Роскошь и тлен
Шрифт:
— Знал я одного даочжана, — Ян улыбнулся так натянуто и так ядовито, что даже, казалось, ко всему привыкшей Эмили стало по-настоящему страшно, — вбил себе в голову, что я — зло во плоти и гонялся за мной по всей Поднебесной. Даже когда я вырезал ему глаза, думая, что он, наконец уймется и больше не будет лезть туда, куда его не просят, он продолжил охотиться на нечисть. Хоть дела людей оставил в покое — и на том спасибо.
Девушка понимала, что продолжать расспросы — значит рискнуть своей жизнью. Но она сердцем почувствовала, что ему тоже тяжело держать эту историю в себе, и чтобы притупить гнев — нужно с кем-то поделиться. Если не она — то кто? Поэтому Эмили все
— Скольких ты в своей жизни убил? Десятки? Сотни? Ты спокойно спишь по ночам и не видишь в кошмарах их лица. Чем этот даочжан такой особенный?
Ян медленно занес меч — и не выдержав, девушка закрыла лицо руками, приготовившись к смерти.
Яростный взмах — и клинок выбил искры из каменного пола. Ян устало присел на стол, опершись о верную рукоять:
— Он спас меня, — начал он тихо и горько, — когда я, истекая кровью, подыхал в придорожных кустах, повздорив с кланом, который оказался мне не по зубам. Он лечил мои раны, покупал конфеты. Он был добр ко мне. Никто и никогда не был добр ко мне просто так — не желая использовать. Мы вместе охотились на чудовищ — это были светлые дни. Я даже думал, что могу забыть прошлое, что мы стали по-настоящему близкими людьми. Но, как обычно, заявился непрошенный старый друг, который рассказал моему даочжану, что я — это я, что я просто воспользовался его слепотой. И он… он убил себя, а душа скрылась в мире духов, что даже я не смог ее оттуда достать. После всего, что между нами было… предатель. Предатель!
В его глазах застыла глубокая, искренняя и очень детская обида.
Ян просидел так довольно долго, бессмысленно глядя в одну точку, и Эмили так и не решилась нарушить напряженное молчание.
Потом лицо его изменилось, вновь став привычно насмешливым:
— Я удовлетворил твое любопытство?
Девушка лишь коротко кивнула в ответ.
— Тогда не будем больше об этом говорить.
Эмили присела на стол рядом с ним и крепко обняла:
— Давай оставим прошлое в прошлом. Ведь теперь у тебя есть я, а у меня — ты.
Ян положил голову ей на плечо и уже совершенно спокойно заметил:
— Одно я знаю точно — ты никогда от меня не сбежишь, можешь даже не пытаться.
— Ты неисправимый собственник.
— Какой уж есть.
Вернулись слуги. Теперь они ступали робко, боязливо косясь на обнаженный меч, но видя, что их будущий повелитель настроен миролюбиво, доложили:
— Мы приготовили все для купания. Пожалуйста, следуйте за нами.
Мечты о совместном купании так и остались мечтами — один из парней увел Яна на мужскую половину, ее же со всем почтением проводили в женскую, где передали на руки служанкам-девушкам. Идти пришлось долго — Эмили в восторге крутила головой, разглядывая богатое убранство огромного дворца.
Ванна по размерам напоминала небольшой бассейн, от которого поднимался горячий пар, что заставило девушку вспомнить о последнем посещении горячих источников:
— Надеюсь, здесь мне не придется прыгать с балкона, — пробормотала она себе под нос.
— Вы что-то сказали, госпожа?
— Нет, ничего, просто вспомнилось старое.
Погрузившись в ванну, Эмили откинула голову на бортик и прикрыла глаза. После маленьких бадеек, которые приходилось использовать для умывания в Инсмауте и на Тортуге, горячая вода, ласково обнимающая все тело, дарила просто райское блаженство.
Служанка устроилась у изголовья и стала осторожно расчесывать волосы:
— А правда, что вы приехали сюда с будущим императором? И завтра станете нашей императрицей?
— Получается, что так, — расслабленно
— Вы такая счастливая, госпожа, — продолжала щебетать девушка, — я иногда прислуживаю в гареме. Стать законной супругой императора — мечта каждой из них.
Хорошее настроение медленно, но неотвратимо поползло вниз. В голове Эмили слово “гарем” скорее ассоциировалось с арабскими султанами, а потому она не сразу вспомнила, что традиция содержать многочисленный штат наложниц в древнем Китае процветала ничуть не меньше. Вспомнила она и то, что среди прекрасных узниц дворца нередко встречались особо решительные дамы, не брезговавшие ни ядом ни кинжалом, чтобы взобраться повыше.
Эмили невесело усмехнулась, мысленно подбодрив себя тем, что в случае ее смерти Ян непременно перережет зачинщице горло. С крайней жестокостью. Но желания остаться и править Поднебесной у девушки поубавилось.
А служанка оказалась бесценным кладезем информации: она, по простоте душевной, рассказала, каким добрым владыкой был почивший император, и каким жестоким и несносным — его сын, который после оглашения завещания хлестнул коня и ускакал прочь, только его и видели. Что наложница Мей Ли сначала тайно, а во время болезни императора — уже явно, имела любовную связь с принцем и горячо поддерживает его притязания на трон. В последнем рассказе Эмили уловила неприкрытую неприязнь служанки к этой самой Мэй, и решила, что факты из ее личной жизни были озвучены далеко не случайно, но на всякий случай взяла на заметку держаться от этой женщины подальше. Клубок дворцовых интриг затягивал разум все сильнее, и в конце концов Эмили не выдержала:
— Лишнего болтаешь.
— Чжоу Фанг просит прощения, госпожа.
Благословенная тишина не принесла облегчения — мозг продолжал упрямо обрабатывать информацию. Как же ей сейчас не хватало Яна — с его обаятельной улыбкой и неизменно невозмутимым “а если кто будет не согласен — мы ему голову отрежем”. И когда она успела полюбить такие жестокие шутки?
Но даже спать их положили в разных комнатах — ближайшая встреча с будущим императором должна была состояться лишь во время коронации.
Эмили положила под подушку свои ножи, а под одеяло — саблю. И только после этого смогла уснуть.
Торжественно красный свадебный наряд заставлял Эмили вспоминать о рыцарях и их многокилограммовых доспехах. Не менее четырех слоев одежды: легкие и нежные нижние и тяжелые от плотной вышивки верхние. Рукава такой длины, что, кажется, даже бутерброд невозможно съесть, не испачкавшись. Длинный шлейф, волочащийся следом и подметающий, оставалось надеяться, что чистый, пол. Вдобавок, на голове у нее соорудили поистине грандиозную прическу с таким количеством золотых украшений, что девушка стала всерьез опасаться за целостность своих шейных позвонков. Утешало только то, что когда многочисленные придворные на миг оставили ее в покое, под всеми этими складками удалось довольно просто упрятать все оружие, что у нее при себе было. Эмили была более чем уверена — Ян поступит точно так же, а потому не хотела отставать.
После всех приготовлений ее со всеми почестями погрузили в очередной паланкин — на этот раз тяжелый и деревянный, переносимый аж целыми шестью солдатами. Они обогнули дворец какими-то окольными путями — потому что в итоге оказались у главных ворот.
Подбежавший вельможа — это можно было понять по куда больше изукрашенной, чем у остальных сопровождающих, одежде — с поклоном открыл дверцу, выпуская девушку к началу длинной ковровой дорожки, тянувшейся через весь внутренний двор и монументальную лестницу на другой стороне.