Сара Фогбрайт в академии иллюзий
Шрифт:
— Давай я помогу тебе умыться, — сказала Дита, подходя ближе. — Само собой, мы тебя не оставим, и не плачь, нашла из-за кого огорчаться! Ничего, всё наладится.
— Ничего не наладится, ничего! — воскликнула я, давясь слезами. — Он не любит меня, он смеялся надо мной, они все смеялись! Посмотри, что со мной сделали. Я уродина, посмешище! Все видели меня такой, все, и он видел!
— Да наплюнь и разотри! — посоветовала Хильди. — Ничё не уродина, ток умойся, а я те полотенце принесу.
— Подожди, Сара, не смотри в зеркало! — тревожно воскликнула
Потом я шагнула влево и развернулась к зеркалу.
— Э-это я? — только и сумела я спросить дрожащим голосом, и всё затопило слезами.
Я уже видела, что сделали с моим лицом, но мельком и по частям. Всё вместе смотрелось кошмарно. Нос покраснел от слёз, волосы были всклокочены и торчали дыбом. Кое-где в них вставили перья. Посмешище! И в таком виде я стояла, гордясь собой — как долго я стояла там, во дворе? Остался хоть кто-то, кто меня не заметил?
Голди, Дейзи и все их соседки, должно быть, обладали немалой выдержкой, если ни словом, ни жестом не выдали себя, глядя на этот ужас.
— Я не переживу, — всхлипнула я. — Не переживу! Я ведь просто хотела быть красивой, хотела танцевать, я… За что они так со мной?
Хильди принесла полотенце. Дита помогла мне сбросить накидку. Она отмывала моё лицо, а я могла только держаться за края умывальника и плакать, отплёвываясь от мыльной пены.
— Я отчислюсь, — повторяла я. — Отчислюсь. Я не смогу его видеть. Не смогу видеть их вместе. Никого не смогу видеть — я стояла там, как дура, в таком виде! Теперь все, все будут надо мной смеяться. Они уже смеются. Я не знаю, как жить, я не знаю, как жить дальше!
— Полотенчиком утрись, — хлопотала надо мной Хильди.
Но я и правда не знала, как жить, и никакое полотенце не могло впитать моих слёз. Сегодня Дейзи будет танцевать с Кристианом, и это для них распустятся цветы в вечернем небе и закружит снег. Это её он будет обнимать и целовать, и она станет его женой. Для меня не будет больше записок в библиотеке, свиданий под лестницей и поцелуев у старого дуба. Мне останется только ходить, отводя глаза, мимо тех мест, где всё напоминает о былом счастье и моей глупости.
Тут в уборной что-то зашумело, и ручка двери повернулась.
— Ты всегда оказываешься не там, где следует, Сара Фогбрайт, — с досадой сказала Шарлотта из темноты. — Здесь никого не должно было быть в это время! Я надеялась переждать, но, видимо, буду вынуждена вечно сидеть взаперти и слушать твои причитания, если сама не положу этому конец.
Она вышла, зачем-то закрывая половину лица ладонью, и сердито спросила:
— Что же с тобой такого случилось, что ты не хочешь жить? Посмотри на моё лицо!
И отвела руку.
Я ахнула, увидев сморщенный розовый провал вместо её левого глаза, а потом заметила, что у Шарлотты нет кончика носа, и ноздри глядят наружу. Её щека была густо испещрена шрамами, будто кто-то взял нити, белые и багровые, и беспорядочно вышивал
— Ничё се, — присвистнула Хильди.
Дита выронила мыло, и оно заскакало по цветочным плиткам и гулко ударилось о жестяное ведро под умывальником.
— Посмотри на меня и скажи, что ты не хочешь жить, — жёстко повторила Шарлотта. — Скажи, что ты некрасива, давай! Всё, что тебе мешает, можно смыть, а ты попробуй всю жизнь прятаться под иллюзией! Прятаться и жить с вечным страхом, что она развеется раньше срока, и помнить, что это лишь видимость, и если хоть кто-то к тебе прикоснётся, он узнает правду. Меня и так не считают красивой, а видели бы они это!
И Шарлотта указала на своё изуродованное лицо.
— Скажи, что ты некрасива, — повторила она.
Я не смогла.
Шарлотта оттеснила нас от зеркала, вынула из кармана моментальный снимок и, поставив его на умывальник, с досадой сказала:
— Уйдите же, наконец! Вы мне мешаете.
— Это ты? — спросила Дита, указывая на снимок. — Это… это случилось недавно?
— Моя сестра, — неохотно ответила Шарлотта. — Она позволила воспользоваться её лицом. Своё я потеряла слишком давно. Вы уйдёте или нет?
Я даже на миг позабыла о своих горестях. Мне хотелось увидеть, как Шарлотта накладывает иллюзию, но она была права: мы мешали, не стоило смотреть ей под руку.
Хильди глядела, раскрыв рот. Дита потрепала её за плечо, подтолкнула, и мы ушли.
В комнате я наткнулась взглядом на портрет, и волна боли и гнева опять поднялась в груди. Я схватила его и бросила изо всех сил. Рамка треснула, и стекло разлетелось со звоном.
— Зачем он рисовал меня, если не любил? — воскликнула я. — Это чтобы сделать мне больнее? Но ведь не я первая к нему подошла! Я даже не знала, кто он такой. Почему виновата осталась я, а не он?
— Да есть уж такие гнилые люди, — с упрёком сказала Хильди. — Ну, они друг дружку стоят, вот и пущай живут долго и несчастливо.
Я села на пол и заплакала.
Теперь я понимала многое. Я с самого начала была для него только забавой. Разве тот Александр, с которым, по слухам, проводила ночи сама Эдна Хилл, мог всерьёз увлечься такой, как я? Ведь даже первое свидание он назначал, уже зная, что не явится на него, потому что уезжал домой на пикник. И он, конечно, знал, что будет помолвлен с Дейзи, просто не упустил возможности развлечься с наивной дурой, которая сама упала ему в руки.
— Ну почему они сразу не сказали? — всхлипнула я. — Голди и Дейзи давно могли всё прекратить. Они ведь поняли, что я просто не знала…
— Хотели сделать тебе как можно больнее, — сказала Дита, опустившись рядом, и погладила меня по всклокоченной голове.
— Но за что? Ведь я не виновата!
Хильди тем временем суетилась вокруг нас, подбирая осколки.
— Можа, чайку тебе принести? — спросила она. — Горяченького, а? И сыграем в картишки, а то журнал поглядим, я в библиотеке брала…