Сквозь тьму
Шрифт:
“Не указывай мне, на что я имею право”, - огрызнулся Ильмаринен; как и Юнтио, он мог использовать классический каунианский не только для передачи идей, но и почти так, как если бы это был его родной язык.
“Должны ли мы приступить к эксперименту?” Спросил Сиунтио. “Каждый раз, когда мы ссоримся между собой, выигрывают альгарвейцы”.
“О, да, это решит все”, - сказал Ильмаринен. “Мы в мгновение ока заставим Мезенцио спрятаться под кроватью”.
“Возможно, мы сможем подтвердить
“Вы знаете, кто они”, - сказал Ильмаринен. “Вы все знаете, кто они. Вы просто не хотите этого признавать. Даже когда вам там утерли нос, вы не хотите в это верить. Чертовы трусы, многие из вас ”.
“Я верю в это”, - сказал Фернао. “Я хочу выяснить, что мы можем с этим сделать”.
К удивлению Пекки, Ильмаринен просиял. “Ну, что ты знаешь?Может быть, ты все-таки не такой уж никчемный”. Единственное, что сделал другой Фернао, - согласился с ним в двух предложениях. Размышляя об этом, Пекка изо всех сил старалась не рассмеяться вслух. Да, во многих отношениях Ильмаринен и ее маленький сын Уто были очень похожи.
Левиафан Корнелу схватил кальмара. Жизнь всех видов кишела в холодных водах Узкого моря. Несмотря на его резиновый костюм, несмотря на магию, которая помогала ему защищаться, сегодня эти воды казались необычайно холодными. Возможно, это было его воображение. Воображение или нет, сибианский изгнанник жалел, что его лагоанские хозяева не выбрали более теплое время года, чтобы отправить его в путь.
Всякий раз, когда "левиафан" всплывал на поверхность, Корнелу настороженно оглядывался по сторонам. В этих водах безраздельно властвовали альгарвейский флот и альгарвейские драконопасы.Моряки и люди на драконах, которые служили королю Мезенцио, вполне могли принять его за своего. Он надеялся, что они примут, но он намеревался сделать все возможное, чтобы исчезнуть, если они этого не сделают.
Он был особенно осторожен, когда пересекал лей-линию. Всякий раз, когда его амулет обнаруживал тонкий поток магической энергии, который составлял часть мировой сетки, он использовал его для поиска ближайших кораблей. Он еще не нашел ни одного, но это не заставило его прекратить поиски. Если он хотел вернуться в Сетубал, быть осторожным было хорошей идеей.
“И я действительно хочу вернуться в Сетубал”, - сказал он своему левиафану. Великий зверь продолжал плыть; будь это человек, он бы пожал плечами.Без сомнения, в открытом океане было счастливее.
Но тогда это было не свидание с Джанирой. Когда он был в Сетубале, Корнелю возвращался в закусочную, где она работала при каждом удобном случае. Он водил ее в мюзик-холл и на скачки единорогов. Он поцеловал ее - один раз. Только теперь, когда он собирался быть вдали от нее долгое время, он понял, насколько был сражен.
Дело было не только в том, что он мог говорить на своем родном языке и заставить ее понять. Дело было не только в том, что он отчаянно искал женщину после предательства Косташа. Он сказал себе, что это не так, во всяком случае. Он надеялся,
Постукиванием он заставил левиафана встать на лапы, расширить горизонт, когда тот поднял свой передний конец - и его самого - из воды. Там, на севере, был материк Дерлавай. Он знал маленькую полоску земли, которая тянулась к нему - она лежала к западу от Лунгри, прибрежного городка в герцогстве Бари. После шестилетней войны Бари был отделен от Алгарве и получил самоуправление, но теперь он снова стал альгарвейским. Его возвращение к алгарвианскому союзу положило начало дерлавайской войне.
Корнелу направил "левиафан" дальше на юг. Он хотел быть уверенным, что ему достанутся мысы Янина, которые далеко выдавались в Узкое море с широким берегом. Чем ближе он подходил к земле, тем ближе он, вероятно, был к неприятностям.Он не хотел неприятностей, не в этом путешествии. Он не охотился за сбитыми альгарвианскими пожарными кораблями или альгарвейскими плавучими крепостями. Ему нужно было сделать доставку. Как только он это сделает, он сможет поспешить обратно в Сетубал.
Как он и надеялся, он обогнул мысы Янинан до того, как солнце село на северо-западе. С каждым днем оно оставалось над горизонтом все меньше, эффект усиливался высокими южными широтами, в которых он оказался.Дальше на юг, в земли Людей Льда, он скоро вообще перестанет подниматься.
Его левиафан спал глубоким сном. Он хотел бы сделать то же самое, но не тут-то было. Долгие путешествия на левиафане назад часто становились длиннее, потому что звери шли своей дорогой, когда люди, которые ехали на них, спали. Иногда они брали с собой двух всадников в длительные путешествия, чтобы убедиться, что этого не произойдет. Лагосцы не сочли нужным дать Корнелю товарища. Он задавался вопросом, что это говорит о важности миссии, которую они ему поручили.
Более того, он задавался вопросом, что, по мнению ункерлантцев, это говорило бы о важности миссии, возложенной на него лагоанцами.Ничего хорошего, если только он не ошибся в своей догадке. Он пожал плечами. Он следовал полученным приказам. Ункерлантцы были и всегда отличались умением выполнять приказы. Как они могли винить его?
После того, как он проснулся, первое, что он сделал, это посмотрел на луну. Она садилась на западе перед ним, отбрасывая серебристую полосу сияния через море. Он похлопал левиафана. “Ты плавал таким образом все время, пока я спал?” он спросил это. “Я надеюсь, что так и было. Так будет легче”.
Левиафан не ответил. Он просто продолжал плыть. Это была цель, для которой высшие силы сформировали его, и он превосходно выполнил свое предназначение.
Вскоре после восхода солнца у него был первый тревожный момент. "Левиафан" наткнулся на рыбацкую лодку, на которой развевался красно-белый флаг Янины.Это была парусная лодка, и в ней не использовалась магическая энергия, поэтому Корнелю не заметил ее, пока не увидел. Его рот сжался. Альгарвейцы, подлые сукины дети, какими они и были, вторглись в Сибиу с огромным флотом парусных судов и проникли в гавани его королевства именно потому, что никто не мог представить нападение, не основанное на магии.