Сочинения

Луцкий Семен Абрамович

Теремок («…Ворожила, сторожила…») [143]

…Ворожила, сторожила У морозного крыльца, Вилась, билась да кружила Средь метельного кольца… …И метелица рыдала под окном, И колдунья ведьмовала об одном… Космы серые, как клочья от пурги, Рот с клыком — змеи жесточе у Яги. И глаза ее — колючи, нос — юла, Руки цепкие, как крючья и клюка… И грозила причитала у дверей И на помощь призывала всех зверей… Снежной пряжей покрывала белый дом И ковала, окружала синим льдом… И мятежная метелица мела, Снеговые ожерельица плела. И метелица кружила кружева, И

колдунья ворожила — чуть жива… …Эй, злей! Ведьма, вей! Силы всей Не жалей!.. Колдовская Яга, Костяная Нога, Ты согнись в три рога!.. Закрутись В три кольца!.. …Отойди От крыльца!.. — Мне все нипочем, Свят, крепок мой дом, — Я с Ней — за окном!.. …Я повесил на оконце Три звезды, Луну и Солнце, Нет здесь земного угла. …Занавешено оконце, Светят звезды, месяц, Солнце, А снаружи — стужи, мгла… …Свят, свят теремок, Запер дверь на замок… …На руке моей колечко — всех светлей, На устах моих словечко — всех милей… И со мной — моя Царевна, как весна, И душа моя напевна и ясна… И я сам теперь могучий чародей, Не страшны метель и тучи, Я — с Ней!.. …А Она смеялась тихо У узорного окна… …За стеной ходило Лихо И метель была грозна… 17. IХ <19>22

143

Теремок. Двустишие — «Мне все нипочем,/ Свят, крепок мой дом» — повторяется в поэме «Петух».

«Знаю — петь нельзя, не любя…»

Знаю — петь нельзя, не любя, И любить невозможно без муки… Дай мне, Ангел, видеть Тебя, Я хочу целовать Твои руки… Посмотри. Туман надо мной… Я забыл — улыбаются ль зори? Два крыла расправь за спиной, Два луча засвети в моем взоре… Освяти меня чистотой, Белый Ангел, склонись надо мною… Я дышать хочу красотой — Посмотри — я над топью гнилою… 20. IX <19>22

«На нити грезы серебристой…» [144]

На нити грезы серебристой Низать жемчужные слова И паутинкой шелковистой Вязать узорно кружева… И вдруг — не чуять, что тоскую, И свить в волнистую вуаль Души прозрачной голубую И голубеющую даль… Когда же вечер синеглазый Неслышной поступью пройдет, На нем сосчитывать алмазы И в сад сойти, где кто-то ждет… И в бледно-матовые руки Отдать Ей душу и мечты… И слушать неземные звуки В благоуханьи красоты… 29. IX <19>22

144

На нити грезы серебристой. После третьей строфы следовала еще одна, зачеркнутая автором:

…Души нежданное цветенье! Крылами вздрогнуть и — взлететь! Есть радость, счастье, опьяненье — Под солнцем постоянно петь…

Осенняя песня («Год цвела моя греза лучистая…»)

Год цвела моя греза лучистая, Там теперь заколдованный сад… Снова осень пришла хрупколистая… Не хочу оглянуться назад… Снова осень. И небо усталое. Пурпур. Золото. Бронза лесов… И былое — опять небывалое… Не хочу вспоминать своих снов… Но когда под ногою рассеянной Тонкий лист захрустит, зашуршит, — Неизжитою грезой обвеянный, Я молюся. И сердце скорбит… И невольным волненьем охваченный, Снова грезе я верить готов — В час осенний, в час Богом назначенный Не мелькнешь ли ты там, у кустов? Но неслышны шаги запоздалые… Тишина. Глубина. Нагота. Осень спрятала крылья усталые И больная со мной красота… Givors, 10. X <19>22

Танечке Потаповой («Твоей скорби коснуться не смею…») [145]

Твоей скорби коснуться не смею… Осторожно к тебе подойду, Ничего не скажу, онемею… Но холодные руки согрею И с тобой, одинокой, пойду… И

украдкой смотреть я не стану, Если будешь беззвучно рыдать… Только вдруг — бесконечно устану… Отвернусь. Затаю свою рану. Буду рядом скорбеть и молчать… И когда на осенней аллее Незабвенного будешь ты звать… От любви, от печали бледнея, Я сожму твои руки сильнее… Ничего не сумею сказать. 3. XI. 1922

145

Танечке Потаповой. О Т.С. Потаповой (урожд. Гассох) см. прим. 17. Стихотворение, по-видимому, связано со смертью от туберкулеза в 1920 г. ее единственного сына, двоюродного брата Луцкого.

«Сыграла… Уронила руки…»

Сыграла… Уронила руки. Ушла надолго. Замер звук… Но помнят клавиши в разлуке Прикосновенье хрупких рук… Так ты души моей коснулась, Так улыбнулась… И ушла… Забуду ль, как душа взметнулась?.. …Поют мои колокола… 3. XI.1922

Последнему человеку («Да, завтра станет настоящим…»)

Да, завтра станет настоящим, И — настоящего уж нет… Так миг летит звеном звенящим В цепи неисчислимых лет… И без конца, и без начала Века промчатся над землей, И будет — смерти покрывало, И вижу — кончен род людской. И смежишь ты устало очи, Мой дальний брат, потомок мой… Не станет день земной короче И солнца не угаснет зной… И над пустыми городами, Где ты страдал, любил и жил, Все так же тихими ночами Скользнут лучи святых светил. И будет тихо над землею, Где счастья ты не мог сберечь… Но жизнь могучею рекою Все так же в вечность будет течь… И ветер вольный не покинет Ее отрадных берегов, И небо в трауре не сдвинет Своих глубинных куполов. 3. XI <19>22

«Небо пылало. Сердце — в огне…»

Небо пылало. Сердце — в огне. Поднял забрало. Мчусь на коне. Пламенем грива! Скоком, да вскачь! Шалый, игривый! Эй, не артачь! Скован доспехом. Звоном одет — Крикну! И смехом — эхо в ответ… Зореньку смело — прямо на щит! Славное дело! Щит мой горит! Брачный подарок статной — заря… Ярок и жарок свет алтаря… Вон уже далече терем блестит… Вздрогнули плечи. Конь мой летит… Кто это в белом, слышу, запел? Раньше был смелым. Вдруг — оробел. Ты ли мелькаешь? Ты ли поешь? Косы сплетаешь? Верного ждешь? Я ль твой желанный? Я ль твой жених? Жданный и званный. Молод и лих. Мне ли с тобою — зори хранить? Ринутся к бою? Мир покорить? Givors, 6. XI <19>22

На смерть Е.М. Тимофеева («Над твоею, товарищ, могилой…»)

Над твоею, товарищ, могилой Мы не будем бессильно рыдать, — Ты отдал свою душу для Милой — Краше смерти не можно желать… Палачи не убили лихие, Встарь тебя не сгубил государь, — Ты распял себя сам за Россию, Сам взошел на священный алтарь… И горит твое чистое дело, Предвещая желанный восход… — Скоро, скоро за правое дело Возмущенный восстанет народ… 10. XII. <19>22

Сестричке («Не ты ли пела между строчек…»)

Не ты ли пела между строчек Моих взволнованных стихов И нежный голубой цветочек Вложила в ритмы моих слов?.. И он расцвел благоуханно И сердце голубело им, Когда в душе стонала рана И был нечистым я томим… Я помню — в ночи искушений, Когда все — муки, мрак и муть, Ты приходила, чистый гений, Чтоб мог спокойно я уснуть… На край садилася постели, Вся в белом, светлая, как сон, И золотой твоей свирели Мне слышен был чудесный звон… И пара крылышек светилась За тонкой девичьей спиной… Я засыпал, а ты молилась, Я улетал, и ты со мной… И вдохновенными устами Ты пела над больной землей О том, что Бог всегда над нами, Бог милосердный и святой. И в небе, где Творец так близок, Ты зажигала для людей, Для тех, кто безотрадно низок, Созвездья трепетных свечей… И этих свечек было много, И в каждой трепетала ты, И в каждой был огонь от Бога И непорочные мечты… Melun, 31.X <19>23