Савмак. Пенталогия
Шрифт:
Остановившись посреди комнаты, Герак повернулся к товарищу и стал с пристальным интересом вглядываться в его лицо, словно заново открывая его для себя после долгой разлуки.
– Хм! На волю...
– тихо заговорил он, также перейдя на скифский.
– А разве у тебя был там свой дом, жена? Разве там у тебя не было тоже хозяина?.. Свой дом, жена, дети - на всё это нужны деньги, и немалые. А где их взять?
Герак снова вздохнул и задумчиво опустил глаза себе под ноги.
– Хотя есть один способ...
– он вновь вонзил проникновенный взгляд в мерцавшие голубыми звёздами глаза юного скифа.
– Если бы кто-нибудь из рабов покушался на хозяина, хозяйку или их дочь, а я бы этому помешал, то Левкон из
– и Герак невесело рассмеялся.
– Ну, ладно, пошли - я пошутил, - похлопал он дружески приятеля по плечу, переходя на эллинскую речь, и двинулся к прикрытому парчовым пологом проходу в следующую комнату.
– Погоди! Я хочу без всяких шуток предложить тебе волю... и богатство, - остановил его Савмак, решив, раз уж начал этот разговор, выяснить до конца, насколько Герак ему друг.
Приоткрыв полог, он убедился, что в соседней комнате, разделявшей покои матери и дочери, никого нет. Держа в поле зрения вход на лестницу в дальнем левом углу, он крепко сжал запястье Герака и, приблизив губы почти к самому его лицу, заговорил глухим от волнения голосом:
– Вот ты говорил, что в Скифии у меня тоже был хозяин... Так вот... это не так... в Скифии я сам был хозяином... Я давно собирался тебе признаться - моё имя не Сайвах... Я - Фарзой, сын вождя хабов Госона.
Рот Герака скривился в ироничной ухмылке:
– Что же отец не выкупил тебя из плена? Или ты незаконный?
– Нет, я законный... Думаю, родные посчитали меня погибшим. Наверняка многие видели, как меня рубанули мечом по голове... А сам я, когда очнулся в плену, постыдился открыть кто я такой, назвался именем своего погибшего слуги. Ведь попасть в полон сыну вождя - это позор не только для меня, но и для всего нашего рода. (Савмак почувствовал, что его уши и скулы опять заполыхали непрошеным огнём.) Как после этого моему отцу, да и мне самому, глядеть в глаза царю!.. Помнишь, я рассказывал тебе про шкуру белого медведя? Так вот, я сам её видел в царском шатре, своими собственными глазами!.. (Савмак вздохнул.) Поэтому я решил, что сам добуду себе волю. Если б я остался в Феодосии, так бы оно и было - я бы непременно убежал. Но отсюда в одиночку мне не вырваться... (Савмак крепче сдавил руку Герака.) Слушай, давай убежим вместе, а? Там, в Скифии, ты станешь мне братом, будешь иметь не одну, а две, три, четыре жены, - призывно заглядывая в глаза, соблазнял он приятеля.
Герак не знал, верить ли услышанному. С одной стороны в рассказе Сайваха-Фарзоя не было ничего невероятного, а с другой... с такой же лёгкостью он мог всё это выдумать, чтобы сманить его с собой в побег.
– Хочешь дружеский совет?
– сказал он наконец.
– Тебе нужно рассказать об этом хозяину.
– Нет! Лучше я останусь навек рабом, чем получу свободу за выкуп!
– горячо воскликнул вполголоса Савмак, с силой сдавив запястье Герака.
– Поклянись, что никому не выдашь мою тайну!
– Ну, хорошо, - не без усилий высвободив руку из захвата савмаковой ладони, пообещал Герак.
– Не хочешь, как хочешь - дело твоё. Клянусь усами и бородой Папая, что никому не скажу.
"Если сдержит слово, значит, свой парень, не выдаст - можно будет рассказать ему главное", - решил Савмак, двинувшись вслед за Гераком к лестнице.
– Ну, так что, поможешь?
– спросил он в голос.
Бросив сверху взгляд на освещённую висевшей внизу лампадой лестницу, Герак прислушался к доносившимся с кухни шумам и голосам, затем, бесшумно ступая мягкими скификами по самшитовому паркету, которым были выстелены все полы на верхнем этаже, вернулся к входу в передние покои Гереи и осторожно заглянул за златотканый полог. Убедившись, что комната пуста, он подманил к себе пальцем Савмака.
– Ну, из дворца мы, положим, выберемся.
– спросил он чуть слышным шёпотом, постучав ногтем о тусклую медь ошейника у себя под подбородком.
– Подумал!
– тотчас радостно кивнул Савмак, довольный, что удалось заинтересовать Герака.
– Ты же умеешь писать. Что тебе стоит написать для стражи, что царевич Левкон послал нас за какой-то надобностью в Феодосию?
– А кони?
– Коней возьмём в царской конюшне. Ведь не пешком же нас хозяин в такую даль посылает!
– Молодец!.. Хорошо придумал!..
– Герак слегка потрепал приятеля ладонью по скуле.
– Только ничего не выйдет.
– Почему?
– хлопнул непонимающе ресницами Савмак.
– Потому что, во-первых, пропуск без печати Левкона не действителен, а перстень с печаткой он носит на пальце, не снимая. Есть ещё, конечно, печать у Арсамена, но и она для нас недоступна. А во-вторых, если сам хозяин, Арсамен или Хорет не придут с нами на конюшню, коней нам там никто не даст. Так что всё не так легко, как тебе кажется... Ну, ладно, пошли вниз, пока нас не хватились...
Так и не признавшись Савмаку, в ответ на его откровения, что главная причина, удерживавшая его в Старом дворце крепче всяких цепей и ошейников, звалась Карбона, Герак весь оставшийся вечер размышлял, как ему поступить. Вот если бы можно было как-нибудь и её увезти с собой в Скифию - ради этого, пожалуй, можно было бы и рискнуть. Знать бы наверняка, что этот скиф в самом деле сын вождя, а не водит его, как дурачка, за нос, да как тут узнаешь! А даже если это правда, что ему помешает, когда они окажутся в Скифии, отнять у него Карбону, а самого продать опять в рабство? Нет уж, Герака на такой мякине не проведёшь!
Савмак же, которому тоже долго не шёл сон в эту ночь, слушая, как ворочается рядом в темноте Герак, решил, что выждет ещё два-три дня и раскроет ему свой истинный замысел, а затем они вместе подговорят Дула, или, может, кого другого - Герак, конечно, лучше знает, кто из здешних рабов больше годится для такого дела. В крайнем случае, они могут начать и вдвоём: тут главное - внезапность и решительность, а остальные присоединятся к ним уже по ходу дела...
В эту ночь Савмаку опять приснился Ворон.
Он на Вороне, Мирсина на серой в яблоках Золушке, Канит на Рыжике, Скиргитис, Сакдарис, Ишпакай - всего с десяток всадников на отборных скакунах, скакали рысцой вдоль края плато к Козьей горе, а со стороны Хабей к горе рысили Фарзой с сестрой Фрасибулой и десятком родных и двоюродных братьев. Съехавшись у горы, они договорились, что устроят гонку за невестами: хабы погонятся за Мирсиной, а напиты - за Фрасибулой: кто первый их догонит - тому они и достанутся в жёны.
Оглядев с лукавыми улыбками выстроившихся в линию претендентов, Мирсина и Фрасибула разом огрели коней плетьми и, словно подхваченные вихрем, понеслись по зелёному покрывалу степи на запад. Подождав, пока Ишпакай досчитал до ста, парни с гиком и залихватским свистом сорвали коней в погоню. Какое-то время они, отчаянно полосуя коней, неслись тесной гурьбой (Савмак подгонял Ворона голосом и скификами, приберегая плеть до решающего рывка), но постепенно толпа "женихов" вокруг Савмака становилась всё реже, и вот уже рядом с ним остались только Фарзой на сметано-белом мерине слева и Скиргитис на мышастом - справа. Скакавшие во весь дух "невесты" к этому времени стали заметно ближе: уже хорошо были различимы цветастые узоры на спинах их кафтанов - красно-зелёные у Мирсины и серебристо-золотые у Фрасибулы - над которыми развевались бунчуками на ветру их длинные распущенные косы (круглые шапочки, должно быть, слетели с них на скаку) - желточно-золотые у одной и иссиня-чёрные - у другой.