Шелковы цепи
Шрифт:
— Пошел ты, — выдыхаю я, и реальность сильно бьет по мне. Дэвид не просто прятал письма от страховой. Он скрывал целую другую жизнь.
Я с силой закрываю бухгалтерскую книгу и опускаюсь на пол, а портфель расстилается передо мной. Это не обычная бухгалтерская книга; это книга секретов и грехов. Такого рода книга, из-за которой человека могут убить.
— Так вот кем ты был на самом деле все это время? — Мои руки дрожат, когда я сжимаю бухгалтерскую книгу.
Что мне с этим делать? Пойти
Осознание того, что я держу в руках, возможно, уличающую улику, заставляет меня бросить ее, как будто она горит.
Поддеваю расшатавшуюся половицу, которую случайно обнаружила прошлым летом и так и не починила — идеальное место для тайника. Доска скользит внутрь, как раз вписываясь в этот секретный отсек. Я заменяю доску и перетаскиваю на нее маленький приставной столик — импровизированная печать над ящиком Пандоры с проблемами.
Может, рассказать Серене? Нет, это слишком опасно.
Что теперь?
Этот вопрос кружит в голове, как стервятник. Я не могу просто сидеть здесь.
Начинаю вышагивать, обводя взглядом комнату и останавливаюсь у приоткрытого окна.
Между лопаток пробегает дрожь. Не помню, как его открыла. Захлопываю окно. Задернув шторы, возвращаюсь в комнату — крепость от посторонних глаз.
Затем тишину квартиры нарушает звук вибрирующего на столе телефона.
— Господи!
Мое сердце подпрыгивает к горлу. Подбегаю к столу, пульс учащен. На экране мигает незнакомый номер. С опаской нажимаю «ответить», прижимая телефон к уху.
— Алло? — шепчу, в груди застыло напряжение.
Меня встречает тишина, лишь отдаленный шум транспорта. Это жутко, как будто кто-то наблюдает, ждет.
— Алло? Кто это? — начинаю раздражаться, мой голос повышается.
И все равно ничего. Как будто они играют в какую-то больную игру.
— Зачем ты звонишь? — огрызаюсь, уже громче. — Что тебе нужно?
Затем, кто-то вешает трубку. Линия обрывается. Я смотрю на телефон, в моем нутре завязывается узел страха.
Кто это, черт возьми, был?
Когда телефон все еще находится в моей руке, он вибрирует от входящего вызова. Раздраженная и взвинченная, я отвечаю, даже не взглянув на определитель номера: — Слушай, ты, урод, если думаешь, что пугать меня — это… — запинаюсь, когда узнаю голос на другом конце. Это мистер Хендерсон, мой арендодатель.
— М-мистер Хендерсон? — Лицо пылает от смущения. — Простите, я не хотела… — начинаю, но он перебивает.
— Я видел твой магазин, Лаура. Это катастрофа. Что происходит? Ты подала заявление на страховку? — его голос строгий и требовательный.
Я морщусь, потирая висок.
— Мистер Хендерсон, мне… мне нужно больше времени. Возникли сложности, — слова кажутся тяжелыми, отягощенными невысказанными истинами о предательстве Дэвида.
Он
— Я буду в городе завтра. Нам нужно поговорить. Лицом к лицу.
Линия обрывается прежде, чем я успеваю ответить.
Смотрю на телефон, на меня давит вся тяжесть ситуации. Затем снова мелькает незнакомый номер.
— Алло? — отвечаю, в моем тоне сквозит отчаяние.
Пауза, затем слышу знакомый голос, от которого по позвоночнику пробегает дрожь.
— Беги.
— Дэвид?
Прежде чем успеваю осмыслить призыв, меня охватывает леденящее чувство. По полу тянется тень, увеличиваясь в размерах и приближаясь.
Черт возьми, кто это?
Я поворачиваюсь, но уже слишком поздно.
Огромная рука, быстрая и уверенная, зажимает мне рот, заглушая крик, зарождающийся в горле.
— Мамочка?
Я стою в нашей старой гостиной и наблюдаю за мамой, сидящей за письменным столом. Ее лицо помолодело, ручка бешено двигается по бумаге, а выражение лица сочетает в себе напряженную сосредоточенность и чистое счастье.
— Лаура, милая, иди сюда, — зовет она, улыбка озаряет лицо, а глаза сверкают от восторга творчества.
Подхожу ближе, любопытствуя.
— О чем эта история, мама? — просто спрашивает мой детский голос, наблюдая за тем, как она пишет.
— Это история о маленькой девочке, которая мечтает о многом, — взволнованно отвечает она. — Девочка путешествует по чудесным землям, встречает волшебных существ и храбро преодолевает трудности.
— Маленькая девочка, нашла то, что искала? — спрашиваю, полностью втянутая в разговор.
— Каждый шаг — это открытие, — говорит мама. — Она узнает о храбрости, дружбе и волшебстве внутри себя. Это удивительное и смелое путешествие, история, которая напоминает нам о том, что нужно мечтать и исследовать.
— Я тоже хочу приключений, мамочка, — улыбаюсь, касаясь ее щеки. — Я так по тебе скучаю.
Она нежно целует меня в щеку.
— Глупая девочка, я здесь, с тобой.
И тут момент разрушается.
— Не будь смешной! — прорывается голос отца, пронизанный презрением. — Твои истории бессмысленны. Они никого не волнуют.
Я хочу заступиться за маму, накричать на него, чтобы он оставил ее в покое.
Но не могу. Я просто смотрю, как опускается мамино лицо, и тускнеет ее свет.
Вскоре она перестает писать. На столе, который когда-то был завален бумагами и ручками, теперь стоит коллекция пустых бутылок, а кровать превратилась во весь ее мир. Я пытаюсь писать вместе с ней, чтобы вернуть искру, но она не может — или не хочет — встать.
— Мамочка, нет...
Комната погружается в темноту.
Снова моя мама, но на этот раз она другая — изможденная, глаза тусклые. На столе, где когда-то расцветали ее истории, еще больше пустых бутылок.