Русская фольклорная демонология
Шрифт:
Дети, вышедшие из младенческого возраста и способные самостоятельно передвигаться и разговаривать, — частые персонажи быличек о потерянных в лесу или похищенных лесным демоном. Блуждая вместе с лешим-«дедушкой», принимая его угощение (которое дома окажется только листьями или мхом), они укореняются в ином, нечеловеческом мире: становятся, подобно многим демонам, нагими, грязными, а иногда — невидимыми для остальных, теряют способность разговаривать. При этом бывает, что после возвращения к людям у таких детей обнаруживаются колдовские способности (тоже осмысляемые как не вполне человеческие).
Взрослых также могут похитить из-за ругани и проклятий со стороны кого-либо из родственников. В быличке из Владимирской губернии муж обругал свою жену и послал ее «к шутам» [2197] . Ночью женщина вышла из дома по нужде и пропала, «как в воду канула». Обеспокоенный муж по совету добрых людей стал молиться и щедро давать милостыню нищим. Через некоторое время женщина вернулась домой и рассказала, что в ту ночь на дворе ее обступила «какая-то невидимая сила» и повела к реке, затянула в воду. Под водой она оказалась в «гнезде шутовок», где до некоторых пор жила неплохо. Однако, когда муж принял меры, чтобы вернуть жену, шутовки стали морить ее голодом и наконец привезли и бросили возле избы [2198] .
2197
Шут — одно из именований чёрта.
2198
Власова. 2015.
А то было: теща прокляла зятя.
— Чёрт бы тебя унес бы!
Зять ушел. Да так и сейчас нет [2199] .
В целом мир, в котором оказывается проклятый или потерявшийся, похищенный нечистой силой человек, может быть описан как иной, демонический, потусторонний, даже если речь идет о конкретном лесе, а не о каком-то сверхъестественном пространстве, каким бы его представил современный горожанин. «Иномирность» такого пространства раскрывается через особую удаленность, недоступность для людей при нормальных условиях, без вмешательства демонических сил. Неслучайно мужик, обманутый лешим, неизвестно как оказывается на крутой скале без возможности спуститься самостоятельно [2200] , мужчина, которого увела из бани русалка, — на утесе посредине реки, откуда его приходится снимать на веревках [2201] , а женщина, унесенная шутами, — в их «гнезде» под водой [2202] . Это представление хорошо согласуется с тем, что многие люди, замороченные, похищенные, подхваченные нечистой силой или даже просто вступившие с ней в контакт, несутся со страшной скоростью, с легкостью преодолевают овраги и водные преграды, не вязнут в грязи. В каком-то смысле они не ходят по той же земле, что обычные люди, — так же как и несущая их нечистая сила (она, например, может не оставлять следов на снегу или передвигаться по вершинам деревьев). Другими словами, земля, по которой они идут, только кажется той же самой, «нормальной», но это не так, она другая. Любопытная особенность «другой» земли, «другой» дороги в ее меньшей материальности, собственно «заземленности»: движения похищенных отчетливо стремятся к полету. Например, в быличке из Псковской области чёрт проклятую девушку «на воздух поднял, все равно как птица на крылья посадила, и таскал ее трои сутки» [2203] . В нижегородском тексте проклятая матерью девушка летает по лесу: «летит и кричит накриком» [2204] . Закономерно, что похищенных часто обнаруживают на каком-нибудь возвышенном месте: крыше сарая [2205] , вершине ели [2206] , крутом утесе [2207] .
2199
Власова. 2015. С. 559.
2200
Зиновьев. 1987. С. 15.
2201
Власова. 2015. С. 215.
2202
Власова. 2015. С. 218.
2203
Власова. 2015. С. 557.
2204
Корепова. 2007. С. 206.
2205
Власова. 2015. С. 551.
2206
Бурцев. 1910. С. 59–60.
2207
Зиновьев. 1987. С. 15.
Вот стряпалися. Ну, они дети да дети! (И сейчас быват… ну, этого-то сейчас нет…) Они хватают есть-то. Она [мать детям — В. Р.] и говорит:
— Да чтоб вас леший унес!
И их с того слова… (то ли момент какой подходит, или ково ли?) и — раз! — в окошко! Как их свистнуло туды, ветром! Они — за окошко. Да знашь, где поймали? В Тайне. В Чорон убежали, вот где их поймали.
Они бегут, прискакивают. На конях бежали за имя. Поймали. Это же сами матери… Они говорят:
— Какой-то дяденька с нами бежит.
Но мать же сказала это — и все! [2208]
2208
Зиновьев. 1987. С. 34.
Другая черта, указывающая, что похищенные пребывают именно в ином мире, — его иллюзорность, обманчивость. Все там не то, чем кажется: рюмка с водкой оказывается шишкой, деньги — листьями, булочки — конским навозом, курительная трубка — сучком, а знакомый попутчик — демоном. На первый взгляд эти перемены — просто морок, обман, дурной розыгрыш. С другой стороны, в них можно увидеть еще один способ описать сущностные отношения между «тем» и «этим» светом. Трансформации можно уподобить переводу с одного языка на другой. Используя понимание превращения как перевода (а не как обмана), мы вводим этот мотив в более широкий круг явлений. В мифологическом контексте предметы наделены разными смыслами, условно говоря, «земными» и «потусторонними». Бьющаяся в окно птичка одновременно и душа покойника, вихрь — свадьба лешего, а тина — клок волос из бороды водяного. В этих историях мы можем наблюдать не только злонамеренный обман со стороны лукавых духов, но и гораздо более глубокую мифологическую неоднозначность, особые отношения между двумя мирами, при которых предметы одного мира оказываются как бы символическими эквивалентами предметов другого.
Надо сказать, что, помимо пищи, которая в мире людей превращается в заведомо несъедобные предметы, нечистый дух может кормить похищенного едой, оставленной хозяйкой без благословения. Это отсылает нас к еще одной важной мифологической идее: любые объекты, выпавшие из «правильного» обихода, в какой-либо степени становятся сопричастны иному миру и, соответственно, доступны нечистой силе. Та же мифологическая идея развивается в традиционных представлениях о жилище и строительстве — дом, построенный с нарушением ритуальных норм, в большей мере принадлежит нечистой силе и «тому свету», чем людям [2209] (см. главу «Кикимора» ). Формой презентации иного мира может быть нежилое помещение, например заброшенный дом или кабак, баня и т. п. Пространством, доступным для нечистой силы, оказываются и человеческие дома, где не соблюдают правил благочестия [2210] : бросают на пол куски, смеются за едой, не осеняют крестным знамением окна и двери [2211] , садятся за стол без молитвы (особенно это касается пьяных людей) [2212] . Вообще места, где готовят и употребляют самогон, торгуют водкой, пьют, пьянствуют и так далее, становятся притягательными, доступными для нечистой силы, что отражено
2209
Байбурин. 2005. С. 47.
2210
Эта идея переносится и на «пространство» человеческого тела: женщина, не соблюдающая норм повседневного благочестия, в большей степени рискует впустить в свое тело нечистого духа (см. главу «Одержимость: кликушество и икота»).
2211
Власова. 2015. С. 218.
2212
Власова. 2015. С. 556–557.
2213
Садовников. 1884. С. 233–236.
2214
Власова. 2015. С. 559.
Еще одна черта, показывающая «инакость» того пространства, в котором находятся проклятые и заблудившиеся, — это его ассоциации с миром мертвых. В сибирской быличке девочку уводит в лес ее покойный отец, и вместо ожидаемой лесной избушки она оказывается как будто в квартире, где «все простынями белыми затянуто» [2215] . Иногда проклятых постигает скоропостижная смерть [2216] , после которой проклятый становится «ходячим покойником» [2217] (см. главу «Покойник» ). Смерть проклятых может оказаться и мнимой: на самом деле хоронят не их, а осиновые чурбаны, которым только приданы очертания людей, в то время как сами проклятые похищены нечистой силой. В быличке из Вологодской губернии дьявол похитил таким способом двоих крестьян и унес в один из «дворцов сатаны, где и поныне живут» [2218] . В другой истории священник оказывается в жилище нечистой силы и обнаруживает там будто бы похороненную накануне девочку [2219] . В итоге происходит многомерное смешение представлений о проклятых, заблудившихся, похищенных нечистой силой и мертвецах: последствием проклятия может стать смерть, в ином мире заблудившиеся встречают мертвецов, смерть в результате проклятия оказывается мнимой — на самом деле человек был похищен нечистой силой. Кроме того, в более широком мифопоэтическом контексте места, где оказываются похищенные, лес [2220] и вода [2221] , [2222] — это пространства, которые традиционно связаны со смертью, мертвецами и «тем светом».
2215
Зиновьев. 1987. С. 32.
2216
Власова. 2015. С. 571.
2217
Корепова. 2007. С. 208.
2218
Власова. 2015. С. 559.
2219
Власова. 2015. С. 554.
2220
Агапкина. 1999 3. С. 97.
2221
По меткому замечанию О. А. Седаковой, в традиционной метафоре «смерть~вода вода не “символизирует” и тем более не “означает” смерть: она и есть смерть — и в то же время смерть и есть вода, что в других метафорах не помешает ей отождествиться с огнем, деревом и т. д.».
2222
Седакова. 2004. С. 21.
Проклятия родителями своих детей хотя и редки, но бывают. Разозленные родители обыкновенно говорят: «Провалиться бы тебе сквозь землю», «Чёрт бы тебя побрал», «Унесло бы тебя» и т. д. Одна мать прокляла свою небольшую дочь. Дочь захворала и на другой день померла. Через несколько времени священнику, хоронившему эту девочку, пришлось куда-то ехать. Только он выехал в поле, где расходятся две дороги, как увидал человека, который просил к себе священника окрестить [в] лес; а в лесу стоит хорошая изба. Вошли в избу, там, на печке сидит похороненная недавно девочка. Священник удивился и спрашивает: «Как же ты сюда попала, ведь мы тебя похоронили?» — Нет, вы не меня закопали в землю, а осиновый чурбан, а я вот теперь здесь живу: меня мамка прокляла» [2223] .
2223
Власова. 2015. С. 554.
В каком-то смысле «незаземленность» похищенных стремится к бестелесности мертвецов — по крайней мере, в нашем, человеческом мире. Бестелесность похищенных «рифмуется» с их невидимостью, соответственно, и с невозможностью обнаружить их без специальных действий.
Долго, долго водит лесовой; иногда лет семь. И если он увел вследствие проклятия, то тогда только возвращает ребенка родителям, как окончится срок проклятия и при известных характерных обстоятельствах. Раз в полдень мать прокляла дочь; через это проклятие дочь ее сделалась невидимкой и семь лет странствовала с лешим. Мать между тем усердно молилась Богу о возвращении дочери и клала относы лесовым. Родители уже совсем потеряли надежду найти дочь. Раз они были в кабаке. Отец предлагал матери выпить стакан водки, а она все отказывалась и с сердца выплеснула водку через плечо — прямо в глаза своей дочери, которая невидимо была в кабаке и терлась вместе с лешим подле своих родителей. Тотчас же дочь перестала быть невидимкой и появилась пред глазами удивленных и обрадованных родителей [2224] .
2224
Добровольский. 1908. С. 6.
Нечеловечность иного мира также можно продемонстрировать через его сближение с миром животных. Согласно свидетельству из Вологодской губернии, леший способен обращать похищенных в зверей. В ярославской быличке проклятый родителями парень становится оборотнем и бегает «в песьей шкуре» семь лет по лесу [2225] . В нижегородских поверьях проклятые покрыты шерстью [2226] . Нагота, немота и дикость, нелюдимость, страх перед людьми часто характерны для найденного человека (возвратившаяся домой проклятая девушка «косматая», «смотрит зверем» [2227] ), что тоже можно расценить как сближение с животными.
2225
Власова. 2015. С. 572–573.
2226
Корепова. 2007. С. 203.
2227
Власова. 2015. С. 560.