Следователи
Шрифт:
В ночь на 25 декабря на шоссе, которое здесь по старинке называют Сибирским трактом, случилось ЧП. В помещении поста ГАИ близ села Лобаново был убит инспектор Николай Малов. Смерть наступила от трех огнестрельных ранений. На теле обнаружили несколько ран, нанесенных небольшим ножом, предположительно перочинным. Запястья рук инспектора словно кто-то сжимал железной хваткой. Кобура с пистолетом системы Макарова была срезана.
Убийство казалось загадочным. Пост ГАИ расположен на бойком месте. Метрах в пятидесяти — работающая круглосуточно автозаправочная станция. Неподалеку проходит электричка. По Сибирскому тракту движение не прекращается даже ночью.
Как было установлено, в 0 часов 35 минут пост посетили проверяющие. Значит, нападение произошло сразу же после проверки: об этом говорило и заключение медицинской экспертизы. Выходит, преступник знал, когда будет проверка поста? Или следил за постом в морозную ночь?
Недоумение вызывал и тот факт, что инспектор подпустил к себе убийцу. Николай Малов был сильный и храбрый человек. Совсем недавно он гостил в родном селе. Пошел в клуб. А там шум. Оказалось, четверо строителей из расположенного неподалеку СМУ напились и буянят, пристают к людям. Николай один (он был в гражданской одежде) унял дебоширов. В подразделении хорошо знали: Малов всегда собран, отлично несет службу. Как же он подпустил к себе убийцу или убийц? Не значит ли это, что в преступлении участвовал хорошо знакомый инспектору человек?
Пока оперативная группа задавала себе эти вопросы и пыталась ответить на них, пришло еще одно зловещее сообщение: исчез неизвестно куда гражданин Палицын. Вечером повез на своих «Жигулях» телевизор в мастерскую ремонтировать, сдал его, а домой не вернулся. В 14 часов следующего дня в городе обнаружили автомашину, а в ней — следы крови. Нашли также одну женскую перчатку, еще хранившую запах духов. Кому она принадлежит — тогда установить не удалось. В боковом кармане дверцы «Жигулей» лежали две трехрублевые купюры. Через два дня близ шоссе около села Лобаново, то есть совсем недалеко от того самого поста ГАИ, обнаружили труп Палицына, запорошенный снегом. И деньги, и документы, которые были у Палицына, остались нетронутыми.
Работники милиции и прокуратуры не на шутку встревожились. Два опасных преступления подряд. Кроме того, в руках преступника или преступников оружие. И практически никаких следов. Снятые отпечатки пальцев ни о чем не сказали: они принадлежали либо осматривавшим место происшествия людям (на посту ГАИ), либо Палицыну (в «Жигулях»).
Разумеется, строились различные предположения, выдвигались версии, проверялось, кто мог совершить нападение на инспектора и на гражданина Палицына. Но все было тщетно.
Два месяца прошли «спокойно». В том смысле, что преступники нигде не применили оружия. А 1 марта «Макаров» впервые «заговорил».
В 9 часов 03 минуты этого субботнего дня в сберкассу на Пионерской улице вошел молодой человек спортивного вида. Он огляделся, и тут же в кассу вошла женщина с книжкой для оплаты коммунальных услуг. Молодой человек сел за стол и стал заполнять бланк. Женщина расплатилась и о чем-то беседовала с кассиром. Рядом сидела другая работница кассы. Молодой человек смял один бланк, другой, сунул их в карман, стал писать на третьем. Женщина попрощалась и вышла из помещения. Тут же незнакомец встал, вынул пистолет и выстрелил в кассира Семенову, а затем в другую работницу кассы — Носову. Семенова, падая, сделала несколько шагов к кнопке сигнализации. Носова медленно опускалась на пол. Она толком и не разглядела нападавшего, отметила лишь высокий рост. И потеряла
Через несколько минут в кассе появился наряд милиции. Семенова была мертва. Носову в тяжелом состоянии увезли в больницу. Преступник уже скрылся: очевидно, он понял, что, падая, женщина успела нажать кнопку сигнализации. Деньги оказались не тронуты. Отпечатков пальцев не обнаружили. Но на столе лежал кассовый бланк, заполненный с двух сторон одним и тем же почерком. На той стороне, где «расход», была написана фамилия «Станиславский», а где «приход» — «Николай Рубцов». Итак, преступник оставил свой почерк. И еще гильзы от того же «Макарова».
Снова оперативная группа недоумевала. Более невыгодного объекта для налета нельзя было и придумать. Пионерская — одна из центральных улиц города. В трехстах метрах — отделение милиции, во дворе дома — инспекция по делам несовершеннолетних. И время налета странное: по идее, в 9 утра в кассе не должно быть крупных сумм. Правда, на этот раз инструкция была нарушена: с вечера деньги в банк не отправили. Но мог ли знать об этом налетчик? «А почему бы и нет? — задавали себе вопрос члены оперативной группы. — Ясно, преступник тот же, что напал на пост ГАИ, — об этом говорят гильзы. Но тот, видимо, хорошо знал режим работы поста ГАИ. Может быть, он был осведомлен и о подробностях работы кассы? Но тогда кто он?»
Носова, когда пришла в себя в больнице, дала очень путаные показания — она была еще в тяжелейшем состоянии. Она запомнила только высокий рост налетчика. «Ну, а лицо какое? Круглое? Продолговатое?» — спрашивали ее. «Вроде круглое». — «А одет во что?» — «Шапка была на нем меховая, пальто темное». В первый раз врач не разрешил долго разговаривать с больной. Но как только Носовой стало чуть лучше, с ее слов составили словесный портрет предполагаемого налетчика и разослали его во все службы милиции, в народные дружины. Показали фоторобот также по телевидению, одновременно рассказав о дерзком налете. Разослали всюду и образцы почерка.
Впоследствии, когда Олейник, знакомясь с делом, узнал, какие были приняты энергичные меры, он только вздохнул. Вроде бы все правильно. Но — шаблонно. Фоторобот был очень приблизительным, вряд ли кто-нибудь мог бы опознать по нему налетчика. Зато сам налетчик получил важную для себя информацию: теперь он знал, каким его представляет милиция. Даже если в показанном по телевизору портрете и было какое-то сходство, с помощью косметики его легко можно было устранить. Посмотрел следователь этот портрет, составленный со слов женщины, едва оправившейся от тяжелой раны, и усмехнулся: стандартное лицо молодого человека без всяких индивидуальных примет, каждого четвертого можно заподозрить, а ни на кого точно не укажешь. Стоило ли давать такие карты в руки опытному, изощренному преступнику? А в том, что это именно опытный преступник, никто не сомневался.
«Промашка вышла с розыском по словесному портрету, — размышлял Олейник, — ну да ведь задним умом мы все крепки. Горячились коллеги, можно их и понять. Нет, словесный портрет — не улика, а вот образец почерка, оставленный налетчиком, куда серьезнее, это может стать доказательством. Но кто заполнял бланк?» Конечно, проверили всех Станиславских и Рубцовых, пока не пришли к выводу, что фамилии писавший поставил первые пришедшие в голову. Станиславский — слишком известная фамилия. Рубцов? Был такой поэт — Николай Рубцов. Интересно, преступник машинально написал эти две фамилии? Не исключено. Но тогда он человек образованный, не чуждый литературы и искусства.