Солнечный змей

Токацин .

– Укухласи?! Славы и силы! – Речник широко усмехнулся, вскинул голову – глаза статуи, на миг засиявшие синевой, медленно гасли. Рядом шевельнулся и тихо застонал Нецис. Речник растерянно мигнул, помотал головой и бросился к Некроманту.

Нецис уже сбросил путы и сидел, подставив лицо под капли. Ранки и порезы на груди затянулись бесследно. Рядом, положив голову на колени колдуна, растянулся Алсаг и лениво жмурился. Капли падали ему на уши, он вздрагивал, прижимал их, но не двигался с места. Некромант рассеянно ощупал его лапу, сняв последние повязки, довольно кивнул и посмотрел на Речника.

– Боги! Нецис, я боялся, что живым тебя

не увижу, – Фрисс обнял его, не обращая внимания на холод, идущий от белесой кожи. – Это я втащил тебя во всё это…

Некромант судорожно вздохнул и прижал Речника к себе.

– Ты вернулся за мной там, на корабле, – прошептал он на ухо Фриссу. – Мог уйти, должен был уйти, но вернулся. Спасибо…

– Да ну, проку от моего возвращения, – смутился Речник. – Нецис, ты встать можешь? Пора уходить отсюда. Не хватало ещё дождаться местных!

Каменная дверь лязгнула, огненный шар повис под дырой в крыше, озарив храм изнутри, и мокрые листья вспыхнули золотом и рубином. Алсаг подпрыгнул на месте, разворачивая перепонки на хвосте, Фрисс рывком поднялся, оттеснив Нециса за спину, и выставил перед собой руку.

– Ал-лийн!

Водяной шар вздулся и расплющился, превращаясь в мерцающую стену между ним и теми, кто стоял у входа в зал. Сквозь водяное марево Фрисс видел красную броню, чёрный ушастый шлем и бледную кожу на панцирях. Тот, кто в шлеме, шагнул вперёд, показывая Речнику пустые ладони.

– Отчего ты думаешь, что мы лишены чести? – спокойно спросил Унгвана; в его голосе не было ни страха, ни удивления, как будто иного он и не ждал. Сверкающие водяные капли всё падали с листьев, скатывались по плечам Речника, и он чувствовал, как уходит тупая ноющая боль из черепа, и тело наполняется силой.

– Укухласи, справедливая, сказала своё слово, и мы его услышали, – продолжал Унгвана, бесстрастно глядя на пленников сквозь водяной диск. – Вас, троих, она признала невиновными и заслуживающими жизни. Пусть это странно звучит для нас, Нор’иси, но, видимо, бывают и добродетельные коатеки, и вы – из них. Вы, трое, свободны и чисты перед богами и смертными. Я, Унгвана, обещаю.

Водяной шар разлетелся брызгами. Фрисс растерянно смотрел на жреца. Чёрные глаза-провалы по-прежнему ничего не выражали. Четверо норцев за его спиной с почтением глядели на Укухласи, прижав ладони к груди.

– Ты сказал – мы свободны? Мы уйдём отсюда, и вы не погонитесь за нами, не насажаете в нас стрел и не свяжете магией? – нахмурился Речник. – И все Ксази забудут, как нас звать, и никто не…

Унгвана склонил голову.

– Вы перенесли боль и унижения, – бесстрастно сказал он. – Я об этом сожалею. Веришь ты мне или нет – но будет так. Никто из Ксази больше не преградит вам путь. Укухласи говорит, что вы должны жить и делать то, что делаете, остальное не волнует Умма Ксази. Ты согласен, Яо Ксази?

Южанин в красной броне по правую руку от жреца вздрогнул и шагнул вперёд.

– Я повинуюсь слову Укухласи, – пробормотал он, опускаясь на колени и прикасаясь лбом к полу. – Я прошу прощения за сделанное и сказанное. Я был несправедлив к вам, о коатеки. Слово за вами.

Четверо жрецов отступили от Яо, Унгвана взглянул на Фрисса, как будто чего-то от него ожидая. Речник нахмурился и ощупал свою грудь – следа от ноги Яо, разумеется, не осталось, но кожа до сих пор горела при одном воспоминании. Он сделал шаг к стоящему на коленях. Никто не двинулся с места.

– И кто теперь похож на гнилую чинпу? – Фрисс поморщился

и отвёл взгляд от Яо. – Мы не коатеки – мы люди Великой Реки, и это видно каждому, у кого не срослись веки. Разбирайся со своими жрецами сам, о Унгвана. Где мои мечи и моя Двухвостка?..

…Утро выдалось солнечным, небесный огонь без препятствий лился на мостовые и силился испепелить каждый камень и каждый лист, и слабый ветерок с речной пристани не мог развеять удушливую жару. Впору было раздеться догола, собственная кожа казалась тесной и жаркой – но Фрисс, не обращая внимания ни на духоту, ни на солнечный огонь, сидел в боевых доспехах, туго затянув все ремешки, и даже не отгонял от себя Алсага, пристроившего раскалённую голову на бедро. Нецис в тёмно-серой кольчуге из чешуй праха сидел рядом и ел так, будто его не кормили лет двести. Блюдо с жареной рыбой почти уже опустело, на нём не осталось даже костей, и теперь Некромант тщательно вымакивал лепёшками жижу, оставшуюся на дне плошки с яусурвой. Фрисс из вежливости оторвал половину лепёшки, макнул в яусурву – и так и сидел с едой в руке, давно остывшей, и не решался донести её до рта. Вторая рука у него была свободна – и он осушал уже третью чашку светло-жёлтой пенной мвенги – странного местного вина, приятного, но коварного, как нерсийская топь. Алсаг уже не косился ни на плошки, ни на оплетённый листьями кувшин – он был сыт и доволен, и что-то мерно рокотало в его горле.

На груди Фрисса белела подвешенная за хвост рыба, тщательно вырезанная из кости – Речник подозревал, что из кости кого-то разумного, и такая же подвеска добавилась к двум другим на шее Нециса. Каждый, кто заходил под навес постоялого двора у стен храма Укухласи, останавливался на пороге, впивался взглядом в лица путников, потом – в их амулеты, хватал ртом воздух и с большим трудом отворачивался и шёл дальше. Фрисс, махнув на всех рукой, сидел вполоборота к двери и глядел на Нециса. Некромант поглощал рыбу, но Речник не сомневался – его слушают, и очень внимательно.

– Он ведь узнал меня, Нецис. Узнал. У него тут дыра была… чёрная дыра, и кожа вокруг обуглилась, у него только один глаз был… и он смотрел на меня. Он удивился, но… не пытался ничего сделать мне, ничего… – Фрисс помотал головой и судорожно вздохнул. – Это Гедимин был. Не морок, не призрак – он сам. И он убивал так страшно… он же не мог, я знаю, не мог…

Нецис сочувственно покачал головой и на миг оторвался от плошки.

– Фрисс, я совсем не знаю Гедимина. Тебе виднее. Это сны о какой-то очень далёкой войне. Гедимин, возможно, знает её, а я – нет.

Речник нахмурился.

– Нецис… Я ведь пообещал ему весной… пообещал, что никогда не выстрелю в него. А теперь… Ведь я даже не окликнул его, не позвал по имени…

– Та-а… Думаю, ваша встреча во сне навряд ли навредила ему наяву, – покачал головой Некромант. – И если он видел то же, что и ты, он поймёт тебя. Куда больше мне интересен воин в красном и золотом. У него щупальца ниоткуда не свисали?

Фрисс изумлённо мигнул.

– Щупальца?!

– Солнечный змей без ума от крови. Когда он заставляет друзей и родичей убивать друг друга, это… – Нецис задумчиво сощурился. – Это для него – как для Алсага хмель, а для тебя – купание. Он непременно заглянул бы в такой сон. И красный воин, радующийся крови и приказывающий убивать… та-а, синхи… возможно, тень змея в твоём сне. В другой раз присмотрись к таким теням. Ты воюешь во сне, Фрисс, но твой враг – не Гедимин, так и оставь его в покое…