Семья Звонарёвых
Шрифт:
– Пусть бы тогда генералы да помещики войну воевали, а нас отпустили по домам, - заметил еще не старый кадровый бомбардир-наводчик Грунин.
– Без солдатской кровушки войны не будет. Господа не больно охочи свою проливать. На то, мол, мужик нужон, чтоб было кого убивать за Росею-матушку да за царя-батюшку, - заметил рядовой Кедров, из луганских рабочих.
– А мы все враз домой подадимся. Пущай, кому охота, в окопах вшей кормят, - вмешался в разговор телефонист Петров.
– Так тебя, дурака, и отпустят с фронта. На войне, брат, все продумано. Вперед на немца бежать
– Да, дело тут темное... Ну, мне надо идти в пехоцкие окопы, сменять телефониста.– И Петров отошел.
Приближение Крутикова заставило солдат замолчать. Штабс-капитан, заметив на траве окурки от солдатских цигарок и мелкие бумажки, приказал тщательно подмести около орудий.
– Что твой театр: ни плюнь, ни окурка наземь не брось, - ворчал Солопов, подметая около своего орудия.
Когда все было убрано и подметено, Крутиков успокоился и ушел.
Уже в сумерки к дому лесника подъехала группа всадников, оказавшихся командирами и офицерами тяжелой батареи, приданной 102-й дивизии. Они сообщили, что батарея подойдет на рассвете, и, чтобы не терять даром времени, принялись по карте знакомиться с лежащим впереди участком фронта. За ними прибыли офицеры 39-го мортирного дивизиона, тоже направленного в район расположения 102-й дивизии.
Офицеров угостили чаем, подробно рассказали им о расположении наших и немецких окопов и, в ожидании подхода батарей, предложили вздремнуть на сеновале.
– Подваливают, однако, батареи на наш участок. Видимо, ему придается большое значение, - заметил Кремнев, когда офицеры ушли.
Крутиков взглянул на часы. Было уже около полуночи.
– Надо думать, что сегодня никто больше нас не навестит, - проговорил он, - можно, пожалуй, и на боковую.
Через десять минут все спали на походных кроватях, а еще через четверть часа к домику подкатил автомобиль, и в дверь громко постучались.
– Прошу прощения за бесспокойство, - прогудел густой протодьяконовский бас, и в комнате появилась огромная фигура в кожаном пальто.– Командир особой тяжелой батареи капитан Борейко прибыл для выбора позиции в этом районе.
Кремневу пришлось снова подняться и зажечь свечу. Он пригласил Борейко присесть к столу и развернул свою карту.
– У нас уже побывал один командир тяжелой батареи. Сейчас он спит в сарае.
– Какой части?-спросил приезжий.
– Первого тяжелого дивизиона шестидюймовых гаубиц.
– У нас калибр немного побольше - двенадцатидюймовые английские гаубицы Виккерса, - усмехнулся Борейко.
– Ого! Я даже не слыхал еще о таких пушках, - вскочил с постели Павленко.– Нельзя ли на них посмотреть?
– Отчего же нельзя? Через час батарея подойдет. Завтра днем вы их увидите во всей красе и мощи.
– Вы, если так можно выразиться,
– Около того.
Постучавшись, в комнату вошел еще один офицер - высокий поручик со спокойными ясными глазами на загорелом, румяном лице.
– Знакомьтесь, господа, - мой старший офицер, поручик Звонарев, представил его Борейко.
– Сергей Владимирович?– сорвался с постели Сологубенко.– Вот уж не ожидал вас здесь встретить!– и художник, как был в нижнем белье, полез обнимать поручика.
Расцеловались, затем художник засыпал звонарева вопросами.
– Почему вашу батарею направили сюда? Как поживает Варвара Васильевна? Я слыхал, что она теперь находится на фронте?
– Да. Узнав, что наша батарея придается сто второй дивизии, она выпросила себе назначение в передовой перевязочный отряд Союза городов, который стоит где-то здесь поблизости.
– В деревне Бронники! В этом отряде работают сестры Ветрова и Осипенко, - сразу оживился прапорщик.– Вы их, конечно, знаете, господин поручик?
– Представления не имею. Чем знамениты эти особы?
– Ничем, кроме того, что в одну из них влюблен наш Боб, - пояснил Сологубенко.
– Поди сюда, Сережа, - подозвал поручика Борейко.– Покумекаем, где нам разместить на ночь орудия, автомобильный парк и нашу колбасу. Мы должны дествовать главным образом на участке четыреста восьмого полка, вот тут, около железной дороги.
Офицеры склонились к карте.
В раскрытое окно донесся шум бешено мчавшегося мотоцикла, и вдали сверкнул огонек фары.
– Что за сумасшедший так несется в ночной темноте?– взглянул в окно Кремнев.– Этак недолго и сломать себе шею.
– Не иначе, как твоя супруга, Сережа!– буркнул Борейко Звонареву.
– Варя собиралась приехать только утром, а не сейчас.
– Между тем шум мотоцикла стремительно приближался, в окне мелькнул свет, и выключенный мотор сразу замолк. В следующую минуту раздался энергичный стук в дверь, и громкий женский голос спросил:
– Можно войти?
– Сию минуту, - испуганно отозвался за всех Сологубенко, торопливо одеваясь.
Офицеры засуетились, поспешно приводя себя в порядок.
– Прошу!– распахнул двери Кремнев.
В комнату вошла Варя, в кожаной куртке, с повязкой Красного Креста на левом рукаве. На лбу красовались автомобильные очки, из-под берета упрямо выбивались локоны волос. Звонарева окинула взглядом присутствующих, подошла к Борейко, который по-прежнему продолжал рассматривать карту, и слегка хлопнула его по плечу.
– Здравствуйте, Боречка!– приветствовала она капитана.
– Здравствуйте, Варенька! Прилетели-таки на своем трескучем помеле? неторопливо поворачивая голову, ответил Борейко.
– Не вытерпела, так соскучилась по вас!
– И я, как видите, извелся от тоски!– в тон ей отозвался капитан.
– Здравствуйте, Леонид Романович! Познакомьте меня с вашими сослуживцами.
Художник поспешил представить Варе офицеров.
– Звонарева, - крепко, по-мужски, встряхивала руку Варя.