Сара Фогбрайт в академии иллюзий

Бронзова Полина

— До свидания, доброй ночи! — сказала я и нажала на рычаг, не желая разговаривать с ним дальше.

Зачем, вот зачем ему всё это понадобилось? Почему он не мог просто порадоваться за меня? Отчего им всем так хотелось уличить Кристиана в чём-то дурном? Я пыталась бороться, но мне передавались все их сомнения и тревоги.

Вместо того чтобы мечтать о прекрасном будущем, половину ночи я тихо проплакала.

Я едва дождалась понедельника, когда мы с Кристианом вновь повстречались под лестницей, и всё хотела его спросить, на каком он курсе, но долго не решалась. Мне казалось, теперь спрашивать об этом поздно и глупо.

Но он сам заметил мои терзания и спросил, в чём дело.

— Ты, должно быть, сочтёшь меня легкомысленной, — запинаясь, сказала я, — но ведь я не знаю о тебе ничего, кроме имени и того, что ты учишься на первом курсе…

— Почему на первом?

— Но ведь вы тоже читаете Лифорда, и я подумала…

— Читали в том году, глупышка. Иначе откуда бы я знал финал? Я на втором. Но какая разница, ведь мы здесь не для того…

Я согласилась.

Я подарила ему брошь, но под лестницей было темно, и он её даже как следует не разглядел, но обещал носить.

Среди девушек в моду вошли открытки. Алиса и Аделаида мастерили их на перерывах из плотной цветной бумаги и украшали перьями, лентами и кружевом, а ещё наклеивали вырезки из журналов. Дита делала успехи в каллиграфии, так что её упросили писать пожелания цветными чернилами. Открытки выменивались на что-нибудь съестное или на услугу. Наши гномки были в восторге, и каждая собирала коллекцию. Старшекурсницам тоже понравилось.

Я подбирала обрезки и украдкой, когда никто не видел, мастерила крошечные открытки для Кристиана. Я вкладывала их в «Проблемы методологии» и мечтала, что Кристиан точно так же станет хранить эти знаки моей любви, как я храню портрет, сухой дубовый лист и его коротенькие записки с указанием места встречи. Однажды мы покажем их нашим детям…

Открытки, может быть, выходили немного кривыми, но Кристиану нравилось, и это главное. И он носил брошь, подаренную мной, хотя и подкалывал к внутренней стороне пиджака. Как он объяснил, чтобы не возникало ненужных вопросов.

— Мне, право, неловко, — сказал он однажды, когда мы повстречались в библиотеке. — Ты столько делаешь для меня, и я не могу просить о большем, но как у тебя с сочинениями?

— А что? — спросила я. — Кажется, неплохо.

— А вот я пишу их ужасно медленно. Боюсь, мы не сможем видеться всю будущую неделю. Нам задали одно, довольно сложное, и я должен стараться, если не хочу, чтобы меня исключили. Если бы ты хоть чуть подсказала, о чём писать…

С немалым трудом я убедила его, что мне будет только в радость помочь. Он ушёл, а я теперь же попросила нужную книгу и села её читать.

На другой день, когда я трудилась над планом, в библиотеку зашла миссис Гудинг. Её симпатия ко мне так и не прошла, так что она, конечно, поинтересовалась, чем я занята.

— Вирджиния Потт! — с одобрением воскликнула она, поглядев на обложку. — Опережаете программу, мисс Фогбрайт. Приятно видеть столь похвальную тягу к знаниям…

Тут миссис Гудинг заметила листок с планом.

— «Значение символов в рассказах Вирджинии Потт…», вот как, м-да… Юная мисс, не припомню, чтобы я задавала вам подобное. Зато совершенно точно знаю, что художники пишут эссе на эту тему. Вы что, помогаете кому-то из них?

Я опустила взгляд и промямлила:

— Это не то, что вы думаете… Мне просто интересна тема…

— Мисс Фогбрайт, — с упрёком сказала миссис Гудинг, выкатив

на меня водянистые глаза. — У вас светлый ум, и мне будет жаль, если вы попадётесь на удочку какого-нибудь коварного проходимца. Разве тот, кто даже не способен изложить свои мысли на бумаге, достоин вас? М-да. Я надеюсь, вы одумаетесь.

Она величественно кивнула и отошла. Мои уши горели до конца дня, но всё-таки я дописала сочинение. Я не могла подвести Кристиана!

Он был очень благодарен и после принёс мне розу из оранжереи. Как достал, не сознался. Он сказал, прежде у него не было таких высоких оценок за сочинение, и я с готовностью обещала писать ещё. Если брать книги с собой и работать в комнате, никакая миссис Гудинг ничего не узнает и не пристыдит меня!

Дите и Хильди я ничего не говорила. Они и так упрекали меня, что я трачу слишком мало времени на подготовку к занятиям и уже отстаю в алхимии, да и в иллюзии не делаю новых успехов. Госпожа Нунн давно уже не хвалила меня, и даже Лаура больше не предлагала замолвить словечко, чтобы меня взяли на практику. Кажется, она присматривалась к Дите.

Зато мы отлично ладили с Голди и Дейзи и теперь всегда обедали вместе.

Дейзи всё-таки получила от Александра в подарок часы, о которых мечтала, и теперь постоянно играла с ними, вызывая зависть остальных. В часах жила призрачная белая мышка. Она умела кланяться, кувыркаться, притворяться мёртвой и делать другие забавные трюки.

— Александр подарил мне духи — те самые, о которых все говорят, «Лаванду», — хвалилась Дейзи, держа мышку на ладони, — и подарит изумрудное ожерелье под цвет глаз. А после ожерелья не знаю, о чём просить. Может быть, браслет? О чём ты попросила бы, Сара? Что Кристиан дарит тебе?

Я замялась. Я просила его портрет, и он обещал, но пока не успел нарисовать, а больше мне ничего и не было нужно. Выпрашивать у него подарки? Я бы сгорела со стыда!

— Он дарил мне розу, — сказала я и поправилась: — Много роз! А ты не разоришь Александра? Столько подарков, и все весьма дорогие.

Дейзи хищно усмехнулась, прищурившись, и сжала ладонь в кулак. Мышка развеялась дымом.

— Александр виноват передо мной, — сказала она, — а тех, кто виноват, я заставляю платить по счетам. Мистер Эштон долго закрывал глаза на выходки сына, но в этот раз выразился предельно ясно: если наша помолвка окажется расторгнута, Александра лишат содержания, а то и вовсе отправят на военную службу. О, Александр будет делать всё, что я велю!

Мне стало интересно, в чём он провинился, но Дейзи не сказала. Впрочем, учитывая всё, что я знала о её женихе, должно быть, он совершил что-то постыдное, чем Дейзи не хотела делиться. Я могла её понять.

Дни шли. Дубы роняли жёлуди и желтели, а потом оголились, и наше заветное место, где мы с Кристианом любили встречаться, было потеряно. Теперь листва не прятала нас. Зачастили дожди.

Кристиану задавали всё больше работ. Художников так нагружали! История, литература, сценические решения, тайные смыслы картин… Я помогала ему, как могла, но он просил у меня помощи едва ли не при каждой встрече. Порой я откладывала собственные задания ради него, но боялась о том заикнуться. Стоило завести речь хоть о каких-то занятиях, связанных с магией, и Кристиан мрачнел и уходил, и мои записки могли дожидаться его по три дня, накапливаясь в «Проблемах методологии».