Савмак. Пенталогия
Шрифт:
Когда собакам удавалось выгнать из дубравы или выследить среди зарослей в лощине более крупную добычу: косулю, оленя, стадо диких свиней, лису или волка - тут уж охотники, включая и Канита, и их помощники рьяно преследовали животное, пуская в него стрелу за стрелой, пока оно не падало, исколотое порой, словно дикобраз, десятком стрел.
Растянувшись по плато широким загоном, охотники уносились всё дальше от Таваны на запад. Захваченные азартом кровавой забавы, они не заметили (а кто заметил - не придал значения), как со спины их догнала надвинувшаяся откуда-то со стороны Неаполя огромная тёмно-сизая туча. Как вдруг из зловеще потемневшего неба повалил густыми хлопьями снег, закружил с волчьими завываниями ветер, и спустя несколько минут всё вокруг утонуло в сплошной белой пелене.
Охотившиеся с Лисом Канит, Сакдарис, малый Госон и четверо их помощников, съехавшись до купы, минут
Канит велел спрятавшемуся под брюхом Золушки Лису искать овечью кошару и людское жильё. Лис послушно нырнул в снежную мглу. Держась плотной кучкой друг подле друга и то и дело окликая во все стороны товарищей, семеро всадников тронулись осторожным шагом в том направлении, где скрылся Лис. Через какое-то время они расслышали сквозь однообразный вой пурги звонкий, радостный лай Лиса и отвечавшие ему злые хриплые голоса двух-трёх чужих собак. Обрадованные охотники тотчас повернули на собачьи голоса: молодчага Лис либо отыскал кошару, либо наткнулся на других охотников.
Скоро голоса собак сделались отчётливей. Теперь они шли откуда-то снизу и вдруг смолкли. Сообразив, что впереди может быть овраг, всадники остановились. Меж тем, становились всё темнее и холоднее. Тут из снежной крупы выскочил Лис и с радостным повизгиванием завертелся перед кобылой молодого хозяина, всячески давая понять, что его приказание исполнено. Накинув ему на шею петлю аркана, Канит велел вести их к жилью, и сам поехал впереди, держа в поле зрения узкий рыжий зад и метущий запорошенную снегом траву длинный лисий хвост лохматого поводыря. Остальные тесной гурьбой двинулись следом.
Шагов через десять земля плавно пошла вниз. Всадники осторожно съехали в неглубокую ложбину, склоны которой едва угадывались в снежной мгле, тотчас с радостью почувствовав, как ослабел ветер. Скоро грудь Золушки наткнулась на белый от снега плетень кошары. Канит повернул вслед за тянувшим аркан Лисом налево, откуда послышался близкий угрожающий лай пары охраняющих отару псов. И почти сразу из снежной пелены навстречу им выехал на низкорослом коньке всадник в запорошенном снегом бараньем тулупе, с коротким копьём в одной руке и погремушкой - в другой. То был один из чабанов, ездивших вокруг кошары, охраняя сбившихся под плетёным навесом в плотную белую массу овец от вероятного в такое ненастье набега серых разбойников.
Съехавшись вплотную, Канит назвал себя, и чабан, прикрикнув на лаявших псов, махнув себе за спину закреплённым на короткой палке бараньим черепом, внутри которого с дробным грохотом перекатывался сухой горох, направил сына вождя и его товарищей к невидимому по ту сторону кошары жилью.
Поехав в указанном направлении, юноши скоро наткнулись на обтянутую толстыми бычьими шкурами боковину упиравшейся задком в плетень кибитки на высоких дощатых колёсах. Объехав её, они обнаружили за ней похожий на белую войлочную женскую шапку приземистый шатёр, от которого на них тотчас пахнуло сквозь снежную замять сладким дымком.
Наскоро привязав коней к деревянным рёбрам кибитки, замёрзшие охотники поспешили в шатёр. Не сразу отыскав плотно запахнутый и придавленный изнутри от ветра камнем полог, Канит первым занырнул внутрь. Стянув головы обшитый заячьим мехом башлык, он распрямился и поднял глаза, готовясь поздороваться с хозяевами, да так и застыл у порога с приоткрытым удивлённо ртом, неожиданно обнаружив себя в девичьем царстве.
В центре шатра, в сложенном из булыжников нешироком кругу жадно пожирал толстые хворостины весёлый огонь, облизывая гибкими красно-жёлтыми языками закопчённые бока висящего на треноге медного казана. Напротив входа над казаном склонилась с длинной деревянной ложкой в руке миловидная круглолицая девушка лет 15-16-ти в расшитом мелким бисером длиннополом кафтане, зелёных шароварах и меховой шапочке, из-под которой ниспадала на согнутую спину толстая тёмно-русая коса. Справа от юной поварихи сидели на коленях две девчонки помоложе, поддерживавшие в очаге огонь, ломая и подбрасывая в него по мере надобности сложенные в кучу за спиной хворостины: одной на вид было лет 12, а другой, сидевшей ближе к выходу, и вовсе ещё впору было в куклы играть. Но Канит лишь мельком глянул на их озарённые багровыми отблесками лица, разом обратившиеся с удивлением, любопытством и испугом
Тем часом позади застывшего столбом у порога Канита в шатёр залезли Сакдарис с малым Госоном и, отерев с лиц белую порошу, тоже с удивлением уставились из-за его плеч на сидевших у огня девчонок. Приоткрыв в лукавой улыбке два ряда прекрасных жемчужных зубов, кормящая сосунка молодка направила заблудившихся юношей в соседний шатёр, в котором укрылись от непогоды их приехавшие ранее товарищи. Чувствуя, как с охваченного огнём лица стекают за ворот холодные струйки растаявших снежинок, Канит поспешно развернулся и, подталкивая в спину Сакдариса, вывалился из девичьего шатра.
Окунувшись опять в снеговое облако, юноши разглядели в 5-6 шагах тёмный силуэт второго шатра и, отыскав прикрытый пушистой волчьей шкурой вход, поспешили нырнуть в его окутанное сизой дымкой тёплое нутро. Едва Сакдарис, Госон, Канит скинули у порога башлыки, навстречу им полетели радостные возгласы, шутки и смех восьмерых их товарищей, наткнувшихся на эту кошару пятью минутами ранее и гревшихся теперь, сидя тесным кружком вокруг ярко пылавшего в центре очага. Среди них Сакдарис и Госон с радостью увидели своего брата Апафирса. Оказалось, что кошара эта принадлежит их отцу Октамасаду. Доглядала за примерно сотней находившихся в ней овец семья чабана Хомезда. Сам Хомезд находился сейчас здесь, в своём шатре. Это был невысокий, тощий старик, давно разменявший седьмой десяток, с изжёванным толстыми складками жёлтым лицом, уходящими за маленькие землистые уши с наполовину облыселой головы седыми космами, редкими усами над тонким беззубым ртом и такой же жиденькой, едва прикрывавшей подбородок и острый кадык грязно-серой козлиной бородой. Стоя на коленях справа от входа, старик ловко обдирал шкурку с добытого его гостями зайца. Сидевшая за ним широкобёдрая, широкоплечая, широкоскулая женщина средних лет, с сурово нахмуренными тёмными широкими бровями, угрюмо опущенным ртом и большими красными мужскими руками, потрошила уже ободранного зайца, бросая требуху лежавшему в нескольких шагах охотничьему псу Апафирса. Кроме них в шатре была ещё морщинистая остроносая старуха, жена Хомезда (согнувшись над висевшим над огнём большим казаном, она помешивала деревянной ложкой какое-то варево), а также 10-летний младший внук Хомезда. Второй чабан - сын Хомезда Орхам (это его встретил Канит с товарищами у ограждения кошары), вместе с другим своим сыном, охранял сейчас кошару: хозяйских овец приходилось беречь пуще глаза, ибо за каждую утащенную четвероногими либо двуногими разбойниками, или погибшую по недосмотру овцу пришлось бы отдать Октамасаду собственных овец - таков был издревле установленный порядок.
Поздоровавшись с хозяевами, новоприбывшие, потеснив уже отогревшихся товарищей, поспешили рассесться поближе к огню. Запустив в шатёр Лиса, Канит, метнув взгляд на обдираемую старым чабаном красную заячью тушку, словно вдруг о чём-то вспомнив, развернулся и вышел обратно в метель. Подойдя к покрытым белым пуховым одеялом, жавшимся друг к дружке коням, он отвязал двух зайцев побольше, потом, подумав, ещё двух, и, держа их в вытянутых руках за длинные уши, занёс в девичий шатёр. Успев бросить завистливый взгляд на лениво посасывающего полную молока розовую грудь пухлощёкого младеня и светящееся счастьем и нежностью лицо склонившейся над ним с улыбкой молодой матери, юноша положил пушистых зверьков у её ног и, отведя в сторону глаза, попросил неожиданно огрубевшим голосом принять зайцев в подарок. И, не дослушав посыпавшихся из уст красавицы благодарностей, словно стыдясь своего щедрого дара, поспешил наружу, провожаемый четырьмя парами смешливых девичьих глаз.