Сквозь тьму
Шрифт:
Но янинцы, хотя они и не использовали мировую энергетическую сеть, доказали, что на борту их лодки было какое-то колдовство. Как только они увидели его - или, что более вероятно, увидели его левиафана, - они подбежали к яйцеметалке на корме рыболовной лодки, развернули ее к нему и пустили в ход.
Это было не слишком увлекательно; лодка была недостаточно большой, чтобы перевозить много людей. Яйцо, брошенное янинцами, пролетело далеко от цели, разорвавшись примерно на полпути между лодкой и "левиафаном" Корнелу. Им, похоже, было все равно -
“Хорошо!” - воскликнул он. “Я поверил тебе в первый раз”. Он повел "левиафан" курсом, который держался подальше от рыбацкой лодки.Янинцы никак не могли беспокоиться о лагоанцах в этих водах. Может быть, они боялись, что он ункерлантец. Но, насколько они знали, он мог быть одним из них. Они не пытались выяснить. Они просто попытались избавиться от него. И они тоже это сделали.
Как только он оставил их позади, он рассмеялся. Они, вероятно, говорили самим себе, какими замечательными героями они были. Судя по всему, что показала война, янинцы лучше убеждали себя в том, что они герои, чем на самом деле играли эту роль.
Рано утром следующего дня "левиафан" доставил "Корнелу" в юнкерлантерский порт Рисум. Лей-линейный патрульный катер и пара ункерлантерлевиатанцев проводили его в гавань. Над головой пролетел дракон, под брюхом у него были подвешены яйца. Он рассказал людям короля Свеммеля, кто он такой и откуда пришел.Они должны были знать, что он придет. Учитывая войну, которую они вели с Альгарве, он не предполагал, что может винить их за то, что они заподозрили его, но он думал, что они зашли в этих подозрениях дальше, чем следовало.
Райсум не был большим портом. Ни один из портов Ункерланта на Узком море не был большим, по стандартам, преобладающим дальше на восток. Все они посещались в течение нескольких месяцев в году. Это не позволило им приблизиться к своим участкам в Янине и Алгарве, которые лежали севернее. Райсум не смог бы долго оставаться чистым.
Как только Корнелу взобрался по веревочной лестнице на пирс, у которого отдыхал его левиафан, подбежал отряд солдат и нацелил на него палки. “Я твой друг, а не враг!” - сказал он на классическом каунианском - он не произнес ни слова об Ункерлантере.
Где угодно в восточном Дерлавае - даже в Алгарве, который убивал каунианцев, чтобы подпитывать свое колдовство, - он бы нашел кого-нибудь, кто понимал древний язык. Не здесь; ункерлантцы, приземистые и коренастые в своих длинных мешковатых туниках, болтали взад-вперед на своем собственном гортанном языке.
Он мог бы заговорить с ними на альгарвейском. Он сдержался, опасаясь, что из-за этого его сожгут на месте. И тогда ункерлантский офицер обратился к нему на альгарвейском: “Вы меня понимаете?”
“Да”, - ответил он с некоторым облегчением. “Я коммандер Корнелу из Сибийского флота, изгнанник, служащий в Сетубале в Лагоасе. Вы меня не ждете? Почему вы все ведете себя так, будто я яйцо, которое вот-вот лопнет и выбросит это место вон на те холмы?” Он указал на север и запад, в сторону невысоких холмов, которые очерчивали
“Что ты знаешь о Мамминг-Хиллз?” Ункерлантец спустился по веревке.
“Ничего”, - сказал Корнелу. Через мгновение он вспомнил шахты киннабара в тех холмах, но ему пришла в голову мысль, что изменение его ответа не обрадует офицера, сердито смотрящего на него. Он молчал.
Это оказалось хорошей идеей. Ункерлантец сказал: “Что ты нам принес?”
“Я даже не знаю. То, чего я не знаю, я не мог бы рассказать людям Мезенцио”, - сказал Корнелу. “Я слышал, что куусаманцы отдали его лагоанцам. Лагоанцы отдали его мне, и теперь я отдаю его тебе”.
“Куусаманцы, вы говорите?” Ункерлантский офицер просветлел; на этот раз Корнелу удалось сказать правильные вещи. “Да, это согласуется с моими инструктажами. Мы заберем это у вашего левиафана”. Он начал отдавать приказы солдатам на своем родном языке”.
Корнелу не понимал, что он говорит, но мог сделать хорошее предположение. “Их съедят, если они попытаются”, - предупредил он.
“Тогда мы все равно убьем левиафана и заберем его”, - ответил Юнкерлантер, как будто ему было все равно - и, вероятно, так оно и было.
Корнелу было все равно. Если бы что-нибудь случилось с левиафаном, он застрял бы в южном Ункерланте до конца своих дней.Сравнение изгнания в Сетубале с изгнанием в Рисуме напомнило ему о разнице между плохим и худшим. “Подожди!” - воскликнул он. “Если ты позволишь мне, я спущусь туда и принесу это для тебя сам”.
“Вам следовало взять это с собой”, - сердито сказал офицер.
“Возможно, ты подумал, что это яйцо, и выстрелил в меня”, - сказал Корнелюс. “Теперь ты доверяешь мне делать то, что нужно?”
Каждая линия тела Ункерлантца говорила о том, что доверчивый пришелец - особенно иностранец, говоривший по-альгарвейски и выглядевший как аналгарвианец - был последним, что он хотел сделать. Но на его тяжелом лице отразилось подозрение, он указал на веревочную лестницу и сказал: “Хорошо, продолжай - сделай это. Но делай это с большой осторожностью, иначе я не несу ответственности за то, что случится с тобой дальше ”.
Двигаясь медленно и осторожно, Корнелу спустился по веревочной лестнице.Его левиафан подплыл к нему, когда он нырнул в холодную воду. Он взял маленький рюкзак, прикрепленный к ремню безопасности левиафана. Она была маленькой, да, но ее легко было вымыть; Корнелу пришлось изо всех сил плыть, чтобы вернуться к лестнице с ней, привязанной к спине. Карабкаться наверх с дополнительным весом тоже было невесело, но он справился.
Он поставил рюкзак из промасленной кожи на пирс. “Отойди от него!” - резко сказал ункерлантский офицер. Корнелу подчинился. Ункерлантец снова заговорил на своем родном языке. Один из солдат подошел и положил рюкзак себе на спину, пока остальные прикрывали его. Он поднялся по пирсу на сушу.