Солнечный змей
Шрифт:
Когда навесы разомкнулись, и Речника вновь поставили на ноги, он изумлённо замигал. Прямо перед ним уступами поднимался к небу каменный храм – ступенчатая башня, едва отличимая от тех, что он видел в Нерси’ате. Чаши, наполненные огнём, стояли вдоль лестницы, под ней, за каменной плитой, слегка отодвинутой, зияла дыра. По ступеням, закрывая высеченные на камнях узоры, сползала цветущая лоза – Фрисс увидел на поворотах кадки с землёй, из которых свисали пучки корней, толстые, как корабельные канаты. Он усмехнулся и покосился на Нециса – что Некромант теперь скажет насчёт норси и их страха перед нерсийскими руинами?!
Нецис
– День на исходе, Унгвана Ксази, – отрывисто сказал один из них. – Ты отдаёшь их?
– Отдаю до рассвета, – кивнул жрец. – Слово за Укухласи – да не оставит она нас во мраке!
Фрисса и Алсага бросили рядом с Нецисом. Трое склонились над ними. Фрисс резко выдохнул – то, что он принял за меховой шлем, было лицом. Над ним стоял, сверкая жёлтыми глазами, Инальтек из клана Идэвага.
Речник собирался вытерпеть всё без стонов – и всё-таки не закричал, когда демон провёл ножом по его груди, оставив узкий длинный надрез. Рядом хрипло мяукнул Алсаг – с ним сделали то же. Над головой мелькнула чёрная арка, и Фрисса накрыл прохладный красноватый мрак. Его внесли внутрь храма, за толстые стены, и он увидел пролом в крыше, отчасти прикрытый огромным листом лозы. Листья, высеченные из камня, ступенями спускались по стенам, и самый нижний краем лежал на резной беломраморной чаше. Над чашей, протянув к ней руку с таким же пятипалым листком – его черешок казался таким тонким, что Фрисс удивился, как он не подломится – стояла, раскинув по стене широкие крылья, полуженщина-полукошка с двумя руками и двумя чёрными лапами. Дымчатый кварц мерцал в её глазницах. Фрисс встретился с ней взглядом и почтительно склонил голову.
– Силы и славы, о Укухласи, защитница земель и небес! – Унгвана вскинул руки, подставляя ладони под края каменных листьев. – Мы привели к тебе троих Нээр’иси. Мы схватили их, когда они ещё не сделали явного зла – но ты знаешь, что они успели сделать в тайне. Реши их судьбу так, как тебе угодно.
Блики задрожали на листьях, как будто камень качнулся под ветерком. Жрец склонил голову и повернулся к подручным, но им ни к чему были приказы – они знали, что делать.
Речника снова положили на жёсткие камни лицом вверх, и край резного листа в руке богини теперь свисал над ним, а закатное солнце светило в глаза. Рядом, на локоть от Фрисса, положили Некроманта, а за ним – Алсага.
– Здесь твой путь завершится, коатек, – прошептал над его головой Яо – Речник даже вздрогнул, он и забыл уже о младшем жреце. – Такие, как ты, не заслуживают милосердия. Скоро твоя кровь омоет эти листья.
– Яо Ксази, не торопись, – хмуро взглянул на него Унгвана. – Слово за Укухласи, не за тобой. Слушайте, Нээр’иси, это последняя ваша надежда. Кто знает – может, вы творили не только зло, и богиня пощадит вас – или вовсе сочтёт невинными? Если до рассвета с листьев прольётся роса, она смоет с вас всю вину, и никто из Ксази более не тронет вас и пальцем. Если нет – утром вы умрёте.
Он посмотрел на каменный лист и пошёл к выходу, не оглядываясь ни на жрецов, ни на пленников. Яо недобро оскалился.
– Не надейся на милость богини. Дожди давно обходят нас стороной, а
– Яо Ксази, – тихо окликнул его верховный жрец. – Ступай прочь.
Один из южан замешкался, будто поправляя одеяние, и посмотрел на Речника. Это был Инальтек, и в его глазах читалось сочувствие.
– Богиня справедлива, – прошептал он. – Может…
– Берегись, Ксази, – крикнул от двери Яо. – Не трать сострадание на коатеков!
Тени скользнули мимо, тяжело лязгнула каменная плита, запечатывая вход. Фрисс смотрел на лицо Укухласи – её прозрачные глаза покраснели от бликов заката.
«Всё небо уже в крови,» – Речник стиснул зубы. «Тзангол, должно быть, радуется. И никто ему теперь не помешает…»
Он напряг руки, попытался шевельнуть пальцами – связанные ладони чуть-чуть сдвинулись. Если бы удалось дотянуть до груди и вынуть стрелу…
Нецис не шевелился, дышал тяжело и прерывисто. Пена снова выступила на губах. Фрисс тихо зашипел от гнева и досады. «Гедимина я убил – в спину, безоружного… Нецис из-за меня умирает… Алсаг и Флона…» – он скрипнул зубами. «И Река…»
Руки сдвинулись ещё на полногтя. Фриссу казалось, что его тело вылеплено из полужидкой глины и при каждом движении растекается. Вроде бы прошло несколько мгновений – а багровые сполохи на стенах уже потускнели, и небо в проломе видится тёмно-синим и стремительно чернеет…
«Дрянной из меня изыскатель,» – Речник зажмурился и дёрнул руки на себя – плечи заныли от усилия, но ладони, будто влипшие в камень, сдвинулись всего на ноготь. «Хуже некуда. Но искать больше некому. Если не выберусь я – никто ничего не сделает. И всё сгорит…»
Он остановился – от напряжения уже гудело в ушах. Теперь и из его рта текла пена. Закат догорел, и на камни бросали отсветы только магические оковы – ленты из подвижного пламени. Фрисс посмотрел на листья над головой и слабо усмехнулся. «А ведь они вырезаны так, что вода на них задерживается. Корытца с приподнятыми кромками… Этот Унгвана, верно, любит насмехаться над пленными. Что он сделает, когда с неба польётся огонь?..»
Связанные ладони коснулись макушки. Фрисс усмехнулся. Теперь поднять их, протащить над лицом… Может, и успеет до рассвета. Перетрёт верёвки о каменный лист и поднимется по ступеням. Если не подведёт отяжелевшее тело – с листа на лист можно перелезть. Храм на площади… Много ли там стражи? Надо прихватить что-нибудь тяжёлое. Отломать, что ли, от статуи каменный лист?..
Что-то маленькое и холодное упало ему на грудь. Речник дёрнулся – широкое красное кольцо вокруг ранки разом вспыхнуло болью. Что-то снова упало – на грудь, на лицо. Боль отступила. Фрисс шевельнул руками и охнул от удивления – они снова двигались, он одним махом поднял их над головой! Он растерянно замигал, глядя на тёмные листья над головой. С них капала вода – с каждой секундой обильнее. Стрела, выползшая из ранки, лежала на груди, и красное пятно под ней стремительно светлело. Речник рывком поднялся, и путы на ногах и руках расползлись, как гнилые нитки. Вслед за ними растаяли огненные ленты. Фрисс потёр мокрые запястья. Капли падали дождём, и пахло от них лепестками Ойо’Нви и – едва уловимо – жареной рыбой.