Снежный путь

Ваалгин Роман

Хаим и Сара занимались разделкой некой мохнатой тушки. Сара заметила, что Охотник проснулся и спросила:

— Есть будешь?

— Не умер от ран, но уже загибаюсь с голоду. — С улыбкой ответил он. Она улыбнулась в ответ.

— Рад твоему возвращению. — Подал голос и Хаим.

— Спасибо.

А Старик сидел всё там же и всё читал. Но книга была явно уже другая — потолще, поосновательней.

— Дочитал Кафку-то? — Спросил Охотник.

— Ага. — Старик повернулся в его сторону.

— Чем сейчас замшелые мозги тренируешь?

— «Mein Kampf» Адика Шикльгруберова.

— Ну ты и книжки выбираешь, деда.

— А что тебе опять не то?

— Да ничего, читай что хочешь. Если тебе нравится графомания — твоё право. Если тебе довеском нравится и демагогия — то бог в помощь.

— Нет, вы только посмотрите на него! —

Деланно возмутился Старик.

— А что, не демагогия?

— Дык… так-то оно так… — Старик почесал голову, — Но много и интересных рассуждений. Злобы много, конечно, но встречаются и ничего так моменты. Особо интересные в свете того, что некий гражданин не так давно тоже приходил к определённым выводам на основе собственных познаний и некоторые логические цепочки бодро шил суровой ниткой…

— Вот встать бы сейчас, взять тебя за шиворот, да встряхнуть хорошенько…

— Вот я и говорю, — Согласно кивнул Старик, — злобы много.

Теперь смеялся Охотник.

— Поймал, старый, поймал. А что у тебя за интерес такой к делам давно минувших дней, тем более, не самым удачным.

— Ты про это что ли? — Старик взмахнул книгой.

— Ага. Про это.

— Да вот интересно мне… Читаю и никак понять не могу, как целый народ, тем более типа такой трезвомыслящий и практичный, как немцы, мог увлечься такой вот… — он снова потряс книгой, — идеологией.

— А что тут понимать? — Ответил Охотник. — Униженный по итогам первой мировой народ, по Версальскому мирному договору обложенный контрибуциями и лицемерными требованиями… Страшный экономический спад, неуверенность в завтрашнем дне… И тут появляется человек, который говорит: всё фигня! Вы — избранный народ! Арийцы! А виноваты во всем — евреи, цыгане и славянские унтерменши! Давайте Drang nach Osten, покажем гадам, кто в конторе самый главный и установится у нас безмерный ништяк по имени Третий Рейх. Опля! И народ, которому думать уже ни о чём не надо, и, которому уже нашли виноватых, для начала устраивает еврейские погромы, а потом, разжившись правдами и неправдами кредитами от той же американской Стандард Рокфеллер Ойл и других «друзей до гроба», включая и Советскую Россию, развивает успех при поддержке тяжёлой артиллерии, линкоров и штурмовой авиации.

— Да это-то понятно. Но непонятно — как. Как они могли поверить во всю эту мишуру?

— Да очень просто. Им дали идею. И, пусть даже со всеми недостатками, — Великую Идею. А чем красивей сказка — тем охотней в неё верят. Особенно, если тебе предоставляется шанс самому поучаствовать в этой сказке, приобщиться величия. Когда даже прикручиваемая к станку гайка приобретает глубокий сакральный смысл. Это многого стоит.

— Да ты никак симпатизируешь?

— А почему нет? Но даже не этой Идее и уж тем более не результату её реализации. А тому, что Третий Рейх, он, как и СССР, — шедевральный в своём роде. И там и там, по сути дела кучка авантюристов, прекрасно поняла, что управляя толпой — ты управляешь миром. Мало того, поняла и то, что толпа — как маленький ребёнок, хоть и очень большой — пообещай конфетку и вся эта масса пойдёт за тобой, и всю эту массу можно отправлять двигать горы. А заодно поняли и то — что обещать и как обещать: то, что ждалось и чаялось, и как можно проще, чтобы понял даже самый тупой. Это было не ново, взять хотя бы Крестовые Походы, но размах и эффект! А ко всему прочему, эти авантюристы сотворили и то, до чего ни у кого допрежь сообразиловки не хватало — дали народу иллюзию, что это именно он вершит Историю. И всё — замкнутый круг. Любой голос протеста из народа, даже здравого протеста, оказывался автоматически голосом против самого народа. Шедевр! И вот этим я и восхищаюсь — технической стороной, мастерством исполнения на грани фола.

— Фол, принявший Геракла…

— Пусть даже так. Хоть ты и скаламбурил.

— Ну тогда ясно. — Старик кивнул, выражая понимание. — А я уж думал, ты тоталитаризмом проникся.

— Отнюдь. Но сказать, — усмехнулся Охотник, — что я симпатизирую демократии — значит нагло соврать.

— Вот как? Но отчего же так? Ведь демократия — это народовластие, как я понимаю?

— Это народооблапошивание. Миф. Народ при демократии выбирает вполне конкретных, предоставленных ему кандидатов. Интересный вопрос — кем предоставленных? Так и получается, что любые «демократические» выборы, это борьба выдвиженцев, борьба капиталов, сопряжённых с этим интересов, и пиарных

технологий. У кого ресурсов больше, тот и задавит, поскольку обещают-то одно и то же фактически, и обещают постоянно. И эти самые кандидаты, пробившись во власть, будут лоббировать вполне конкретные интересы, отрабатывая вполне конкретные деньги. Но, в принципе-то, это только понятно и само собой разумеется.

— В смысле?

— В том смысле, что я уже довольно внятно выразил свой взгляд на толпу. Ни для кого не секрет, что общий умственный уровень толпы гораздо ниже, чем у каждого отдельного индивида, её составляющего. Элементарный человеческий конформизм. Как-то социологи провели в наше время весьма показательный эксперимент: группе добровольцев дали решить несложные задачи. Процент правильных решений оказался около ста. Потом им дали другие, но тоже несложные задачи и подсадили к ним несколько человек, «продвигавших» неверные решения. 30 с лишним процентов ответов оказались неверными. Это о чём-нибудь да говорит?

— Пожалуй.

— Вот и я том же. К тому же, в «демократию» можно и заиграться. Если толпе дать свободу выбора, то она навыбирает. Вот, к примеру, была такая мощная держава в наша время — США. Так там умудрились выбрать как-то себе президента, Джордж Буш младший, кажется его звали, но точно не помню, врать не стану, чей IQ составлял скромный 91 пункт. Ты в курсе, что такое IQ?

— В курсе.

— Ну вот и выбрали. Я сначала не поверил такому сообщению, стал присматриваться к нему, как только предоставлялась возможность, и очень быстро уверовал. То он жвачку жуёт на конференции какой-нибудь, то на стуле раскачивается в присутственном месте… Но это мелочи. Не мелочь заключается в том, что в других руках вся мощь Америки производила впечатление скальпеля в руках может и не очень опытного, но старающегося хирурга, а во время его правления стала больше напоминать топор в руках мясника. Что не удивительно ещё и потому, что такими же деятелями он себя и окружил. По крайней мере, всё за это говорило. Мало того, он вроде как страдал и дислексией… Представляешь? Президент — «лицо», так сказать народа, его, по идее, лучший представитель (а если не лучший, то что он там делает?) и такое чудо… Собственно, как я понимаю, это и оказался закат державы-гегемона. Россию большевики тоже взяли голыми руками во многом потому, что Николай II особыми правительственными дарованиями не блистал. Будь иначе — вся это околоуголовная кодла быстренько отправилась бы на Сахалин. И не было бы ни Цусимы, ни Порт-Артура, ни Брестского мира. А Америку никто и не брал — Колосс на глиняных ногах рухнул и сам себя похоронил.

— Интересненько, нигде такого ещё не слышал, хотя имел в своём распоряжении почти все базы Города Надежды, кроме оборонных… Но если ты не за то и не за то, то тогда за что?

— За парламентаризм при сильном Президенте. — Улыбнулся Охотник. — Только тут важно, чтобы Президент был Президентом, а не предателем государственных интересов. И сильным должен быть обязательно. Чтобы оборзевших парламентариев в случае чего обламывать, как сынков. И чтобы они за государство радели и за людей его населяющих, а не за свои и спонсорские кошельки. Только уличили в лоббировании левой темы — пендаля под зад, чтоб летел и кувыркался. И не беда, если убьётся. А с другой стороны, чтобы и Парламент мог оказывать определённое влияние на Президента, если его вдруг от собственной крутости заносить начнёт. Но как этого добиться, чтобы и волки сыты и овцы целы, я не знаю. Да и никто, что самое интересное, не знает. Сие, старче, есть утопия. Идеал, недостижимый в природных условиях. А вообще, если уж разговор про власть зашёл, то лично моё мнение таково, что людям она на самом деле и не нужна. Власть — это грыжа технологического общества и сопутствующих ему морально-этических норм. Если бы люди были людьми, то никакой власти и не потребовалось бы совсем.

— Ни фига ж себе концовочка! Это ты за натуральное хозяйство никак?

— Передёргиваешь. А даже если и так, то что с того? Ты ж сейчас сидишь со мной здесь, а не в тёплом отсеке Города Надежды, разве нет?

— Удар ниже пояса.

— Зато наверняка.

— Вы, конечно, очень умно тут болтаете, — встряла в разговор Сара, — но еда сейчас остынет…

И тут только Старик и Охотник заметили обалденный запах, идущий от сковороды, что стояла возле камина на каменной подставке. Старик тут же вскочил, с неожиданной для его возраста прытью, и тут же, обжигаясь, стал накладывать себе в тарелку.