Северные архивы. Роман. С фр.

Юрсенар Маргерит

Лилля, защищает этот сброд, к сожалению изба­

вив подсудимых от еще более сурового наказания.

Все сходятся на том, что Амабль Дюфрен, кото­

рый вскоре станет председателем гражданского

трибунала Лилля, — человек порядка.

Мишель Шарль сам говорил, что этот тревож­

ный год был для него временем отдыха. Он зани­

мался тем, что разбирал записи и расставлял

сувениры, привезенные из путешествия. Если бы

надо было приукрасить

деда, я бы хотела, чтобы

несправедливости, творимые в тот момент правы­

ми, возмущали его сильнее. Тем не менее в эпоху,

когда каждый лжет или болтает чепуху, когда вы­

бирать приходится между стражами порядка, не

знающими ни жалости, ни сострадания, зачерст­

вевшими в показной нравственности, и идеолога­

ми, чьи ошибки и просчеты ведут к диктатуре,

между сытыми волками и голодными баранами,

молодой человек, забавляющийся тем, что из ку-

189

сков старинного мрамора мастерит пресс-папье,

возможно, смотрит на вещи реалистично.

Тем не менее он был очень доволен, когда в

декабре 1 8 4 9 года вновь вернулся к прежним

обязанностям. Отец на сей раз ничего не сказал:

он был очень плох. Примерно в это же время Ми­

шелю Шарлю предлагают супрефектуру в Азбру-

ке, от которой он отказывается, потому что

считает Лилль лучшим местом деятельности и по­

тому что весьма решительно ухаживает за маде­

муазель Ноэми. Он женится на ней в сентябре

1 8 5 1 года. Шарль Огюстен умер за год с неболь­

шим до свадьбы.

* * *

Это была не грандиозная свадьба, это была да­

же не прекрасная свадьба. Это была очень хоро­

шая свадьба. В данном случае я сужу, разумеется,

с точки зрения публики. Иные старики порассуж­

дали, конечно, подобно Шарлю Огюстену, о со­

стояниях, приносящих несчастье: они несли вздор.

Рен, которая давно у ж е вела обычные переговоры

с родителями невесты и нотариусами, вернулась в

Байёль с дочерьми, счастливая тем, что хорошо

послужила сыну. Не станем спорить, поднялся он

или спустился по социальной лестнице, ибо систе­

ма каст в Европе столь же сложна, как и в Индии.

Во всяком случае, выбор был сделан. В двадцать

девять лет Мишель Шарль переживает тот период

в жизни, когда возможности человека, поначалу

190

казавшиеся бесконечными, сводятся к двум-трем.

Все, что будет потом, решается именно сейчас.

Пока Мишель Шарль совершенно доволен мо­

лодой женой, уважением, которым

он пользуется

в обществе, своим достатком. Не будучи честолю­

бивым и отличаясь этим от матери, он довольству­

ется тем, что прилежно выполняет свои обязанности,

состоящие в том, чтобы разрешать все департамент­

ские жалобы. Лилль по сравнению с сонливым Бай-

ёлем кажется большим городом, и он гордится тем,

что занимает здесь видное положение. Мишель

Шарль снова носит прежнее имя, которое семье

вернули по официальному декрету, он с некото¬

рой наивностью называет это имя «дворянским»,

скажем точнее, оно обозначает принадлежащие

ему земли и звучит на французский лад. Он отка­

зался от устаревшего титула шевалье («Я не ношу

его, ибо это не принято») *, звучащего теперь не­

солидно и легкомысленно и, конечно же, не под­

ходящего серьезному мужу Ноэми, тогда как

юноша, совершавший путешествие по Европе, мог

бы на худой конец так называться. Шевалье де

Лоррен *, шевалье д'Эон *, шевалье де Ла Барр *,

шевалье де Сенгальт *, шевалье де Валуа *, шевалье

де Туш *... Шевалье Кленверк звучало бы не так

уж плохо.

Амабль Дюфрен записал особняк по улице Ма­

ре, 26, на имя Ноэми, дом переходит затем во

владение зятя. Амаблю принадлежат также дома

под номерами 24 и 26 бис, кажется, какую-то

часть владений он занимает сам, сдавая остальное

внаем одному из сослуживцев. Две первые зимы

191

в моей жизни я провела именно в доме 2 6 по ули­

це Маре: мои кости, должно быть, до сих пор хра­

нят воспоминания о тепле его печей. Маленькой

девочкой я возвращалась туда дважды или триж­

ды, чтобы навестить бабушку — либо весной, до

ее переезда на Мон-Нуар, либо при наступлении

первых холодов, когда она переселялась в город.

Я смутно ощущала атмосферу заброшенности, ца­

рившую в доме старой дамы, больше не принимав­

шей гостей. В глубинах моей памяти я отыскиваю

воспоминания о ступеньках мраморной лестницы,

изгибающихся перилах, о высоких деревьях в

просторном саду, о сводчатой галерее, которая

должна была напоминать Мишелю Шарлю рим­

ские портики XVIII века. Эти серые, холоднова­

тые особняки, вытянувшиеся как по линейке,

построенные во времена французских интендан­

тов и сменившие в Лилле старые дома с резными

позолоченными коньками крыш, творения масте­