ну, тебя, — махнул рукой леший, — мелешь, что непоподя.
Однако, сам себе он вынужден был признаться, что только
На перекрестке, где на улицу Леона Поземского поворачивал забор мясокомбината, их кто-то окликнул:
— Эй, молодые люди, одну минуту.
— Это кого ж? — лесная баба растерянно оглядела себя и лешего. — Нас что ль?
— Вас, вас!
Затрещали кусты к ним навстречу вывалился полнотелый высокий мужик в зеленом двубортном пиджаке с золотыми пуговицами. Он покачивался туда-сюда, и то и дело сдвигал вверх рукав, что бы поглядеть на аккуратные блестящие часики. Однако, эта весьма простая операция никак ему не удавалась, отчего мужик сердился и сопел, но вальяжного барского вида не терял.
— Сколько время, ребятки, — спросил он важно, с некоторой долей нарочитой вежливости, — папке не пора ли еще домой?
Леший поднял вверх палец, взглянул на него и тут же дал ответ:
— Два часа пополуночи.
— Врешь, — отмахнулся мужик и скривил свое большое, похожее на коровью морду, лицо — не может того быть. Мы в одиннадцать закончили в вист играть, я вышел подышать. Подышал. И что, уже два часа? Вре-е-ешь!
Леший задумчиво смотрел куда-то в сторону, а лесная баба хищно водила носом по сторонам. Она уже немного прибавила в объеме.
— Это ж надо, такие молодые и уже научены врать, — мужик строго погрозил пальцем, — а если я вас процентов по вкладам лишу? Тогда как?
Леший опять не ответил, он уже теребил свое ухо, готовясь сорвать с него пару-тройку волосков.
— Эта, — вспомнил вдруг еще о чем-то мужик и с подозрением оглядел своих собеседников, — а где мой «мерин»?
— Во! — обрадовано вскликнула раздувшаяся пузырем старуха. — Ездют же еще люди на конях? Не все на железные таратайки пересели?
— Какие кони? — икнул мужик. — Я говорю, где мой «мерс»? Если не покажете, сейчас вам ножки ваши тонкие поотрываю и в ушки вставлю, чтобы не шалили. А знаете что, ребятки? — мужика явно понесло. — Дам-ка я вам за красивые глазки баксик, — он полез в карман, вытащил мятую зеленую купюру и повертел ее перед глазами, потом медленно разорвал на две половинки. — Нет, лучше каждому по равной доле, что б никому не обидно. Вы ведь компаньоны?
— Во дает мужик! Во дает! — старухе явно нравился новый знакомец, она чуть ли не тыкалась в него носом и готова была крутиться рядом безконечно долго, однако у лешего для этого терпения явно недоставало. Он наконец вырвал необходимое число волосков, подбросил их в воздух и прошептал некие заветные слова. Мужик осекся, застыл. Он вдруг увидел, как его блестящие часики сами собой сорвались с руки и завертелись-закружились, быстро увеличиваясь в размерах; догнав величиной телефонную будку, они зависли прямо над головой и безжалостно тюкнули его точно по темечку…