Мы с тобой проснулись дома.Где-то лес качает кроной.Без движенья, без желаньямы лежим, обнажены.То ли ласковая дрема,то ли зов молитвоклонный,то ли нежное касаньеневесомой тишины.Уплывают сновиденья,брезжут светы, брызжут звуки,добрый мир гудит как улей,наполняясь бытием,и, как до грехопаденья,нет ни смерти, ни разлуки –мы проснулись, как уснули,на диванчике вдвоем.Льются капельки на землю,пьют воробышки из лужи,вяжет свежесть в бездне синейзолотые кружева.Я, не вслушиваясь, внемлю:на рассвете наши душивырастают безусильно,как деревья и трава.То ли небо, то ли моренас качают, обнимая,обвенчав благословеньемвысоты и глубины.Мы звучим в безмолвном хоре,как мелодия немая,заворожены мгновеньем,друг во друга влюблены.В нескончаемое утромы
плывем на лодке утлой,и хранит нас голубое,оттого что ты со мной,и, ложась зарей на лица,возникает и творитсясозидаемый любовьюмир небесный и земной.1989
«Исповедным стихом не украшен…»
Исповедным стихом не украшен,никому я не враг, не злодей.За Кавказским отторженным кряжемкаждый день убивают людей.Вся-то жизнь наша в смуте и страхеи, военным железом звеня,не в Абхазии, так в Карабахекаждый день убивают меня.Убивают людей, не считая,и в приевшейся гонке годовне держу перед злобой щита яи давно уже к смерти готов.Видно, без толку водит нас бес-тов завирюхе безжизненных лет.Никуда я не трогался с места –дом остался, а родины нет.Ни стихов там не слышно, ни мессы,только митинга вечного гам,и кружат нас мошнастые бесыпо истории бывшей кругам.Из души нашей выжата воля,к вечным книгам пропал интерес,и кричу и не вижу того я,кому нужен мой стих позарез.И в зверином оскале и воемы уже не Христова родня,и кричу и не вижу того я,кто хотел бы услышать меня.Не мои – ни пространство, ни время,ни с обугленной вестью тетрадь.Не под силу мне бренности бремя,но от бесов грешно умирать.Быть не может земля без пророка.Дай же сил мне, – кого-то молю, –чтоб не смог я покинуть до срокаобреченную землю мою.1994
Стихотворения разных лет
В раздел включены стихотворения из книг: «Мои шестидесятые», «82 сонета и 28 стихотворений о любви», «Цветение картошки», «В стихах и прозе», «Собрание стихотворений».
Автобиография
Поэты былибольшие, лучшие.Одних – убили,других – замучили.Их стих богатый,во взорах молнии.А я – бухгалтер,чтоб вы запомнили.В гурьбе горластых –на бой, на исповедь, –мой алый галстукпылал неистово.Побит, залатан,шального норова,служил солдатом,работал здорово.Тружусь послушно,не лезу в графы я.Тюрьма да служба –вся биография.И стало тошно –стара история –страдать за то, чтострады не стоило.Когда томятсярабы под стражею,какой кто нации,у них не спрашиваю.Сам с той же свитойв безбожном гулевеброжу, от Свифтасбежавший Гулливер.Идут на убыльперчинки юмора,смеются губы,а сердце умерло…Пиша отчеты,рифмуя впроголодь,какого чертачитать вам проповедь?Люблю веселыхда песни пестую,типичный олухцаря небесного.За счастье, люди!Поднимем – сбудется.За всех, кто любит!За всех, кто трудится!Начало 1960
Воспоминание о Волге
Отпевший память Стенькам и Емелькам,в зените дней пред горем не смирясь,я видел Волгу жаждая, но мельком,давным-давно, единый в жизни раз, –когда, в прозренье болестном и горьком,и никого за участь не коря,я ждал этапа в пересыльном Горьком,а путь мой был на север, в лагеря.В те дни еще я не дорос до старца,в крови не смолк горячечный порыв,и Волги лик в душе моей остался,на крестный путь ее благословив.Я слушал сны, лицо в ладони спрятав,меня томила яви нагота,и снились мне Самара и Саратов,которым я не снился никогда.Свет волжских вод вбирал из-под угара, –нам век с лихвой за вольность отплатил:ведь Волга тоже с горя подыхалапод злым дерьмом каналов и плотин.Заря во мрак спустила коромысло,у мертвых вод застыли времена, –как стать могло, что ум лишился смысла,стихи в тюрьме и Волга пленена?В безумный час душа ожглась о строчкии в скорбной думе вымокла от слез:по той ли шири странствовал Островский,свою «Грозу» отсюда ли привез?Смещался мир, спуск начинался в ад мой,смыкалась тьма, и не было кругов,и думал узник с грустию невнятной,что Ленин родом с этих берегов…Добро, мой дух, что не сошел с поста тыо той поре над рябью золотой,а жаль – сгубили Волгу супостаты:была царицей, стала – сиротой.(1988–1989)
Битва
В ночном, горячем, спутанном лесу,где хмурый хмель, смола и паутина,вбирая в ноздри беглую красу,летят самцы на брачный поединок.И вот, чертя смертельные круги,хрипя и пенясь чувственною бурей,рога в рога ударятся враги,и дрогнет мир, обрызган кровью бурой.И будет
битва, яростью равна,шатать стволы, гореть в огромных ранах.И будет ждать, покорная, она,дрожа душой за одного из равных…В поэзии, как в свадебном лесу,но только тех, кто цельностью означен,земные страсти весело несутв большую жизнь – к паденьям и удачам.Ну вот и я сквозь заросли искусствнесусь по строфам, шумным и росистым,на милый зов, на роковой искус –с великолепным недругом сразиться.1948
Смутное время
По деревням ходят деды,просят медные гроши.С полуночи лезут шведы,с юга – шпыни да шиши.А в колосьях преют зерна,пахнет кладбищем земля.Поросли травою чернойбеспризорные поля.На дорогах стынут трупы.Пропадает богатырь.В очарованные трубытрубит матушка Сибирь.На Литве звенят гитары.Тула точит топоры.На Дону живут татары.На Москве сидят воры.Льнет к полячке русый рыцарь.Захмелела голова.На словах ты мастерица,вот на деле какова?..Не кричит ночами петел,не румянится заря.Человечий пышный пепелгости возят за моря…Знать, с великого похмельязавязалась канитель:то ли плаха, то ли келья,то ли брачная постель.То ли к завтрему, быть может,воцарится новый тать…«И никто нам не поможет.И не надо помогать».1947
Лагерное
Мы не воры и не бандиты,и вины за собой не числим,кроме юности, а поди ты,стали пасынки у отчизны.Нам досталось по горстке детстваи минуты всего на сборы,наградил нас угрюмый деспотшумной шерстью собачьей своры.Все у нас отобрали-стибрили,даже воздух и тот обыскан, –только души без бирок с цифрами,только небо светло и близко.Чуть живой доживу до вечера,чтоб увидеть во сне тебя лишь…Лишены мы всего человечьего,брянский волк нам в лесу товарищ.Кто из белых, а кто из красных,а теперь навсегда родные,и один лишь у сердца праздник –чтоб такой и была Россия.Мы ее за грехи не хаем,только брезгаем хищной бронзой, –конвоирам и вертухаямне затмить нашей веры грозной.Наше братство ненарушимо,смертный час нам и тот не страшен, –только ж нет такого режима,чтоб держали всю жизнь под стражей.Острый ветер пройдет по липам,к теплым пальцам прильнут стаканы, –я не знаю, за что мы выпьем,только знаю, что будем пьяны.(1949)
«И опять – тишина, тишина, тишина…»
И опять – тишина, тишина, тишина.Я лежу, изнемогший, счастливый и кроткий.Солнце лоб мой печет, моя грудь сожжена,и почиет пчела на моем подбородке.Я блаженствую молча. Никто не придет.Я хмелею от запахов нежных, не зная,то трава, или хвои целительный мед,или в небо роса испарилась лесная.Все, что вижу вокруг, беспредельно любя,как я рад, как печально и горестно рад я,что могу хоть на миг отдохнуть от себя,полежать на траве с нераскрытой тетрадью.Это самое лучшее, что мне дано:так лежать без движений, без жажды, без цели,чтобы мысли бродили, как бродит вино,в моем теплом, усталом, задумчивом теле.И не страшно душе – хорошо и легкослиться с листьями леса, с растительным соком,с золотыми цветами в тени облаков,с муравьиной землею и с небом высоким.(1948–1951)
«Может быть, тебе кажется, это пройдет, ничего, не смертельно…»
Может быть, тебе кажется, это пройдет, ничего, не смертельно,этот сон, что приснился нам в теплые зимние ночи,то ли счастие, то ли печаль,молчаливые наши прогулки по мокрому городу,под порхающим снегом,так чудесно он таял потом на ресницах твоих, в волосах,что лились наподобие темного, теплого ливня,из-под шапочки с белой опушкой,этот свежий, в кристалликах, запах зимы,крепкий, с хрустом,и вдруг – потепленье, капель,с головой в небосвод мы уходим,а ноги промокли, –шепчет оттепель не о тебе ль? –эта робость и радость влюбленности первой,и отчаянья очи,и ночи, что начертаны алым на черном,ласки, ссоры, стихи,и любимые книги: Сервантес, Рабле и Толстой,Паустовский и Пришвин –это все, что тогда называлось «навеки»,все, что было дыханием, вечностью, чудом,все, чем жил я, и все, чему верил,и все, что пронес нерассыпаннымчерез мрак и тоску одиночек, в крови, обливаясь слезами,улыбаясь от счастья,через многие годы и сотни смертей, по этапу, –это все, тебе кажется, зыбко, обманчиво и постепенноулетучится, перегорит, постареет,станет призраком, ужасом, станет усталостью, скукой, –да? ты думаешь так? Все пройдет, перемелется, канет?Ничего не пройдет. Если кончится, только со мною.Ты, наверно, не знаешь, какая бывает любовь.(Начало 1950-х)
«В ресницах твоих – две синих звезды…»
В ресницах твоих – две синих звезды,а ты смеешься, и ты – со мною.Белая вьюга в ушах свистит.Что я скажу про счастье земное?Взоры твои заблудились во мне,волосы – ночи весенней темней.Белая вьюга, как белая птица,в ноги твои отдыхать садится.В ресницах твоих – две синих звезды,голос звучит, как сама поэзия…Страшно мне говорить Вам «ты»и целовать в голубом подъезде.(1946)