Сара Фогбрайт в академии иллюзий
Шрифт:
— Это само собой, — кивнул Сэм.
Мы заторопились вниз, на ходу выдумывая причину, чтобы выйти хоть ненадолго. Увы, это нам не удалось: у лестницы, преграждая путь, стоял граф Камлингтон, явно утративший доброе расположение духа после встречи с незваной гостьей. Виктор и миссис Колин тоже были тут.
— Запомни, Бернардита, — сурово произнёс граф, — в это время в моём доме возносят хвалу Первотворцу. Не знаю, как ты воспитана, однако приучайся спускаться к этому часу. Идёмте же, возблагодарим его за ниспосланную пищу и за доброту, с которой он неусыпно и усердно о нас заботится.
Проклятье! Видимо, граф был из тех, кто неукоснительно соблюдает все обряды. Неужели после всего, что с ним случилось, он ещё хотел благодарить Первотворца?
— Идёмте же, — настойчиво повторил граф.
— Так а я другой веры, — сказал Сэм. — Я тут останусь.
Кажется, он придумал, как нам выпутаться, потому что с виду был крайне доволен собой. Но не успела я обрадоваться, как граф смерил его долгим взглядом и сказал:
— Пока ешь и пьёшь в этом доме, ты будешь благодарить Первотворца. Насколько я помню, даже гномы не отрицают его существование. Это он, так или иначе, создал нас всех, и его милостью мы проживаем каждый день. Или в тебе нет ни капли благодарности и уважения?
Я пришла в отчаяние. Мы встанем у алтаря, сложим ладони чашечкой, разожжём искорки… и у Сэма и Персиваля, само собой, ничего не получится, и станет очевидно, что они вовсе не те, за кого себя выдают. Вовсе не студентки из академии иллюзий! Ох, нет!
— Мы только ненадолго выйдем, папа, — взмолилась я. — Это займёт мгновение, не больше. У меня опять кое-что выпало из окна…
— Корсет, — услужливо подсказал Персиваль.
Я была в таком отчаянии, что ухватилась даже за эту чушь.
— Да, папа! Нельзя допустить, чтобы он промок. Мы сейчас же вернёмся…
— С ним ничего не случится, — отрезал граф. — Следуйте за мной.
Про себя я воззвала к Первотворцу так отчаянно, как никогда прежде. Только он один и мог нас теперь спасти. Нам требовалось чудо!
Тут раздался громкий стук дверного молотка.
— Кто бы это ещё мог быть? — нахмурился граф Камлингтон. — Виктор, узнай. Меня ни для кого нет дома, если только это не что-нибудь из ряда вон выходящее.
Я воспряла духом. Первотворец ниспослал нам спасение! Без разницы, каким путём…
— Это комиссар Твайн, — вернувшись, доложил Виктор. — Изволите принять?
Ох, нет. О Первотворец, я просила вовсе не об этом! Хорошо ещё, мистер Твайн не заметил сумки, брошенные нами, и не догадался в них заглянуть, не то письма и документы уже попали бы к нему в руки. Ведь не догадался же?..
Мы с Сэмом и Персивалем обменялись тревожными взглядами.
Граф неразборчиво что-то пробормотал, дрожа от возмущения, и махнул рукой. Виктор понял его без слов, исчез и спустя мгновение привёл комиссара. Тот выглядел невозможно довольным. Казалось, ещё чуть, и примется насвистывать. Должно быть, он всё же прибрал бумаги к рукам! Чем ещё объяснить его радость?
Моё сердце так и упало.
Комиссар остановился, заложив руки за спину. Он был ниже графа и теперь вытянулся и вскинул подбородок, прежде чем заговорить.
— Я лишь пришёл сказать, милорд, что письма уничтожены, и вы больше не можете диктовать мне свои условия, — сообщил он с усмешкой. — Не
Мистер Твайн бросил на нас долгий взгляд.
— Вы говорили об иллюзии, которую нужно снять.
— Если это иллюзия, — мрачно сказал граф таким тоном, что меня прошиб ледяной пот. — Признаться, я не до конца уверен. Вы можете сказать точно?
— Поглядим, — ответил комиссар, не отрывая от нас взгляда. — Что ж, я окажу вам эту последнюю услугу. В комнате будет удобнее. Проводите меня, мисс.
— Не понимаю, к чему куда-то идти, — возразил граф. — Покончите с этим здесь же, да поскорее.
— Вижу, вы лучше меня знаете, как надлежит действовать, — холодно сказал комиссар. — Раз так, пожалуй, сами справитесь. Не смею вам мешать.
Он сделал движение, будто собирался развернуться и уйти.
Граф вынужден был согласиться, хотя и с явным неудовольствием. Он хотел последовать за нами, но комиссар велел ему оставаться внизу. Графу пришлось проглотить и это.
Мы поднимались, переглядываясь. Было очевидно, что никто из нас не рад, но что оставалось делать? Я надеялась, Персиваль или Сэм что-то придумают. Они, видимо, рассчитывали на меня, но никого из нас так и не осенило.
Мистер Твайн вошёл в комнату последним, запер дверь, и показное благодушие тут же с него слетело.
— Я получил ваши письма, — сказал он голосом, не предвещающим добра. — Кто сочинил вот это?
Он потряс перед нашими лицами мятой бумагой, где красовался его портрет с подписью: «Весь гномий квартал ему навалял». Мы изобразили такое удивление, будто видели этот рисунок впервые. Комиссар отчего-то не поверил.
— Вы не можете без глупостей, верно? — сурово спросил он. — Разве вы не понимаете, что в прошлый раз только чудом вышли сухими из воды? Вам кажется, вы умны, ловки…
— Ага, — храбро вставил Сэм.
— …и вам всё по плечу? Это не так. Где настоящие письма?
— Ничегошеньки мы не скажем, — ответил Сэм.
Я лихорадочно думала, нельзя ли нам как-нибудь выторговать свободу. Положим, письма нам вовсе и не нужны. Если комиссар выведет нас наружу…
— Мне ничего не мешает открыть графу, что на вас нет иллюзии, — сказал мистер Твайн. — Молодым наглецам вроде вас бывает полезно осознать, что у любых действий есть последствия, не то вы так и будете совершать безрассудства в надежде на то, что каким-нибудь чудом вам повезёт. Но чудеса случаются редко, и рассчитывать на них крайне глупо.
Заложив руки за спину, он прошёл к окну и, глядя на мокрую улицу, докончил скучающим тоном:
— Предлагаю сделку: я превращаю вас в трёх благовоспитанных мисс, которых рассчитывает увидеть граф, а вы отдаёте мне все бумаги, украденные у него.
Это было очень, очень плохо! Вот-вот он мог поглядеть вниз и задаться вопросом, что же там делают наши сумки. Догадаться, что мы собирались бежать, было пустячным делом, и, конечно, мистер Твайн сообразил бы, где искать письма…
Мы с Сэмом и Персивалем обменялись быстрыми тревожными взглядами. Сэм неуверенно покачал головой, а Персиваль состроил гримасу. Решать, очевидно, они предоставили мне.