Снежный путь

Ваалгин Роман

— Попсовиков?!

— А что, нет? Ну и Шекспир там…

— И Шекспира к попсовикам?!

— А что тебя удивляет, не пойму? Шекспир писал для театра, так? А театр, если он хочет и дальше таковым оставаться, — это касса. А касса — это масса. А масса — это… ну сам понимаешь. Потому и гипертрофированные чувства там, и подчёркнутые рефлексии и обязательно сложно-припудренные душевные трепыхания какого-нибудь там Гамлета… Хотя вроде чего проще — пошёл и оттяпал тыкву приёмному папаше. Так нет. Кина тогда не будет. Правда, сильно подозреваю, что

Шекспир сам с юмором к вопросу подходил.

— И что же тебя заставляет так думать?

— Ну вот, смотри… Прямо так и вижу… Сидит старина Шекспир при свете свечей, только что закончив очередное произведение, и думу тяжкую думает. На тему того, как бы очередную пьесу обругать. И тут его осеняет. Он хватает перо и быстрыми, размашистыми движениями выводит на титульном листе: «Much Ado about Nothing», бросает перо в чернильницу, потирает руки и мерзко хихикает…

— Ну-ну. Каждый судит по себе, знаешь ли. А кто ж тогда не попсовик, а?

— А вот Гёте не попсовик. А? А вот Данте Алигьери не попсовик. А? А вот Толстого ты пробовал осилить с его французским на полстраницы? То-то же.

— Задолбал ты меня, сынок.

— Нет, это ты меня задолбал. Я чувствую во всём этом твоём чтении некий подвох, но понять — какой именно — пока не могу. К чему ты меня подводишь, индеец морщинистый?

— На себя посмотришь, когда повязки снимем…

— Да уж не терпится. Не пора ли перевязочку устроить?

— Завтра и устроим.

— Так что у нас с тематикой разговоров?

— А что у нас с тематикой? Кто треплется-то? Я только и успеваю, что между делом слово-другое вставить…

— Однако провоцируешь именно ты. И провоцируешь, зная, что мне здесь отлёживаться скучновато и я рад хоть что-нибудь напрячь, пусть хотя бы и язык.

— Ну-ну. Но ты прав — книжки я читаю с умыслом. Я бы даже сказал с очевидным.

— В том плане, что люди разные, но это не повод для того, чтобы рвать друг друга в клочья?

— Догада! И всего-то три дня ушло. В том-то и дело — люди разные. И почему бы тебе не предоставить возможность другим быть другими? Тем же Фантомам? Почему бы тебе не оставить людям право выбора? Просто право выбора — какими им быть?

— А я разве не оставляю?

— Нет, не оставляешь. Ты имеешь очень жёсткую, но свою систему взглядов — как всё должно быть. И именно на её основе строятся все твои поступки.

— Разве это не естественно?

— Естественно. Но до определённого предела. Давай попробуем упростить. Я попробую. На основе того, что я уже про тебя знаю.

— И много знаешь?

— Достаточно много. Я видел твоё досье ещё в Городе Надежды. Ещё до того, как ты стал Охотником.

— Вот как? И что же там говорится?

— То, что ещё до Апокалипсиса, у «Кокона» случились серьёзные проблемы. И дабы решить эти проблемы, в него отправили сознания пяти человек. Четверо вернулись, но «Кокон» оставил их «слепки», которые и выпустил потом в мир в качестве Фантомов. Сами эти люди давно умерли. Во время того самого Апокалипсиса.

А оставил он их, прекрасно понимая, что Старейшины на достигнутом не успокоятся. Не подчиняться им он не мог, но мог… схитрить. Что и сделал. Он выпустил в мир силу, которая должна положить конец всему этому безумному кошмару.

Но был ещё и пятый…

— Я?!

— Ты. — Просто ответил Старик. — Никто точно не знает почему, но «Кокон» перенёс тебя всего, даже с содержимым кишечника, и наглухо законсервировал. Старейшины пытались тебя достать, но у них ничего не выходило. Пока они не разработали такой хитрый набор инструкций, что не выдать тебя «Кокон» попросту не мог. А сам он хотел, видимо, использовать тебя для решающего удара изнутри. Так вот ты и совершил путешествие во времени. И Старейшины, долгое время безуспешно пытавшиеся нейтрализовать Фантомов, быстренько смекнули, что кому ещё ими заняться, как не их собрату, хоть и осуществившему полный перенос. Быстренько промыли тебе мозги, а заодно предоставили в твоё распоряжение «БВ» и «Кару», которые по сигналу из Города Надежды должны были, тем или иным способом, лишить тебя жизни в том случае, если ты выйдешь из-под контроля.

То, что ты выйдешь из-под контроля, было ясно в общем-то с самого начала. Но их уверенность в своих планах проистекала из того, что ни один нормальный человек в здравом рассудке не посмеет избавиться от «БВ» и «Кары» в таком агрессивном мире. Вопрос состоял только в том, как мне тебя в этом убедить и заставить хоть на время, но расстаться с этими игрушками. Вряд ли бы ты прислушался к словам… Поэтому, прости, но когда ты высадил меня здесь, в Горах, я воткнул в ИТП разрядник.

— Ты! ТЫ!!! Ты меня чуть не угробил!!

— Так было нужно. К тому же, не забывай, ты сам — Фантом. Вряд ли в этом мире есть что-нибудь, что может тебя полностью угробить. Погибло бы только твоё тело. Но «слепок» не только твоего сознания, но и тела остался бы. В отличие от «слепков» только сознания чистых Фантомов. К ним в Городе Надежды подбирались уже вплотную, поэтому «Кокон» и выбросил их полностью, без остатка. Поэтому смерть чистого Фантома — окончательна. А тебя бы Старейшины наверняка не побрезговали бы использовать вторично. А там, какой-нибудь хитростью или обманом, но мы бы подстроили так, чтобы костюмчик у тебя оказался другой — исправленный.

Охотник откинулся на подушку и замер, переваривая информацию. Но скоро спросил:

— А что ты там хотел упростить?

— Твою поведенческую модель.

— И что у нас с моделью?

— Допустим ты встречаешь человека, так? Что ты делаешь сразу? Ты оцениваешь его по своей шкале хорошо/плохо. Если «хорошо», то всё нормально. Если «плохо», то что ты делаешь сразу? Ты сразу пытаешься повлиять на этого человека, так? Если же повлиять не получается, то в обстоятельствах, сложившихся определённым образом, если тебе представится удобный, а ещё лучше — обоснованный случай, ты вполне хладнокровно перережешь ему горло. Я прав?