Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Майоров Николай Петрович

II

И вот — чем дальше, тем яснее, И вот — чем дальше, тем видней Неправедная повесть дней. Не знаю, что мне делать с нею. Тепло больничных коридоров, Тюремно-медицинский норов Свежеокрашенных палат. Мирись, мой ангел, рад-не рад, Без возражений, разговоров.

III

Устав больничного гарема Не до конца преображен — Неопытная теорема Благих, трудолюбивых жен. Декабрь, оттаявший, нетвердый, Утрами синий полусвет. Индустриальные рекорды, Столбцы стахановских газет… Скарлатинозная

палата — Белоголовый детский сад — Сорокадневная расплата, Живой сорокадневный ад. И взоры, никнущие долу, Ресницы, устремленны ниц. Хвала прекраснейшему полу От сумароковских страниц. Декабрь 1935. Плехановская больница. Воронеж. ^{331}

332. «Она святого Иордана…»

Она святого Иордана Полдневный зной, безводный луг, Веселости, любви, обмана Неиссякаемый досуг. Она долина Хараара, Непокоренная пока, — Веселости, любви, пожара Глубоководная река. Январь 1936. Воронеж ^{332}

333. «Живя самоконтролем бдительным…»

Живя самоконтролем бдительным, Нежна, румяна и бела — Она мила, и утвердительно О том свидетельствуют зеркала. Апрель 1936. Воронеж

334. Баллада

В силу удельного веса, Меньшего веса воды, Вдоль затонувшего леса Плыли весенние льды. Доски забора намокли, Подмыт половодьем сарай. Над гатью заречной не молкнет Галок полуночный грай. Галки не молкнут, а кроме Не молкнут огни фонарей. На приземленном пароме Смена плывущих теней. Посылка Галок полночных рулады Слушать воде довелось. Истоки неточной баллады — Дождинки на ветках берез. Апрель — май 1936. Воронеж — Ленинград 1938. ^{334}

335. «Высокий, плотный гражданин…»

Высокий, плотный гражданин, Надев колесные очки, Идет проспектом не один: Ведет с собою каблучки. Она идет, идет сама. Она его уводит прочь. Как неустойчива зима — Страдает оттепелью ночь. Декабрь 1936. Ленинград

336. «Я проездом на беду…»

Я проездом на беду Посетил звериную столицу, Т. е. я гулял в большом саду, Я рассматривал животных лица. А теперь мартышка на трубе Удочкою ловит дым багровый, На боярских на воротах, на гербе Бык и окунь волокут оковы. Расплескалась чистая криница, Хмара непутевая нависла; На селе известная синица По воду шагает с коромыслом. Дятлы ветви тополя качают, Раскачали и качают снова, И глаза в листве не различают Памятник чугунного Крылова. Июль 1937. Бобрицы

337. «Раскрутился змеистый снежок…»

О.М.

Раскрутился змеистый снежок. Путь заказан Владимиру чинный. С двери отнят засов. Послух свечи возжёг Чистой Матери Десятинной. Ночь стоит. По морозу полозья скрипят. Кони глазом косят озверело: О дощатые стены домовья не в лад Ударяется мерзлое тело. <1939?> ^{337}

338. «И вот теперь — в часы уединенья…»

И

вот теперь — в часы уединенья В присутствии недремлющих чудес, Когда вы слышите своих сердец биенье, — На воды, нежный луг, дворцы и лес Защитою от злого разрушенья, Друзья, зовите благодать небес; Чтоб вечность саду дивному дала, Молите нимфу Царского Села. Подражание Ариосту на материале Царского Села с использованием работы Пушкина и Катенина, с учетом собственного лирического опыта. 4 августа 1940

339. «Преимущество тех, кто остались в живых…»

Преимущество тех, кто остались в живых, Только в том, что за ними права О друзьях, о соперниках бывших своих Произнесть приговора слова; Преимущество в том, что не страшен ответ. Не уколет насмешливый взор, Потому что такого и взора-то нет, Да немыслим и сам разговор. В этом тихая скука и нудная боль, Это зло, это холод и мрак… Ни чужих поцелуев, ни чужого «позволь» Не воротишь оттуда никак. И тогда начинаешь смешное — любить, Начинаешь дурное — жалеть, Потому что тому, неживому — не быть, То есть с нами не жить, не стареть. Удивленья достойны и скупость людей, И упрямство божественных жен. Хороводу сентябрьских солнечных дней Срок ничтожнейший положен. 8-10 сентября 1942

340. «Отпусти. Нет сил тебе молиться…»

Отпусти. Нет сил тебе молиться, А любить ко мне ты не придешь. Древняя твоя столица Спит еще. Над ней рассвет хорош. Именно — хорош холодным светом, Безразличным солнечным теплом… В мире, брошенном поэтом, Перекатывает поздний гром. В этой зеленеющей пустыне Всё зовется именем твоим. Для чего — от века и поныне Я такою мукою томим? Для чего свою узнал потерю, Если усыпленною душой Я ни утру, ни себе не верю, Что ты ночью не была со мной? <Июль — сентябрь 1942>

341. «31 августа»

Как судьбу косматую отрину, Огоньки сгоню с болот. Год назад я потерял Марину И не знал об этом целый год. Происшедшее теперь яснее, Объяснимей лютый смысл утрат: Сам того не зная — с нею Я утратил милый Ленинград. И когда, с высот склоняясь, в очи Смотрят звезды бархатных очей, Я утратил средь кромешной ночи Зной и негу киевских ночей. И еще — спасите, люди, люди! — Боль и холод каменных сердец — Залпы собственных орудий Царскосельский ранили дворец. Новое свершается крещенье Той неравной танковой войны. А в тебе и слезы, и прощенье, Нежная, погибшая за ны… <Июль — сентябрь 1942>

342. «То кладбище Марьиной Рощи…»

Э.Г.

То кладбище Марьиной Рощи, Где нынче всеобуча пункт, Имеет разрыхленный грунт, В нем влажные, тленные мощи. А зелень здесь, будто на даче. По пояс учебный окоп Копает боец. Но задаче Мешает откопанный гроб. Бежать мне от смерти куда? По совести — больше не надо: Вперед на большие года Довольно смертей Ленинграда. Меня-то какие причины От смерти спасали в бою? В Москве я. О смерти Марины За чаем от вас узнаю. Вот — о совпаденьях рассказ. Что в жизни случайностей проще: Ее — я услышал от вас — Вы видели в Марьиной Роще. Июль — сентябрь 1942. Марьина Роща. ^{342}