Солнечный змей

Токацин .

Некоторые уже умерли – неподвижно лежали под обломками кораблей, у стен своих домов, съёжившись и прижав окровавленные ладони ко рту. Другие ещё шевелились, пытались ползти, вставали, покачиваясь, и складывались пополам, выплёвывая кровь. Сармат в красной броне ударил «чёрного» по плечу и коротко хохотнул, тыкая пальцем в экран. Там лежал, направив нос в небо, тёмно-зелёный корабль с бластерами на крыльях, и человек свисал из его люка, лицом вверх, неестественно вывернув шею. Глаза его вытекли, на щеках засохла кровь. Речник, вздрогнув, посмотрел

на свою руку… да, такая же серовато-зелёная одежда, слишком тонкая, чтобы стать бронёй…

У корабля были ещё люди – они судорожно царапали себе лица, пытаясь содрать маски. Один из них стоял, прислонившись спиной к броне, и кричал что-то в небо – бесполезный фильтр, наполовину оторванный, свисал на грудь, рот широко раскрывался. Потом его повело в сторону, и он схватился за грудь, мучительно кашляя, и сплюнул на землю чёрной слюной.

– Сработало, – довольно кивнул сармат в чёрной броне, и Фрисс вздрогнул ещё раз – будто ледяной плетью заехали по спине. «Гедимин?!»

– Ты знаешь, что делаешь, Гедимин Кет, – посмотрел на него «красный». – Ты накрыл этот обезьянник. Так бы всегда! Как считаешь, многие добежали до убежищ?

– Излучение догнало всех, – «чёрный» внимательно рассматривал развалины. – Ни к чему терять время. Успеем ударить ещё раз. Цель?

– Смотри, – «красный» щелчком кнопки смахнул всё с экранов. – Вот она. Флот и купол на нас, с тебя – красивый взрыв. Не подведи, Гедимин, пусть макаки увидят зелёное солнце!

Он с силой сжал плечо сармата. Тот хмыкнул.

– Ца атеска! Выводи на цель. Мне нужно семь или восемь секунд до нырка.

– Будет, – кивнул «красный». – Действуй. Ца атеска!

Фрисс вжался в стену, но сармат не пошёл в его коридор – скрылся в большом люке чуть левее, и тяжёлые шаги затихли. Гедимин снова хмыкнул и покосился на пульт. Стены мелко задрожали, экран замерцал, но сармат не шелохнулся – он смотрел на очертания города, выплывающие из стеклянного тумана. Ещё один Старый Город, башни, пронзающие небеса, стекло и сталь…

Что-то невидимое сбоку надавило на уши Речника, он судорожно сглотнул. Город приближался, Древний Сармат замер на месте и очень медленно потянулся к пульту. Фрисс шагнул вперёд, поднимая бластер.

– Стой!

Он не ждал, что его услышат, – обугленные стены и люди, захлёбывающиеся кровью, всё ещё стояли перед глазами, и сердце колотилось в горле. Пальцы до боли стиснули рукоять. «Обжечь лицо. Чтобы не дотянулся. Потом – в пульт,» – мысли стрелами свистели в голове. Кнопка на рукояти плавно погрузилась в металл.

Сармат успел повернуться – на самую малость. Луч сверкнул, впиваясь в его затылок – чуть-чуть позади виска – и оставляя чёрную дыру, и экран вспыхнул и вздулся пузырями. Руки сармата вздрогнули и повисли, он неловко, боком, повалился на пульт – экраны полыхнули красным – прокатился по нему, ломая рычажки, и рухнул навзничь. Фрисс, выронив бластер, бросился к упавшему, уже видя выжженную дыру на месте глаза и судорожно сгибающиеся

пальцы.

– Гедимин! – он обхватил ладонями голову сармата – от серой кожи ещё шёл жар. Уцелевший глаз Древнего удивлённо смотрел прямо на Речника. Губы сармата едва заметно шевельнулись.

– Фриссгейн?!

Град холодных брызг накрыл Речника, и он взвыл – но ни звука не сорвалось с оцепеневших губ. Яд сковал его прочнее оков. Он всё ещё лежал в трюме вакаахванчи, и белая крыса, вырвав из его груди короткую тонкую стрелу, украдкой слизывала кровь. Речник зажмурился и стиснул зубы, ногти до боли впились в онемевшую ладонь.

«Гедимин видел меня. Узнал меня. Он был там, не морок – это точно был он! И я… я убил его,» – кровь брызнула из-под ногтей, но Фрисс ничего не заметил. «Я стрелял в него, в безоружного… в спину…»

Он тихо застонал.

– Уже воешь, коатек? – кто-то пнул его под рёбра, и крыса сердито взвизгнула, хвостом, как плетью, проходясь по ногам стражника.

– Через полдня мы будем в Джегимсе, – сказал Призыватель, вытирая Речнику лицо. – Что бы ты ни совершил, Водяной Стрелок, кровью ты смоешь вину. Да пошлёт тебе Укухласи лёгкую смерть!

– Призыватель, – язык и губы ещё подчинялись Фриссу, но слова куда-то разбежались. – Что… где Нецис? Я хочу… поговорить… с ним. Ради всех богов…

Стражники переглянулись и потянулись к стреляющим трубкам. Крыса подпрыгнула на пол-локтя вверх и метнулась к стене.

– Если позволит почтенный Яо, – пробормотала она и заторопилась к лестнице. Стражники, воткнув в Речника стрелу, пошли следом, то и дело на него оглядываясь. Он попытался закрыть глаза – получилось. Похоже, он начал привыкать к яду, – он снова чувствовал веки и губы, и даже мог шевелить ими, хоть и очень медленно.

Когда он снова открыл глаза, воины Ксази снова выстроились вокруг, а Призыватель торопливо слизывал кровь. Кожа вокруг ранки покраснела, каждое прикосновение отзывалось болью. За стеной было тихо – движители замолчали, и корабль не поскрипывал бортами на поворотах, и пол не раскачивался вместе с Речником. Дверца была открыта и покачивалась на сквозняке, снаружи едва уловимо тянуло илом, рыбьей чешуёй и мокрым камнем. Где-то совсем рядом текла большая река.

– Где мы? – прохрипел он, и крыса снова отлетела в сторону, испуганно сверкнув глазами.

– В Джегимсе, – ответила она, опомнившись, и поднесла к губам Речника фляжку с жижей, пахнущей варёной рыбой и водорослями. – Пей, Водяной Стрелок, набирайся сил. Скоро ты предстанешь перед Укухласи.

«Джегимс…» – Фрисс жадно вдыхал мокрый речной ветер. «Тут есть река. Значит, болотный туман здесь пожиже и не так выедает разум. Должен тут хоть кто-то дружить с головой и слушать, что ему говорят!»

Он залпом осушил флягу. Внутри потеплело, в голове прояснилось.

– Призыватель! – он встретился взглядом с крысой. – Кто главный у Умма Ксази? Верховный жрец? Кому подчиняется Яо?