Следователи
Шрифт:
— Успокойся, парень. Водички вот выпей. И отвечай толком. Вас ведь чуть не в комнате схватили.
— Берите меня. Сажайте. Немедленно. На десять лет. Не надо меня выпускать, — нервически вскрикивал Кныш, красивый, рослый двадцатипятилетний парень.
— Ну, десять лет — это ты через край хватил. Но «отдохнуть» придется. Мы пока твоим родным сообщим. Чтобы не очень переживали. Да ты чего дрожишь-то весь?
— Это так... пройдет... Вы меня только не выпускайте.
— А кто ж тебя выпускать собирается? — удивился милиционер. — У нас впереди долгая беседа. Так что пока отдохни в камере, соберись с мыслями... Успокойся ты наконец, парень...
Да, что-то странное почувствовали
А сам Валерий в это время мерил из угла в угол тесную камеру в отделении милиции. И лишь одна мысль сверлила ему мозг: что скажет Шеф? Вернее, что сделает? Ведь он, Кныш, нарушил строжайшее правило. Нет, он не так уж боялся наказания. Во всяком случае не об этом он сейчас думал. Тут какие-то шансы есть. Что они сделали? Ну, залезли в дачу. Попытка ограбления. Ведь не взяли ничего. Правда, не по своей вине — старуха нежданно-негаданно вернулась. Но, с другой стороны, это и к лучшему, что ничего не успели взять. Скажу — за вином лезли. Только бы о главном не проговориться. Павлуха-то вообще ничего не знает. Он у какого-то Стаса в подручных, в компании Шефа не бывал. Этого Стаса он, Кныш, всего раз и видел, комнату снимает на Лесной. Противный тип. А взять дачу вместе Павлика уговорил он, Кныш. Уж очень хотелось гульнуть на свободе, без строгого глаза Шефа. Теперь надо выкручиваться. Впрочем, можно заложить этого Стаса, тем более что Павлуха не удержится, на допросе скажет о нем. Сопляк этот Павлик, с кем связался! Но вот что скажет он, Валерий Кныш, Шефу.
От этой мысли Валерий весь вдруг покрылся холодным потом.
Ах, что же он наделал! Ведь еще бы немного — и... Кой черт его дернул! Так бездарно влипнуть! Нет, с Шефом бы они эту дачку взяли шутя. Только Шеф бы тут и мараться не стал. Вот у Рыбаковых — это был улов!
Перед взором Кныша, словно кинолента, прокрутилась вся операция по ограблению семьи Рыбаковых.
Тогда Шеф — Эдуард Бочарников — собрал у себя четверых из их компании: Надьку-Синичку (Синицыну) — его, Кныша, бывшую жену, Алика Мукомолова, по кличке Балбес, нигде не работающего парня, Юрку Кляйнштока — студента-интеллигента, у которого папа и мама научные сотрудники и который никогда в деньгах отказа не знал, а на тебе — в их компании оказался.
— Знаете Рыбаковскую дачу? — спросил тогда Шеф. — Ну, директора мебельного магазина? Роскошная вилла. Так будем брать. Не дачу только, а квартиру. Вилла роскошная, но пустая. Всё — в квартире. Там есть чем поживиться.
— Где та квартира? До нее не доберешься, — сказал тогда Кныш, — а дача не такая уж и пустая.
— Заткнись, — Шеф так взглянул на Валеру, что тот поперхнулся. — Распределяю роли. Надежда — на телефон с Юркой, Балбес с Кнышем — наружное наблюдение. Сейчас я каждому дам подробную инструкцию, и чтобы ни на полшага в сторону. Ясно? — все промолчали. — Ну, тогда слушайте...
Меряя шагами тесную камеру, Валерий вновь и вновь переживал успешно проведенную операцию. О семье Рыбаковых они знали всё. Подсчитали, какой примерно может оказаться улов в случае удачи. А в удаче не сомневались. Месяц велось наблюдение за квартирой. Надька-Синичка со своим новым мужем Юриком Кляйнштоком звонила по телефону. И на специально выписанном графике значилось:
— Вот в это время и надо брать, — предложил Юрка-Студент. — Родители на работе, парень в школе, бабка по магазинам шастает. Взломаем дверь и обчистим за два часа.
— Культуры тебе, Студент, не хватает, — сказал Шеф. — Дверь взламывать! Эк, выдумал. Нам следы оставлять ни к чему. Значит, будем действовать так... Слушайте сюда...
— А почему ты думаешь, — выслушав план Шефа, возразил Студент, — что мы не наследим? А вдруг бабка или пацан окажутся дома? Чулки, что ли, на морды натягивать? Бабка же нас всегда признает. Не убивать же ее. А тем более пацана.
— Во-первых, чтобы самим спастись, можно свидетеля и... обезвредить. Серьезные дела в белых перчаточках не делают. Надо ко всему быть готовыми. Потребуется убить — придется убивать. Се ля ви, мои дорогие. Но думаю, не придется. Вы полагаете, Рыбаковы в милицию заявят? Да я на хозяина досье собрал, как Остап Бендер на Александра Ивановича Корейко. Классику надо читать. Не грабить мы будем со взломом, а изымать нажитое нечестным путем. Ясно?
...Ровно в 12 часов бабка Рыбакова вернулась со своей ежедневной двухчасовой прогулки с заходом в булочную и молочный магазин (остальные продукты, как показало «наружное наблюдение», Рыбаковым доставлял шофер гастрономовской машины). Через час придет из школы внучок-первоклассник, и она будет его кормить. Бабка села в лифт вместе с молодой парой, которая, тьфу, целовалась прямо на ее глазах. Вышла на шестом этаже. И «лизунам», как их окрестила бабка, оказался нужен тот же этаж. «К кому бы это они? Рядом кинорежиссер живет с семьей. В следующей однокомнатной — актриса-пенсионерка. Дальше... ах, к Марии они, наверное. У той все время какие-то посетители...» Рассуждая так, бабка Рыбакова вынула ключ, вставила в замок... А повернула ключ уже с помощью твердой мужской руки.
— Входите, мамаша, не стесняйтесь, — сказал высокий парень с залысиной и длинными баками, переходящими в аккуратно подстриженную бородку. — Только тихо. И не бойтесь. С вами все будет о’кей.
Бабка и ахнуть не успела, как очутилась в коридоре своей квартиры. Вслед за ней вошли та девка, что с высоким целовалась, и еще трое парней. Девка провела бабку, онемевшую от страха, на кухню. Той под угрозой ножа пришлось сориентировать посетителей, где что лежит... Ребята рассыпались по четырехкомнатной кооперативной квартире. Через полчаса, не больше, они сказали бабке «мерси, мадам».
Когда покинули большой кооперативный дом, когда приехали на квартиру Юрика Кляйнштока (а квартира эта была свободна от родителей уже полгода, те находились в длительной экспедиции), когда прикинули, что взятое потянет не на одну тысячу, ликованию не было предела.
— Ну, Эдик, давай гульнем как следует после такой удачи, — предложил Алик-Балбес, заискивающе глядя на Шефа.
— Не мешало бы, — буркнул Кныш.
Эдуард Бочарников обвел всех четверых холодным, стальным взглядом.
— Бунт на корабле? — не улыбка, а скорее гримаса скривила его красивый рот. — Разгул демократии?
— А что, Шеф, и спрыснуть нельзя? — уже без энтузиазма произнес Балбес. — И Валера Кныш не против.
— Кныш? Не против? — Бочарников резко обернулся к Валерию, и тот сразу сник, засуетился.
— Заткнись, Балбес, пока в заграничных джинсах ходишь и бифштексы жрешь, — Валерий был сама преданность Шефу.
— Не забыл, значит, Кныш? — усмехнулся Бочарников. — Ну, и молодец...