Сердце Скал

Tesley

— О, все это уже в прошлом! — отмахнулся Сильвестр с наигранным добродушием. — Его величество вполне удовлетворился моими объяснениями.

— Тем лучше. Вернемся к герцогу Придду, монсеньор. Кому принадлежит другое тело, которое господин Колиньяр так резво побежал прятать в казематах Багерлее? Юному графу Васспарду?

— Честное слово, Рокэ! — в сердцах воскликнул кардинал, не сдержавшись. — Не будь вы мне так нужны, я бы с удовольствием отправил вас в тот же каземат составить компанию покойному супрему!

—

Судя по словам вице-кансильера, у бедняги-Придда уже есть компания. Кто же это, ваше высокопреосвященство? Говорите. Вы же прекрасно понимаете: я все равно узнаю.

Кардинал снова вздохнул.

— Герцогиня Ангелика. Я действительно сожалею, Рокэ.

Ворон воспринял новость, по-видимому, совершенно равнодушно. Он сидел, вальяжно развалившись в кресле, слегка покачивая носком сапога. Судя по выражению лица, его куда больше интересовала грязь на его ботфортах, чем судьба всех Спрутов разом.

— Герцогиня Ангелика… — повторил он, словно что-то припоминая. — Поправьте меня, если я ошибаюсь, ваше высокопреосвященство. Вы арестовали ее, чтобы состряпать обвинение против королевы?

— Состряпать! — поморщился Дорак. — Вы несправедливы, Рокэ. Репутация ее величества как супруги такова, что ваши дорожные сапоги – и те гораздо чище.

— Возможно, — не стал спорить Ворон. — Но едва ли вы будете отрицать, что главное пятно на ее репутации – я.

— Не обольщайтесь, друг мой. Найдется немало претендентов на оскорбление чести Фердинанда II и помимо вас. Но именно поэтому вас не должно быть сейчас в столице.

— И что же ждет бедняжку? — по-прежнему равнодушно спросил Рокэ.

— Что может ждать супругу короля, уличенную в неверности? — Сильвестр даже пожал плечами: ответ был очевиден. — Вы и сами знаете: развод. Будь она иностранной принцессой, мы с позором отослали бы ее домой, но Ариго – подданные его величества Фердинанда. Он вправе отрубить изменнице голову. Однако, во уважение к вашим рыцарским чувствам, — любезно добавил Дорак, надеясь выторговать уступку за уступку, — я могу ограничиться заточением в монастырь. Вы хотите этого?

Алва задумчиво покачал головой:

— Дело не в моих чувствах, ваше высокопреосвященство. Вряд ли вы забыли, что у августейшей четы есть дети. Вы намерены объявить их ублюдками? Впрочем, может быть, принц Карл скоропостижно скончался, неудачно упав с лестницы или заболев потницей?

На последней фразе Алва вскинул голову и прожег кардинала пронзительным синим взглядом. По спине Дорака пробежала легкая дрожь, однако глаз он не отвел.

— Нет. Но это же не ваш сын? — вкрадчиво спросил он.

— Это наследник трона. Или вы рассчитываете сделать Талиг сильнее, лишив монарха законного преемника? Его величество уже не так молод, чтобы разбрасываться его сыновьями.

Сильвестр задумчиво пожевал губами: разговор

шел не так, как надо. Застигнутый врасплох, он избрал неверную тактику, и Алва, разумеется, немедля бросился в нападение. Первый маршал всегда умел определять слабые места противника и бить по ним, однако Сильвестр не считал себя слабым. О, на поле битвы он давно проиграл бы кэналлийскому Ворону, но в области интриг сильнее был он. Следовало принять очевидное: Рокэ здесь, он знает то, что теперь глупо от него скрывать. С этим нужно смириться… Смириться, но не уступить.

Кардинал осторожно потянулся к серебряному колокольчику, стоявшему на столе, и позвонил.

— Еще шадди, — распорядился он, едва голова Агния высунулась из-за портьеры. — То есть, разумеется, этой вашей… цикорной воды.

Хорошо бы, если б лекарь не лгал, и проклятая обманка и в самом деле успокаивала нервы. В скользких разговорах выигрывает тот, кто сохраняет самообладание. Но кто же все-таки просветил Рокэ? Неужели Лионель Савиньяк?..

Агний сноровисто забрал поднос с чашкой. Алва раздул ноздри, очевидно, принюхиваясь к запаху.

— Вижу, что ваше высокопреосвященство наконец-то вняли просьбам врача и стали похвально заботиться о своем здоровье.

Сильвестр уловил в этих словах легкий налет сарказма и, едва выждав, пока Агний скроется в недрах соседней комнатушки, перешел в атаку. Слегка разведя руками словно бы в знак своей совершеннейшей искренности, он произнес простым и будничным тоном – так отец говорит с сыном о мелких домашних новостях:

— Я скоро умру, Рокэ.

Зрачки Ворона расширились как у кошки в темноте – но и только. Сильвестр выждал с минуту и первый нарушил повисшую в кабинете паузу.

— Я не хотел говорить вам об этом, но вы вынудили меня к откровенности. Мне осталось год-полтора – при самом лучшем раскладе. Однако за это время я должен провести Талиг через грядущий Излом… А если смерть настигнет меня раньше – позаботиться о том, чтобы это сделали вы.

Алва замер, словно окаменев в своем кресле. Сильвестр почувствовал неожиданную легкость в душе, словно с нее свалился приличных размеров валун. Слова сказаны. Теперь он стоит перед Рокэ с открытым забралом, и тот больше не сможет упрекнуть его в скрытничестве или лицемерии.

— Вы полагаете, что скоро умрете, — медленно проговорил Алва, пытливо глядя на Дорака, — и поэтому решили прихватить с собою в Закат как можно больше Людей Чести?

— Пусть вас это не тревожит, — отмахнулся кардинал. — Это дело я успею уладить сам. Считайте это моим прощальным подарком.

— Вот как? Октавианская ночь тоже, вероятно, была подарком?

— Вы прекрасно знаете, зачем была нужна Октавианская ночь, — возразил Дорак с легким нетерпением. — Государству мешали господа Ариго и иже с ними.