Следователи
Шрифт:
— Я не убивал! Она шла навстречу. Я задумался. Было очень темно. Мы столкнулись, я ее нечаянно задел. Да она почти набежала на меня!
— Столкнулись? А дальше?
— Я пошел сразу домой. Я испугался, мне показалось, что кто-то догонял ее.
— Догнал и ударил пять раз ножом. Вашим ножом.
— Никто не видел меня.
Следователь достал раскрытый нож. Положил на чистый лист. Локунев ошалело смотрел на него. Наконец еле слышно промолвил:
— Этот нож не мой. Я его впервые вижу.
— С год назад, когда работали слесарем, вы его сами сделали на заводе.
— Нет... Никто не видел... Нет.
— Мы обратились на ваш завод, в центральную заводскую химическую лабораторию. Я лишь зачитаю
Локунев дрожащими руками взял страницы текста, но не читал, а лишь бездумно скользил по ним взглядом. «Время тянет. Лихорадочно ищет спасения». Тоскливо посмотрел на дверь. И опять:
— Я не убивал.
— Нож ваш?
— Мой. Но я его давно выбросил в кучу листьев. Давно. Три или четыре месяца назад.
— Летом? Когда и листья не опадали?
— Месяц назад. Стояли какие-то парни... Или один парень, не помню. Он видел, как я бросил нож... туда... в канаву. И потом он подобрал. У меня другой нож. В Одессе купил.
— И «лиса», и этот, одесский, и третий, хозяйственный, что в кухонном столе лежал, тоже самодельный с рукояткой из черной пластмассы, — все три ножа были на экспертизе. Заключение эксперта занимает ни много ни мало двадцать пять страниц, плюс шестнадцать фотографий. А вот снимки, отражающие характер колото-резаных повреждений на ткани пальто, платья, сорочки, колготок. Вот характер ран на препаратах кожи потерпевшей. Вы ударили пять раз именно этим ножом, и никаким другим. А потом побежали к колонке и обмыли нож водой, зная, что холодная вода хорошо смывает кровь. Выбросили его тут же, в канаву. Дома не заметили вашего отсутствия. Вы включили телевизор и пошли звать бабушку. Вы — уникальный трус. Ударить девочку... На парня и даже на взрослую женщину вы не посмели бы поднять руку, побоялись бы. Не говоря уж о мужчине. Зачем вы ударили ее?
— Это не я.
— Вот смотрите, — Гарусов взял раскрытый нож. — Здесь, на сгибе, имеется наложение маслянистого вещества. Вы смазывали нож, чтобы он лучше закрывался и раскрывался. Так?
— Ну...
— При стереоскопическом исследовании клинка обнаружено, что к этому маслянистому веществу прилипли различные текстильные волокна. Кроме того, в трех из пяти ран погибшей также обнаружены текстильные волокна. Так, к нижнему краю раны № 1 прилипло волокно красного цвета от комбинации. В глубину и в края раны № 2 внедрены волокна черного и белого цвета. Черные — от вашего польского костюма, белые — от плавок девушки. В ране № 5 — волокна от вашей сорочки. А на ноже, вернее на сгибе ножа, в том маслянистом веществе обнаружены волокна от пальто и комбинации Бороваловой, ну и, конечно, волокна от брюк и пиджака вашего модного костюма, того, польского. А? Вы слышите меня?
Локунев еле кивнул.
— Теперь вернемся к самому началу нашего разговора, к медицинской экспертизе. Цитирую: «В отделении первые дни был замкнут, необщителен, держался одиноко. Потом изменил поведение, охотно беседовал с окружающими, читал книги, слушал радио». В первые дни вы мучились, думали... Два пути. Какой выбрать? По первому один шаг сделан — написали повинную. Идти дальше? Бить себя в грудь, рвать волосы, плакать, каяться, ползать по полу — ну, в общем, все что угодно, лишь бы сохранить жизнь. Вы знали, что на суде учитываются как смягчающие обстоятельства признание
— Что?
— Как все произошло. Молчите? Ну что ж, тогда я расскажу. Вы вернулись из магазина домой. Арбузы по дороге завернули в полотенце, спрятали от матери и бабушки. От тех, кто тридцать лет вас кормил, из кого вы тихонько высасывали все соки и деньги. Ибо свои вы, жалея, регулярно относили в сберкассу, откладывая себе на будущее: ведь родные, вы знали, не вечны. Итак, вы прошли в свою комнату незамеченным. Заперлись и, достав «лису», разделали первый арбуз. После ужина, в восемь часов, мать и бабушка ушли отдыхать. А вы выкатили из-под кровати второй арбуз. Где-то минут без двадцати — без пятнадцати девять, завернув корки и семечки в газету, незаметно выскользнули в коридор — и на улицу. Выбросили отходы в мусорный ящик, раскрыли нож... Дальше рассказывайте сами.
Локунев побледнел и вдруг выпалил:
— А чего она отвергает, не зная души человека? Как можно отталкивать? Подумаешь, нашлась тоже. Я, может, просто хотел познакомиться...
— Не понимаю.
— Чего не понимать? Я отказываюсь давать показания.
— Это уже не имеет значения.
Юрий Феофанов
ПО ОСОБО ВАЖНЫМ ДЕЛАМ
1
Дачу эту они, как теперь выражаются, вычислили, и вроде бы безошибочно. Хозяин с хозяйкой около девяти сели в «Москвич» и уехали на работу. Минут через сорок на крыльце появилась старуха с кошелкой. Постояла, глянула на облака, закрыла на ключ дверь и пошла по своим делам. Надолго, по всем данным. Теперь только к обеду вернется. Это Валера Кныш установил за два дня наблюдений.
— Пошли, Павлуха, — сказал он своему совсем юному спутнику. — Не робей, дело верное.
Оба перескочили через невысокий забор, подошли к окну. Валера вынул какой-то хитрый крючок, проделал манипуляцию со шпингалетом, и через секунду оба были в большой комнате. Павлуху бил озноб. Кныш действовал уверенно. В объемистую спортивную сумку нырнул дорогой магнитофон, кожаная куртка, миниатюрный транзистор, фотоаппарат. Деньги из ящика стола Валера сгреб в карман. Павлуха трясущимися руками подал что-то из белья, но Кныш отшвырнул тряпки.
— Не возникай, Павлуха, иди лучше в окно глянь, а я сейчас хозяйскими драгоценностями займусь. Тут есть кое-что...
И вдруг оба замерли. Кто-то открывал дверь ключом. Павлуха заметался. Кныш хотел схватить его, зажать ему рот, успокоить. Но не успел: тот как ошалелый бросился к окну, опрокидывая стулья и горшки с цветами. И тут же раздался мощный вопль старухи: «Караул, грабят!» Валерию ничего другого не оставалось, как кинуться вслед за своим малодушным напарником.
Дачная улица, безлюдная в утренние часы, ожила от истошного крика. Народ сбежался хотя и пенсионный, но достаточно энергичный. Кныш и Павлуха кинулись в одну сторону, в другую, но их уже заметили, окружили. И вскоре оба грабителя отвечали на вопросы в отделении милиции. Павлуха уже отрыдал и теперь держался более или менее спокойно. А вот хладнокровного при грабеже Валерия била дрожь.