Смирновы. Водочный бизнес русских купцов

Царёв Александр

И весь разговор.

В один прекрасный день мальчик переутомился и заболел чахоткой²⁵. Александра развила бешеную деятельность, возила его к лучшим врачам, скандалила с ними, обзывая недотепами и неучами, когда не было никаких перемен в течении болезни.

А потом увезла его на свой страх и риск лечить в Италию!

Те два года, что провел сын на лечении, оставили в нем неизгладимый след. В нем проснулся интерес к музыке, живописи, архитектуре. Он даже выучился там играть на органе.

Надо сказать, что

характером Вадим пошел в свою матушку. По требованию Александры Петровны он поступил в Московский университет на медицинский факультет, к которому у него не лежала душа.

А тайно от нее – в Консерваторию по классу скрипки!

И однажды поставил ее перед фактом: не хочу быть медиком, хочу быть музыкантом! Как Шурочка с ним ни билась, мальчик стоял на своем, доказывая, что он по характеру – ее настоящий сын!

Уже в беженстве я узнал об успехах моего дорогого племянника. Он возродил в России альтовое искусство, возглавил в Консерватории класс, потом такие же классы открыл в Ленинграде, Киеве, Минске, Москве, Одессе и Ташкенте.

В 1927 году он гастролировал с Квартетом им. Бетховена²⁶ в Германии, где мы с ним и встретились. Он лучился добротой и только внешне напоминал мне свою матушку.

– Хочу издать каталог неизданных старинных произведений, – сказал он мне деловито. – В Прусской библиотеке есть такой добрый человек Вильгельм Альтман, он обещал мне помощь.

– Вадим, а как там мама?

– Александра Петровна? – Он улыбнулся. – Да как всегда! Она же – как вулкан, в ней энергии на целую электростанцию хватит!

Добрый мальчик скрыл от меня, что мать объявили «лишенкой», что теперь у нее нет прав ни на что и сын является ее единственным кормильцем.

Он ничего не говорил ни о политике, ни о большевиках. У него все мысли были заняты одной музыкой.

Позже, уже в 1930 году, его уволят из класса альта Консерватории под предлогом «отсутствия надобности в таковом классе». Он станет безработным, от него уйдет жена – прославленная арфистка Вера Дулова, княжна по происхождению.

Он мне потом напишет, что ему помог все устроить Луначарский²⁷. Я думал, что с трудоустройством, а оказалось, он имел в виду помощь в издании каталога, о выходе которого он так мечтал.

Такой вот у меня племянник. И такая у меня сестра, любимая моя Шурочка Смирнова!

Впрочем, мое повествование ушло в сторону.

…Здесь, в доме на Пятницкой, появился на свет Божий и я.

Случилось это 7 ноября 1875 года. Моим крестным стал родной брат батюшки и его многолетний помощник – Яков Арсеньевич Смирнов, мой родной дядя. О моих родственниках по линии батюшки я всегда вспоминаю с особой теплотой. И расскажу о них особо.

Глава 2

Мои дорогие дядья

Много-много лет спустя, уже в беженстве, меня разыскала вдова моего старшего брата Евгения Ильинична Смирнова, ставшая к тому времени

Эжени Делла Риччи.

Именно ей по завещанию брата отошло наше смирновское дело до революции, о чем я еще расскажу.

Винная монополия, «сухой закон» 1914 года не только уменьшили доходы фирмы, из которой я вышел по причинам, которые изложу ниже, но и поставили ее на грань краха.

Перед революцией она уехала из России на время, но назад уже не вернулась. В России остались ее сыновья, и с одним из них, Арсением Петровичем, она общалась криком на границе с Афганистаном.

Этот сын Петра Петровича, оставшийся в России после отъезда матери, попросту бедствовал. Хотя он знал несколько иностранных языков, пролетарская власть могла доверить ему только работу дворника.

Нарком Луначарский, случайно оказавшийся соседом Арсения, проявил сочувствие к бывшему миллионеру и пытался ему помочь, поручив переводческую работу. Но то был разовый заказ, от нищеты он не избавил.

В отчаянии Арсений уехал из Москвы вместе с беременной женой. По дороге жена родила близнецов, оба они умерли от истощения.

Самого Арсения арестовали в Иркутске как сына и внука миллионера-винзаводчика, приговорили к расстрелу. Спасла жена – выкупила, продав последние ценные вещи.

Они вернулись в Москву, где их не ждало ничего хорошего; Арсений снова отправился в странствия, пытался перебежать границу, чтобы уйти в беженство от советской власти, но был пойман и избит.

Я очень жалел Евгению Ильиничнуи помогал ей, чем мог.

Она, правда, очень ревностно относилась к тому, что я произвожу смирновскую водку, хотя и понимала, что это ей уже не под силу. Однако, получая от меня помощь, всегда критично разбирала мои дела.

– Вот вы на водке написали: фирма существует с 1818 года. Вы не ошиблись? – строго спросила меня однажды, ожидая, видимо, что я сейчас всплесну руками и стану каяться: ах, я ошибся!

– Нет, ошибки нет, – отвечал я ей.

– Но ведь Товарищество П.А. Смирнова появилось в 1860 году? Или я что-то путаю? – Она глядела на меня сердито.

– Да, это так. Но наше, смирновское, дело началось гораздо раньше. И я вам это докажу!..

Батюшка родился в январе 1831 года в ярославской деревне Каюрово, прихода села Потапова Мышкинского уезда. Крещен был своим священником Флегонтом. Родители его были крепостными крестьянами помещицы Надежды Степановны Демидовой, Арсений Алексиев и Матрена Григорьева.

Про ярославских всегда говорили: ярославец не боится труда и охотно берется за все и во всем выказывает сметливость.

Видимо, пятеро сыновей моего прадеда Алексия Иванова – Яков, Арсений, Григорий, Иван и Венедикт – такими и были. То, что предприимчивыми, – это совершенно точно. Один из них, Григорий, первым испросив у помещицы разрешения уйти в город на заработки, развернулся и первым же получил фамилию Смирнов, которую братья совместными усилиями и утвердили потом в Москве.

Об этом немного позднее, а пока о моем прадеде.