Самый лучший комсомолец. Том третий

Смолин Павел

Дядя Андрей похабно подмигнул и был награжден осуждающим взглядом коллеги.

— А еще…

— Сережа, можно мы попробуем что-нибудь другое? — одернула меня Виктория Викторовна.

— Извините, давайте откатим все правки, и вы продолжите так, как планировали, — искренне раскаялся я.

Не хочу, чтобы думали, что Ткачев «отжал» проект.

— Нет, ты прав, — она поджала губы. — Так и вправду будет лучше, но для меня это слишком по-взрослому… — потупила глазки.

— Откладываем тогда до момента, когда станет «не слишком», — пожал я плечами. —

Мы не торопимся, — с улыбкой развел руками. — С нетерпением буду ждать следующей работы и надеяться, что и эта когда-нибудь увидит свет.

Под названием Fate/Stay night.

Попрощавшись с товарищами, таки добрались до монтажки, где и проторчали весь день, закончив кино аккурат к вечеру, успев на кинопоказ «Телохранителя» в компании односельчан и «приглашенного японца».

После просмотра мы с последним отправились под экран — я в качестве модератора сессии вопросов и ответов.

— А правда Гусев теперь пить не может? — началась она совсем не так, как планировалось.

— Пить могут все, — ушел я от ответа. — Пока здоровье не закончится.

Ой какие рожи задумчивые, особенно у милых дам. Если товарищ Гусев проникнется и завяжет совсем, можно будет подумать о негласной услуге «волшебный укол», тем самым исцелив особо злостных алкоголиков. До первой «проверки» кем-нибудь особо отважным должны держаться.

Еще пара вопросов о вчерашнем министерско-генеральском рейде, и народ соизволил переключить внимание на вежливо улыбающегося инспеца, закрепив уже сформировавшееся о нем впечатление. Все просто: на фильмы о войне приглашают ветеранов. О трактористах — трактористов. А если фильм про самурая, кого позовут? Правильно! А он еще и на все вопросы ответил — значит точно «из этих»! Зачем мне это все? Просто ради веселья.

По пути домой обсудил с Олей субботний концерт — завтра в Москву съезжу и по возвращении будем репетировать. В день концерта на улице будет тепло — уже второе апреля на дворе, и мамина вчерашняя «шутка» оказалась прямо в тему — поэтому решили перенести шоу под открытое небо центральной площади. Последнюю уже закатали в асфальт, так что попросил к субботе сколотить сцену и подготовить оборудование.

— Народу больше поместится! — обрадовалась Оля.

По пути в Москву утром следующего дня я жаловался Виталине:

— Согласно «Положению о звании «Мать-героиня»», оно присваивается матерям, родившим и воспитавшим десять и более детей. Такой критерий объяснить просто — по итогам Великой Отечественной войны народу в стране стало сильно меньше. Требовалось как-то поощрить население плодиться больше. Но времена меняются, и в рамках одной семьи десяток детей нужен далеко не всем — что они все делать будут? Поле пахать? Так поля совхозные, а их всех заменит трактор. Получается — лишние рты, которые на невеликую, откровенно говоря, зарплату кормить и одевать тяжко. Но население стране все еще нужно — нифига себе, шестая часть суши! Да тут и миллиард глазом не моргнув расселить можно так, что один до другого не докричится. Поэтому я недавно отправил наверх предложение старое положение

пересмотреть, выдавая звание «Матери-героини» за шестерых и более детей.

— И теперь Наташа его получит! — рассмеялась Виталина.

— Учитывая как легко старшие товарищи проникаются моими предложениями, получит неминуемо, — покивал я. — И все будет выглядеть так, словно ради этого все и делалось! А я ведь меньше хотел предложить — начиная с пятерых, но палец дрогнул, спасая от обвинений в кумовстве законодательных масштабов! А тут раз — и нас у мамы стало ровно шестеро.

— Ее и по телевизору покажут, — продолжила веселиться Вилка.

— Покажут — случай-то редкий, — покивал я. — У нас начиная с тройняшек по телевизору показывать принято, так что тут сам бог велел.

Прибыв к «Кремлевке», нарядились в халаты и направились в родильное отделение. Вот она, мама — худая, бледная и с синяками под глазами. Обнялись с не нашедшей в себе сил подняться родительницей, и она поделилась грустью:

— Только подержала и сразу унесли. Маленькие, говорят. Я только молоко сцеживаю и в окошко дают посмотреть, — взяв себя в руки, просветлела. — Но все хорошо будет!

— Обязательно, это же лучшая больница страны, — согласился я. — Все врачи говорят, что переживать не о чем. Ты отдыхай, отъедайся, скоро по телевизору показывать будут — нифига себе, четверняшки!

Мама с улыбкой кивнула и поделилась планами на дальнейшую жизнь:

— Все, Сережка — за два года на всю семейную жизнь вперед отстрелялась! Теперь точно учиться пойду, не зря же… — указала на полную учебников тумбочку у кровати. — Зубрила это все!

И ведь пойдет — с няньками и бабушкой Эммой чего не учиться?

— Это ты правильно, — одобрил я. — И экзамен в Партию теперь сложный, к нему тоже готовься. Может после выписки вместе с Эммой Карловной в совхоз переедите? Там и воздух свежий, и спокойно, и вообще я по вам всем соскучился. Чего тебе в Москве делать?

— Может лучше ты обратно? — маме в деревню не очень-то хотелось.

— Я там минимум до конца года, — покачал я головой. — Мне там прямо хорошо, душой отдыхаю, до высокого начальства и не менее высоких гостей далеко. И безопасней, — последний аргумент стал решающим.

— В самом деле, там-то точно ничего не случится, — оптимистично кивнула она и широко зевнула.

— Ну все, отдыхай, мы еще заедем, — обняв маму на прощание, покинули больницу и направились в Минкульт.

— Давно нужно было всех к себе перевезти, — заметила Виталина.

— Я бы и перевез, но «Кремлевку» перетаскивать дорого, — вздохнул я. — И бабушка Эмма упиралась — совсем, мол, мужа видеть перестану. А теперь у нее в совхозе два сына, невестка действующая, невестка потенциальная и шестеро внуков. Что перевесит?

— Я бы переехала, — кивнула девушка.

— «Потемкинская деревня» — это экосистема, заточенная специально под меня, — похвастался я. — Своими ручками сделал так, чтобы мне там было максимально прикольно.

— Любимый семейный домен, — улыбнулась она.