Семья Звонарёвых
Шрифт:
– Ой, какие страсти вы говорите!– лукаво играя черными, как агат, глазами, сказала Ирина.
Прапорщик в шутку состроил свирепую физиономию. Все захохотали.
– Правда, чтоскоро начнется наступление?-справилась Ветрова.
– Вот уже четыре месеца, как я веду ожесточеннейшие атаки на ваше сердце, Татьяна Владимировна, - ответил Кремнев.
– И совершенно безуспешно, Александр Васильевич! Все ваши атаки и впредь будут отбиваться с огромными потерями для вас, - улыбнулась Ветрова.
– В ближайшее время я подвезу тяжелую артиллерию своей боевой славы,
– Вы итак окружены ореолом героя, но это на меня мало действует, ответила Татьяна Владимировна.– Если вы действительно начнете наступать против немцев, то наш отряд двинется непосредственно за сто второй дивизией...
– ...Вместе с нашей батареей, - живо добавил Павленко.
– Мы вам не товарищи! Вы, артиллеристы, народ шумный, все время стреляете, раненые этого не любят. Скорее мы пойдем за пехотой, - сказала Ирина.
– В таком случае наша батарея пойдет рядом с вами. Мы тоже двинемся за пехотой, - не унимался прапорщик.
– Нет уж избавьте хоть в наступлении от вашего общества.
– Как вы нас гоните? Подобное оскорбление смываетсь лишь поцелуями, наступал прапорщик на раскрасневшуюся от удовольствия Ирину.
– Нам пора домой, - взглянул на часы Кремнев, поднимаясь из за стола.– Нет ли у вас новых газет, а то мы ничего не знаем, что делается на свете.
– Так скоро?– разочаровано проговорила Ирина.– Ирочка, принеси, пожалуйста, последние номера газет "Киевской мысли" да попробуй стащить у Емельянова "Русское слово", - распорядилась Ветрова.
Девушка исчезла.
Откинув брезентовую полу, которая прикрывала вхд под навес, офицеры вышли во двор. После освещенной столовой ночная темнота показалась им особенно густой и плотной. Кое-где проглядывали очертания черных силуэтов деревьев, хат. На черном небе ярко мерцали крупные звезды.
Кремнев и Павленко медленно направились к воротам, вслед за ними вышла из столовой и Ветрова.
– Кликни-ка, Боб, вестового с лошадьми, а я подожду здесь, - попросил Кремнев.
Прапорщик направился к соседнему двору и громко крикнул вестового. Из глубины сада показалась коренастая фигура солдата. Рядом с ним мелькало светлое женское платье.
– Сию минуту, вашбродие, - отозвался солдат и направился к лошадям. вот только хозяйка откроет ворота.
– Танюша!-страстным шепотом говорил Кремнев, сжимая маленькую и холодную от волнения руку сестры.– Немучьте меня, скажите - свободны вы или нет?
– Увы, Александр Васильевич, я занята, и вы это знаете. Муж собирается приехать сюда с какой-то научной химической комиссией. Они будут исследовать состав немецких отравляющих газов, - так же тихо и, казалось, спокойно ответила Ветрова.
Подошла Осипенко с пачкой газет в руках.
– Вытащила у Емельянова не только "Киевлянина" и "Русское слово", ни и петербургскую "Речь", - с торжеством сообщила Ирина.
– Очень, очень вам благодарен, - с чувством поблагодарил Кремнев Правда, "Киевлянина" я никогда не читаю. Это черносотенно-погромная газета самого низкого пошиба.
– Вы придерживаетесь либеральных
– К черносотенцам себя не причисляю. Я сторонник мирного обновления нешего государственного строя, - ответил капитан.
– А я социалист, - вмешался Павленко.
– Вы, Боб, просто-напросто... дурачек. Куда вам соваться в политику!– фыркнула от смеха Осипенко.
– Вы не верите? Помянете мое слово: если после войны случится революция, то вы увидите меня на барикадах с красным флагом, - пылко уверял прапорщик.
– Уцелейте сначала во время войны, - спокойно заметила Ветрова.
– Пока что вся революционность Боба заключается в том, что он готов ухаживать за всеми встречными девушками, - съязвил Кремнев.
– Ах, так!-подхватила Ирина.– Значит, он ветрогон, которому нельзя верить?
– Я думала, что ты наблюдательнее, Ира, - обняла подругу Ветрова.
Девушка обижено замолчала.
Вэто время вестовой подвел лошадей.
Застоявшиеся в ночной прохладе лошади нетерпеливо топтались на месте и громко фыркали. Кремнев и Павленко легко вскочили в седла и, пожав на прощание руки сестрам, широкой рысью двинулись по дороге.
– Тебе Ирина, Боб, не говорила, что за муж у Татьяны Владимировны?-задумчиво спросил Кремнев, когда они проехали деревню.– Кто он?
– Упоминала вскользь, что он известный профессор, что-то лет на двадцать старше своей жены, но тем не менее она его очень любит, - ответил Павленко.
– не почему-то этому не верится, - проговорил капитан.
Остальную дорогу оба приятеля молчали, погруженные в свои думы. Прапорщик по молодости мечтал о невероятных подвигах, которые он совершит в первом же бою этого грандиозного наступления.
"Да, именно грандиозного!-думал Павленко, горяча свою лошадь.– Я, конечно, маленький человек, всего только прапорщик, но и я вижу, какое большое готовится наступление, как стягивают части пехоты, сколько нам подбросили вооружения. А не днях,говорят, к нам прибудет какая-то сверхтяжелая артиллерия.Это, дорогой Боб, тебе не фунт изюма! Хорошо бы тебе, дружище, в этих частях послужить, Да впрочем, нет, - мне и здесь хорошо! Ведь главное - учавствовать в историческом наступлении. А что оно будет историческим - это определенно. Ведь не даром командующий фронтом сам генерал Брусилов".
И Боб Павленко, взволнованый своими мыслями представил себе, как он , увенчаный славой героя, предстанет перед Ириной. Она после этого, конечно, разрешит ему поцеловать себя. Кремнев не мечтал о боевой славе, он решал мучительный для него вопрос: любит ли его Таня, или ему только кажеться. Он вспоминал ее ласковые теплые карие глаза, и надежда загоралась в его душе. "Но голос, почему такой спокойный голос?-в который раз спрашивал он себя, чувствуя, как холодеет его сердце.
Вернувшись на батарею, капитан справился у дремавшего на постели Крутикова, не было ли новых распоряжений от начальства, и передал привезенные с собою газеты. Штабс-капитан с жадностью накинулся на них, забыв про сон. Быстро просмотрев киевские газеты, Крутиков впился в "Русское слово", вчитываясь в каждую статью.