La Moyssetie en Auvergne («Ты помнишь? Над башенной крышей…») [116]
Ты помнишь? Над башенной крышейДва голубя днем ворковали,А ночью летучие мышиЗигзагом бесшумным витали…Ты помнишь их черные крыльяНа крылья похожие смерти,Глаза их пустые, слепые —Такие же, верно, у смерти.Ты помнишь, как ты леденелаОт страха и от омерзенья,А в узкие окна летелаПрохлада от лунного пенья…Ты помнишь? Все было несложноИ не было жизни вне муки…Ты помнишь? Забыть невозможноТвои непорочные руки…Ты помнишь?
Над смертной постельюСклонясь, я шутил и смеялся,А ты, будто веря веселью,Смеялась, но голос срывался…Ты помнишь, как ты умирала,Как ты умерла, отлетела,Как медленно глина скрывалаТвое беззащитное тело?..Ты помнишь. Я знаю — верна ты,Ты все поняла и простила —Мы творчеством были богаты,В котором и мука и сила.Я тихо от счастья немею —Одна у нас память святая.Стою над могилой твоею,А рядом стоишь ты, живая…
116
La Moyssetie en Auvergne. Посвящено Сильвии Луцкой, см.: Ада Бэнишу-Луцкая, «О скульптуре Сильвии Луцкой», ЕвКРЗ IV, стр. 275.
1960–1973
«Мне не хочется думать сейчас ни о чем…»
Мне не хочется думать сейчас ни о чем,Наслаждаюсь прощальным вечерним лучом,Песней птицы далекой и тем, что во мнеЗародилось, живет и цветет в глубине.Эта музыка, этот звучащий цветокТак приходит нежданно, в таинственный срок…Я не в силах понять, рассказать не могу,Но в взволнованном сердце моем берегу —Процветанье в душевном, возвышенном миреЛепестков анапеста — их ровно четыре.
«Не презирай свой темный труд…»
Не презирай свой темный труд —Существованье в грубом мире —От камня, канувшего в пруд,Круг на воде и звук на лире…Круг не исчезнет без следаИ звук не будет без созвучий,Не успокоится вода,Но станет плеск ее певучей…Когда придет последний срокИ станешь ты на грани жизни,Ты вспомнишь, как он был высок,Удел твоей земной отчизны.И, позабыв прошедших летСвои терзания и муки,Возденешь на весь Божий светБлагословляющие руки.
Поэт, живи! И милость БожьюНа нищих духом призывай,К бездомности и бездорожьюГолодным сердцем привыкай…Ты будешь чист, и свят, и беден,Когда ж пробьет простейший час,Ты отойдешь суров и бледенВ непостижимое для нас.И пусть, и благ и злата ради,Живет и гибнет жадный век —Не ты ли на большой тетрадиОставишь подпись — Человек?..
117
Поэт, живи! И милость божью. Отправлено в письме В.Л. Андрееву от 28 ноября 1972 г.
Эпитафия («Всю жизнь он так мучительно искал…»)
Всю жизнь он так мучительно искалВо тьме веков потерянное слово,Так вопрошал и так ответа ждалПоследнего, простого, основного…И вот теперь он каменный лежит —Ужель и камень ничего не знает?Нет, он уже с природой говоритИ страшным голосом природа отвечает…
«Не прислав никакого гонца…»
Не прислав никакого гонца —Да такого никто и не ждет —Неизвестно, с какого концаПодколодной змеей подползет.И холодной колодою вдругСтанет тот, кто был полон огня…Нет, не в силах понять я, мой друг,Что коснется сие и меня,Что уйду, не оставив следа,А за веком потянется век,Что уйду неизвестно куда —Будто был и не был человек…
«На
грубый мир, на низменные души…»
На грубый мир, на низменные душиНочная тень медлительно сползла,Но тот, кому даны глаза и уши,Касанья темного не ощутит крыла.Поэт не спит. Его томит тревога,Она ему, как страшный дар дана,И только тайнЕго душа мучительно полна.
Nocturne. Стихотворение (без названия) отправлено в письме В.Л. Андрееву от 4 января 1965 г.
Ночью долгой в одиночествеСны не снятся, сон бежит…Как мне вспомнить имя-отчество? —Память темная молчит.Знаю, жил многозначительноЭтот странный человек,Только, видно, расточительноПрожил он свой серый век.И совсем как офильмованаЖизнь его передо мной,Темной краской заштрихованаИли краской голубой…Сколько было обещано,Сколько было дано,Сколько было завещаноИли запрещено…Сколько было возможностей —Помнишь об этом ты?Сколько было и сложностей,Чуда и простоты…— Ночью долгой… Но словами лиРассказать про свет, про тень?— Ну, вставай, Семен Абрамович,Начинай привычный день.
Кинерет(«Невозможно понять, где кончается небо, где море…») [119]
Невозможно понять, где кончается небо, где море,Горы в воздухе виснут, иль длинная цепь облаков?Невозможно понять, что в душе моей — радость иль горе…Будто время вернулось обратно к истоку веков…Галилейское море. Ладья с рыбаками. И сети…Что они наловили сегодня? И где Рыболов?А у берега — море людское и люди, как дети,И, как солнце, сиянье простых, потрясающих слов…Вот — по этой земле… И следы от шагов не сотрутся.Вечер легкий спускается в синий и розовый цвет.Скоро звезды взойдут, скоро звезды над миром зажгутся,В галилейской ночи окуная лучи в Кинерет.
119
Кинерет. В ОэБЛ II датировано 1952. Включено в ВРС, стр. 300–301.
Земля дремала в тишинеВ прохладе полнолунной ночи,Но душно, душно было мне,Как будто был я опорочен,Как будто все грехи людей,Тысячелетняя их драмаЛегли на совести моей,Как камни рухнувшего храма…— О, Господи, ну что я мог,Что я могу — слепой и слабый,Мне ли найти средь всех дорогЕдиный путь, прямой и правый?Мне шестикрылый серафимНа перепутьи не явился,Земным отчаяньем гоним,Я ждал, я жаждал, я молился…О, если бы для всех племенПолуживых на дне глубокомТобою был я одаренГлаголить пламенным пророком!Чтоб разбудить, чтобы воззвать,Чтобы зажечь священным словом —Увы, но эту благодатьЯ заслужить не мог пред Богом…Иное счастье мне дано —Быть горечи земной поэтом…Но счастье ль это? Все равно!Мои слова всегда об этом,Ведь люди безнадежно спятИ покаянье их не гложетИ даже Тот, Кто трижды свят,Спасти от смерти их не может…Луна спокойно с высотыНад миром дремлющим сиялаИ жалкие мои мечтыХолодным светом обливала.1970
120
Иом Киппур. Стихотворение приложено к письму Луцкого В.Л. Андрееву от 16 октября 1968 г. «Мне шестикрылый серафим/ На перепутьи не явился» — аллюзия на стихотворение «Пророк» (1826) Пушкина (см. также далее: «Глаголить пламенным пророком!»).