Семья Звонарёвых
Шрифт:
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и золото одетые леса...
Варя подняла голову. Сквозь легкие, еще зеленые листочки березы глядело густой синевы небо, чистое и спокойное мирное небо.
"Вот уже два года воюем, - подумала Варя.– Два года... Сколько горя, крови и жизней стоили они людям! Как искалечила она их судьбы! Женщины, наверное, всегда были и будут против войны. Потому что женщина - это мать и жена. Она теряет любимого..." Варя взглянула на мужа. Он теперь лежал, раскинув руки. Его широко распахнутые глаза смотрели в небо. "Боже мой, у него такое же синие, как небо, глаза. Синие-синие... " -
Вот и у нее война чуть не отняла любимого... Правда, она сжала свое горячее ревнивое сердце, заставила его замолчать, но ведь дело не только в ее сердце. А он, что думает он? Любит ли свою Варю, или сердце его разрывается между двумя близкими женщинами?..
Год прошел, как Варя узнала об измене Сергея. Она простила ему все за его искренность, настоящую мужскую прямоту и честность. Она любила его и постаралась забыть обиду. Но забыть было нелегко... Как-то в совй очередной рейс санпоезд стоял в Брест-Литовске. В эвакогоспитале Варя случайно встретила Юдифь, свою давнюю подругу. После того как все дела были сделаны, они разговорились, как-то очень тепло, до конца откровенно и искренне. Тут-то Варя и решилась спросить об Акинфиевой. Она давно хотела узнать, где она, что с ней.
– Ушла из госпиталя, - невыразительным голосом ответила Юдифь.
– Почему?
Варя спросила и тут же поняла по плотно сжатым губам Юдифи, что спрашивать было не нужно. Страшная догадка обожгла ее сердце. Варя почувствовала, что бледнеет: медленно от лица отхлынула кровь. И когда Юдифь подняла на нее свои добрые близорукие глаза, беспомощно умолявшие ее не настаивать на ответе, она все-таки повторила вопрос:
– Почему?
– Она ждала ребенка...
Ее тихий голос как ножом резанул Варю по сердцу. Чувство неизбежной, неотвратимой беды и тоски темной и мутной волной заполонило грудь.
Но Варя не выдала себя, она спокойно перевела разговор на другую тему. И только поздним вечером, когда она уже прощалась с Юдифью, спросила:
– Сына родила?
– Да...
А потом, спустя несколько дней, она переслала Юдифи деньги для Нади. В письме к Юдифи просила, чтобы та отправила их будто бы от себя. Юдифь исполнила просьбу. Так Варя стала помогать Наде.
И вот теперь, стоя у березы, глядя в синеву глаз мужа, Варя думала, сказать ли ему о сыне или промолчать. Но ей хотелось первой сказать об этом самой и увидеть в эту минуту его глаза.
– Сережа, - позвала Варя мужа. Она не подошла к нему и осталась стоять у березы, опираясь на ее белый ствол.
Звонарев оторвал взгляд от неба и посмотрел на Варю. В его глазах мягко горел синий свет нежности и любви.
– Что милая?
"И вот сейчас я погашу этот свет, подумала Варя.– Сама оторву его от себя... Но что же делать? Что делать? Он должен знать, должен сам решить... И я тоже. Если он дрогнет, или будет колебаться, я уйду с его дороги..."
Варя не слышала своего голоса, когда она произнесла те несколько невыносимо трудных для нее слов, она смотрела, не отрываясь, на мужа. Она увидела, как дрогнули его глаза. Нет, не испуг, радость отцовства подняли его с земли, заставили обнять ее колени, прильнуть к ним жаркими губами. В его глазах Варя прочитала ту же любовь, и боль, и желание облегчить ее страдание, и горячую просьбу о прощении.
– Родная моя, единственная... Я все знаю, - тихо
Он все крепче сжимал ее колени, притягивая к себе. Варя оттолкнулась от березы и, протянув к нему руки, упала в его раскрытые объятия. Он целовал ее мокрое от слез лицо, дрожащие детски припухшие губы.
– Ненаглядная...– слышала Варя его горячий шепот. И, чувствуя, как руки Сергея бережно и властно обнимают ее, она вдруг прижалась к нему всем телом. Вздрагивая от слез, Варя судорожно перевела дыхание и вместе с пряным ароматом осенних листьев ощутила родной, до боли знакомый запах близкого человека, его здорового молодого тела. Варя закинула руки за шею Сергея и, опрокидываясь на спину, увидела синюю голубизну неба...
Санпоезд прибыл в Петроград. Не успели толком отправить раненых по госпиталям, как Краснушкину был вручен приказ принца Ольденбургского:
"Освобождаю вас от должности начальника санпоезда императрицы и одновременно повелеваю вам занять должность начальника эвакочасти Кавказского фронта. Начальником санпоезда назначаетс полковник Лялин, его заместителем по медицинской части профессор барон Дистрело.
Принц Ольденбургский".
И маленькая записочка, запечатанная печатью принца:
"Дорогой мой, чем-то вы прогневали государыню и одну премного презираемую особу. А потому сочувствую вам и делаю все, что в моих силах. Благодарю за службу и преданность".
Краснушкина не удивили ни отстранение от должности, ни это, в сущности, большое повышение. Он понимал, что и то и другое вызвано одной причиной. Только императрица действовала из любви к Григорию Распутину, а принц - из ненависти к нему.
Беспокоила Краснушкина судьба Сологубенко. Ему грозили большие беды. Предчувситвия не обманули доктора. К вечеру стало известно высочайшее решение - за недостойное осмеяние "святой" особы разжаловать Сологубенко в рядовые солдаты и отправить на фронт. Краснушкину пришлось использовать все свои связи, чтобы определить художника в одну из действующих частей в районе Ровно.
Варя, узнав об увольнении Краснушкина, тоже покинула санпоезд.
13
Только в октябре наконец вызвали с фронта в штаб ТАОНа Борейко, Звонарева, Зуева и десяток солдат, которые могли быть полезными во вновь формируемых батареях. Штаб формирования ТАОНа находился в Вязьме. Здесь и намечалось создание дивизионов сверхмощной артиллерии.
Борейко приехал вместе с своими офицерами и солдатами. В штаб отправились только офицеры. Встретил офицеров Али Ага Шихлинский весьма дружески, как старых пртартуровцев. Он справился, в каких бы батареях они хотели служить.
– Прежде всего просим вас не разлучать и всех вместе с солдатами направить в одну батарею, - начал Борейко.
– Что ж, это хорошо, - пообещал генерал.
– Затем отправить в батарею, где пушки самые большие, - продолжал капитан.
– Значит, направим вас на формирование двенадцатидюймовых батарей виккерсовских гаубиц. Там наиболее сложная материальная часть и плохо еще разработанные правила стрельбы и пристрелки. Тяга только механическая. Ваши солдаты составят костяк батареи. Кроме того, к батарее придается привязной аэростат с водородным заводом. Надо ознакомиться и с воздухоплавательным делом. Выделите для этого одного из офицеров, предупреждал Шихлинский.